ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ РЕЖИМ

НАЗАД    ОГЛАВЛЕНИЕ    ВПЕРЕД

2.4. Влияние демократии на совершенствование политических систем 

Санжаревский И.И. Пропорциональность в современных социально-политических отношениях

/ Под ред. проф. В.М. Долгова. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2004. – 144 с.

Государство – это часть общества, обладающая силой, властью и авторитетом для распределения ресурсов и средств, поддерживающих политическую систему. Сторонники конфликтологического подхода, рассматривая государство, основное внимание уделяют борьбе различных групп людей за ограниченные ресурсы. Сторонники теории функционализма основное значение придают тем аспектам политической власти, которые основаны на сотрудничестве. Т. Парсонс полагал, что общество делает цивилизованной и нравственно совершенствует человеческую натуру[1].

Политическая жизнь представляет собой процесс установления пропорций. Одна из ключевых категорий, выражающих пропорциональность в этой сфере, – категория «власть»[2]. Власть – это способность субъекта принимать решения и добиваться  их выполнения, способность принимать законы, поддерживать порядок, защищать общество от врагов. Мы будем рассматривать власть как способность регулирования пропорций общественных отношений и способность мобилизовать общество для достижения поставленной цели – определенной пропорции. Нередко смысловое наполнение категории «власть» отождествляется со смыслом категории «сила». Сила изначально имеет концентрированную область применения (именно эта концентрированность и превращает обычное действие в действие силовое) и потому не может быть равномерно распределена по всем элементам формирующейся социально-политической пропорции[3]. Эта особенность исконно служила главным аргументом консерваторов и либералов против демократии и почвой для определения ее как системы неэкономичной, нерационально организованной и неэффективно действующей[4], нуждающейся в мистифицирующей политику идеологии и применении других дополнительных мер морального и физического воздействия на граждан для того, чтобы они в каждый момент своего существования не забывали о своей гражданской обязанности.

Власть недемократичная может обходиться и без применения силы. Достаточным основанием гражданского повиновения выступает реальность угрозы применения силы со стороны власти. Демократия и авторитаризм как принципы придают политической системе две достаточно различные пропорциональности. Различие этих двух типов пропорциональности обычно обнаруживается при помощи категории «авторитет власти», сообразующей между собой формальные структуры власти, ее ресурсы и намерения[5].

От самых истоков мировой политической мысли берет начало дис­куссия о том, на чем должен быть основан «авторитет» власти, то есть ее способность вызывать в обществе согласие к подчинению. В ряду версий, делавших упор на прямое насилие, на интеллектуальное превосходство носителя государственной власти, на его точное следование предписаниям закона, с тех же самых древнейших времен существовала версия (одним из первых ее сформулировал Конфуций), согласно которой в мире политики в отношениях властвования и подчинения все должно быть пропорционально так же точно, как и в мире природы и мире вещей, окружающих человека. И ориентиром для политической пропорциональности (почти сакральной ценностью) должен быть прошлый политический опыт социума и отдельного человека. Авторитетна власть, которая чтит традицию. Тем более что апелляция к общественной традиции избавляет ее от концентрации силы на отдельных участках администрирования и соответственно от опасности своими действиями спровоцировать дисбаланс в социально-политической системе.

Это пространное теоретическое отступление дает возможность понять сущность проблемы модернизации «традиционных» политических систем (большинство политологов относят Россию именно к этому типу политических систем) при помощи демократических ценностей, идей и институтов. По природе своей демократия как концепция государственного властвования и подчинения выступает антиподом более древней и устойчивой традиции авторитаризма у большинства народов. Несмотря на усилия современных отечественных публицистов и политологов удревнить до раннего Средневековья истоки отечественной «демократической традиции», для современного общества она является новым и неизвестным опытом. Пожалуй, из всех современных народов, взявших в своем социально-политическом и экономическом развитии курс на демократию, только граждане североамериканских штатов могут с полным основанием считать демократию своей исконной национальной традицией.

Проблема совершенствования социально-политических систем при помощи демократии в том и состоит, что обществу в какой-то момент предлагается сделать выбор между традицией как зримым воплощением исторически выверенных пропорциональностей, традицией, избавляющей власть и общество от тупиковых конфликтов и «лишних» взаимных претензий, и новой, неапробированной пропорциональностью демократической системой, основанной на равномерном распределении гражданских прав и обязанностей, определенном соотношении функций и ответственности «ветвей власти»[6].

Любому социуму в этой ситуации приходится затрачивать более или менее значительный отрезок исторического времени, чтобы разобраться в преимуществах демократии как конкретной формы воплощения принципа пропорциональности. Поэтому, как представляется, закономерны те трудности выбора в пользу демократической пропорциональности социально-политических систем, которые демонстрирует современная Россия.

Для науки проблема определения своего отношения к демократической модели социально-политической пропорциональности связана с поиском аргументов в пользу большего преимущества систем, основанных на демократической пропорциональности, перед системами, демонстрирующими традиционные модели пропорциональности.

Здесь есть трудность чисто методологического плана, связанная с тем, что по традиции, унаследованной от классического позитивизма, ученые предпочитают видеть предпосылку для исторического прогресса в многообразии взаимодействующих форм и принципов[7]. Именно такое богатое разнообразие демонстрируют обычно традиционные системы. Тогда как унификация воспринимается в качестве объективной предрасположенности системы к стагнации. Однако такая унифицированность пропорций свойственна современной демократии и даже часто декларируется учеными как идеал, к которому должно стремиться человечество.

Эта методологическая трудность может быть преодолена, если оценивать демократическую пропорциональность не как изначально и навсегда данную модель отношений и связей в социально-политической системе, а как процесс внутреннего совершенствования пропорции.

Поскольку демократическое государство при всех отличиях от государства авторитарного все же не теряет своих базовых государственных характеристик, то совершенствование внутренних пропорций в демократической системе сопряжено с этими базовыми функциями. Исторически сложилось так, что государство как социально-политический институт обладает: монополией на нормирование отношений в обществе (законодательная власть). Никто кроме государства не имеет в обществе права издавать законы, определять основные нормы человеческого поведения и взаимодействия, но это не значит, что все сферы жизни общества нормируются  государством. Например, есть сфера  жизни, которая регулируется нормами  нравственности (морали) – уважительное  отношение  к старшим, к женщине,  покровительственное, нравоучительное отношение к детям и т.п.

Государство обладает и монополией на регулирование общественных отношений, вплоть до применения вооруженной силы (исполнительная власть). Но это тоже не значит, что государство контролирует все сферы общественной жизни. Примером могут служить религиозные формы регулирования человеческих отношений, наличие вооруженных бандитских формирований, мафиозных структур и т.п., которые оказывают значительное влияние на систему общественных отношений. Но на основе норм государства милиционер, «отрегулировавший» отношения с помощью резиновой дубинки, защищен государством, а на остальных «регуляторов» государственная машина обрушивается, как правило, всей своей мощью, дабы защитить свои монополии.

Государство обладает также монополией на разрешение социальных конфликтов (судебная власть). Никто, кроме суда, не может признать личность виновной. Но нам также известно, что есть и религиозные суды (например, по законам шариата), есть примеры линчевания, мафиозных разборок и т.п.

Естественными экономическими монополиями государство считает те, которые принадлежат ему: выпуск денежных знаков, монополия на землю, недра, на выпуск водки, вооружение, а также торговля ими и т.д. В экономической сфере государство всеми своими силами стремится сохранить свою монополию: фальшивомонетчики изолируются государством от общества, строго наказываются те, кто выпускает так называемую подпольную водку, оружие и т.п.[8]

Вопрос можно поставить так: содействует или нет демократическая пропорциональность институтов, ценностей и идей осуществлению всех этих задач, стоящих перед современным государством?

Эту постановку задачи можно дополнить еще одним условием. Социально-политическое пространство, сферу, не опосредованную и относительно не зависимую от государства, называют гражданским обществом. Но они взаимодействуют, существуют в рамках конкретной социально-политической системы. Гражданское общество включает в себя многообразные и переплетающиеся хозяйственно-экономические, семейно-родственные, культурные, этнические, религиозные, моральные, первичные политические и т.п. взаимоотношения и взаимосвязи между индивидами и их различными объединениями[9].

В настоящее время исторически сложились и существуют две основные трактовки гражданского общества. Гражданское общество как категория обществоведения было введено в науку Аристотелем. В трактовке его последователей (в первую очередь Г.Ф. Гегеля) государство есть не что иное, как совокупность граждан, гражданское сообщество. В современной научной литературе гражданское общество идентифицируется с государством особого типа, в котором юридически обеспечены и политически защищены основные права и свободы личности, в силу чего оно может считаться «цивилизованным, то есть гражданским обществом»[10].

Вторая трактовка связана с представлением о гражданском обществе как сфере негосударственных отношений, структур, институтов. Она включает две позиции. Согласно одной из них гражданское общество есть система независимых и автономных от государства институтов и отношений, основанных на свободе личности, политическом плюрализме и демократическом правосознании. Другая позиция рассматривает его как феномен, институциональной основой которого являются социальные группы, организации и движения «неполитического характера». При всех различиях оценок и определений все же понятно, что государство и гражданское общество также образуют определенную пропорцию. Какого рода?

Государство – это социально-политический институт, обладающий монопольным правом нормирования отношений (законодательная власть), регулирования отношений, вплоть до применения вооруженной силы (исполнительная власть), разрешения социальных конфликтов (судебная власть), естественными экономическими монополиями – теми, которые принадлежат ему (выпуск денежных знаков, монополия на землю, недра, на выпуск водки, вооружения, также торговля ими и т.д.).

Гражданское общество – это существование относительно самостоятельной сферы жизни общества независимо от государства, политики, при этом само государство выступает основным социально-политическим институтом гражданского общества, в котором юридически обеспечены и политически защищены главные права и свободы личности, в силу чего оно может считаться цивилизованным, то есть гражданским обществом.

Следовательно, каждая из систем, именуемых «государство» и «гражданское общество», находится в диалектической связи с другой системой. Располагаясь на полюсах политического пространства, обе системы совершают колебательные движения относительно некоторой условной нулевой точки, в качестве которой выступает совокупный опыт исторического взаимодействия общества и государственной власти. Демократия допускает самостоятельную ценность как государственного, так и общественного политического опыта и тем самым минимизирует потенциальную возможность для государства сомневаться в ценности исторического опыта социума. А обществу дает меньше поводов сомневаться в «мудрости» государственного начала как такового. Демократия, таким образом, также нацелена на активизацию исторической традиции в политике, но не в форме четкого определения приоритетности властной либо, что бывает чаще, общественной традиции, а в форме тонкого баланса взаимного признания обществом и государством самодостаточности и самостоятельной ценности их исторического опыта.

Этот тонкий баланс, как заметил еще Ф. Ницше, лучше всего выражает понятие «культура». В широком смысле этим понятием можно обозначить все изменения в природе, происходящие под воздействием человека, в отличие от тех изменений, которые вызваны естественными причинами. При таком подходе культура предстает как сотворенная человеком «вторая природа», надстроенная над первой, естественной природой, как весь созданный человеком мир. Культура включает в себя результаты материального и духовного производства. Таков общефилософский подход к культуре[11].

Культуру часто называют еще и инструментом в социальной практике, и такое ее определение подразумевает конкретизацию функций. Одна из важнейших политических функций культуры состоит в обозначении общих ориентиров и условий взаимодействия общества и государства в политическом пространстве, то есть в обозначении того самого условного центра политического пространства, вокруг которого выстраивается пропорциональность отношений властвования и подчинения.

Каждое конкретное сообщество (государство, народность и т.д.) создает на протяжении многих веков свою собственную культуру, которая связывает государство и общество еще и в историческом времени. И здесь пропорциональность политических отношений выстраивается как баланс между прошлым и будущим. Этот момент имеет важное методологическое значение для современной политической науки, определившейся в плане пространственных границ предмета своего внимания, но не очень четко пока представляющей хронологические рамки предмета. В принципе политическая наука должна изучать современность. Но в силу широкой семантики понятия «современность» возникает и различие в понимании предмета политологии: современен он или нет? Мы говорим, например, об особенностях генезиса современной российской демократии и ищем ее корни во временах Средневековья. Соответствует такая методология политологического анализа представлению о политической науке как науке о современном качестве политической жизни или нет?

Вероятно, использование при проведении политологического анализа тех представлений о современности, которые исповедуются исторической наукой и имеют преимущественно календарный характер, не вполне целесообразно. Целесообразней представить современность и соответственно предмет анализа, вписанный в эту современность, именно как состояние баланса идеи, института, процесса между прошлым и будущим.

В этом ракурсе проблема демократии как исторического опыта «прогрессивного человечества» и как вновь совершаемого многими народами цивилизационного выбора оказывается не столь противоречивой, как это внешне выглядит. Демократия в этом ракурсе выглядит как определенная пропорциональность в развитии социально-политических систем, сформировавшаяся на стыке прошлого и будущего современной глобальной цивилизации. Это значение идеи и опыта демократии как условного организующего центра мирового политического пространства, вокруг которого выстраиваются все прочие пропорции, объединяемые категорией «демократический выбор», по-видимому, до конца так и не осознано отечественным политологическим сообществом, внимание которого по традиции, унаследованной от западной науки, продолжают привлекать институциональные характеристики демократии и институциональные характеристики ее влияния на состояние политических систем.

Институциональный подход многое дал современной политической науке. Но он естественным образом «тянет» исследователя в мир универсалий, не поддающихся точному сопряжению с объективной реальностью. Например, американский этнограф Джордж Мердок выделил более 60 культурных универсалий, свойственных всем обществам: язык, религию, символы, изготовление орудий труда, сексуальные ограничения, обычай делать подарки, спорт, украшения и т.д. Но за каждой из этих универсалий, важных для институциональной характеристики демократической и вообще любой социально-политической системы, стоит реальная религия, язык и т.д., не совпадающие по своим принципиальным характеристикам с базовыми признаками универсалии[12].

Конкретизируя представление о политике как культуре, можно сказать, что демократия как определенная процедура доведения политического пространства до состояния оптимальной пропорциональности наиболее соответствует такому определению. Потому, во-первых, что в демократии как идее и системе ярко выражен ценностный аспект. Очень часто вообще под культурой (и это переносится на понимание политической культуры) понимают систему общих для людей ценностей, представлений о жизни, объединенных одинаковым образом жизни[13]. Культура рассматривается как сложное динамичное образование, имеющее социальную природу и выражающееся в социальных отношениях, направленных на создание, усвоение, сохранение, передачу и распространение предметов, идей, ценностных представлений и т.д., обеспечивающих взаимопонимание людей в различных социальных ситуациях. Ценности – это социально одобряемые и разделяемые большинством людей представления о том, что такое добро, справедливость, любовь, дружба. Ценности не подвергаются сомнению и служат эталоном, идеалом для всех людей, они имеют исключительно положительное значение для существования и развития людей. Если верность в дружбе или в супружестве является ценностью, то нарушение ее считается предательством. Без ценностей не обходится ни одно общество. А люди могут выбирать: признавать или нет те или иные ценности. Для одних главная ценность – деньги, для других – моральная безупречность.

Если сравнивать демократию с другими моделями организации политических систем и с другими идеологиями, она выигрывает в плане большей толерантности в вопросах интеграции в политическую жизнь традиций и обычаев[14]. Обычаи – это, в данном случае, одобряемые обществом массовые образцы действия, которые следует выполнять; это − все то, что унаследовано от политических предшественников: образцы поведения, ценности, вкусы, взгляды. Они относятся к культурному наследию, окружены почетом и уважением, служат объединяющим началом. Сама демократия, как уже было отмечено, для большинства народов мира не является традицией и даже, скорее, может быть названа ее отрицанием, но создает условия для более свободного функционирования традиции[15].

Это объяснимо. Во всех теоретических концепциях демократий, рождавшихся в Старом и Новом свете в последние несколько столетий, рефреном звучала мысль, что, при всех организационных недостатках, демократия имеет своим преимуществом перед авторитаризмом более развитое нравственное начало отношений властвования и подчинения[16]. Современная критика демократии также, по большей части, вращается вокруг тех моральных императивов, от которых постепенно отходит современная западная политика. А нравственное начало в жизни всех народов сопряжено с традицией. И, апеллируя к этому нравственному началу, демократия вынуждена давать и определенную свободу традиции, провозглашая лозунги религиозной терпимости, национально-культурной  автономии и т.д.

Демократия больше содействует пропорциональному состоянию политики как культуры и потому, что переносит принцип пропорциональности на сферу законотворчества. Когда мы говорим, что законы – это нормы поведения, оформленные парламентскими или правительственными документами, т.е. подкрепленные политическим авторитетом государства, то подразумеваем, что эти нормы внутренне пропорциональны и между ними соблюдена определенная пропорция. Соблюдена постольку, поскольку в демократической системе закон есть продукт согласования позиций законодательствующих субъектов. И постольку, поскольку все законы в демократических социально-политических структурах сообразованы с общей логикой гражданских и уголовных кодексов и прежде всего конституций. Посредством законов общество защищает самые важные и почитаемые ценности (жизнь человека, его достоинство, права, собственность), и вопрос соблюдения пропорций в этой сфере есть вопрос выживания социума.

Конкретное общество в своем существовании, основанное на оптимальной (для конкретного исторического времени и места) пропорциональности конкретных благ и ценностей, определяющих направление его развития, называется цивилизацией. В этом смысле демократия как культурная детерминация действительно сопряжена с цивилизационным прогрессом. Это отражено в понимании цивилизации как наиболее полного совпадения норм и правил государства с нормами и правилами гражданского общества, обеспечивающими свободное развитие личности. В научной и политической практике сегодня прижилось именно такое понимание критерия цивилизованности, что вносит в механику деления народов мира на цивилизованные и нецивилизованные момент насилия (США и Ирак, например), мотивированного борьбой за демократию и цивилизованность. В политическом лексиконе закрепилось соответствующее понятие – цивилизованное государство[17].

Подводя итог проведенному анализу вопроса влияния демократии на состояние социально-политических систем, необходимо отметить несколько принципиальных для понимания этого аспекта пропорциональности моментов. Демократия на современном этапе выступает в качестве эффективного инструмента приведения социально-политических систем в состояние оптимальной пропорциональности потому, что в ней самой как идее и как политической практике заключено много качеств, которые можно рассматривать в качестве материализации принципа пропорциональности. Подобно матрице пропорционально организованная демократическая теория или демократическая практика подбирает «под себя» и пропорционально выстраивает различные элементы предшествующих недемократических политических систем, доводит до большего совершенства существующие демократические системы. То есть она выполняет в отношении политической жизни социума те же полезные функции, которые культура выполняет в отношении других сфер социальной практики. В этом смысле можно говорить о наиболее полном воплощении в демократии принципа пропорциональности в той интерпретации, которая свойственна данной национальной культуре. Понятие «оптимальность пропорций» в отношении демократии необходимо принимать только с учетом его смысловой относительности. Если бы демократическая практика и теория дошли в своем развитии до идеального воплощения принципа пропорциональности, то развитие демократических социально-политических систем прекратилось бы полностью. Однако демократические системы именно потому четче других систем обозначают собой направленность цивилизационного прогресса, что они указывают общественному сознанию цель, приближают социум к этой цели, но в самый момент такого приближения оказывается, что сформулированная на почве представлений о демократической пропорциональности цель беднее и проще той, которая начинает обозначаться впереди и для достижения которой демократия в принципе уже создала предпосылки.

НАЗАД    ОГЛАВЛЕНИЕ    ВПЕРЕД