Баранов Н.А. Трансформации современной демократии:
Учебное пособие. СПб.: Балт. гос. техн. ун-т, 2006. 215 с
Глава 7.
Угрозы демократии
Широкое распространение демократических преобразований во многих странах мира не означает беспроблемного развития этого политического явления. Демократия является хрупкой системой, и если не создавать соответствующих условий для ее поддержания, то она будет разрушена. Общество ожидает, зачастую, немедленной отдачи от избранной власти, не задумываясь над тем, что сами граждане делают для того, чтобы система работала эффективно, чтобы представители народа выражали его интересы, были подконтрольны и управляемы. Такая проблема характерна и для России, как для страны, вставшей на путь демократического развития, граждане которой не избалованы вниманием власти и не искушенные в демократических тонкостях и нюансах.
Как показывает опыт развитых стран, у демократии существуют серьезные проблемы, разрешение которых является необходимым условием ее эффективного функционирования. Эти проблемы Ж.Бешлер называет «искажениями демократиями», Н.Боббио – «невыполненными обещаниями демократии», Ф.Шмиттер – «угрозами демократии», Ш.Эйзенштадт – «хрупкостью современных демократических режимов».
Роберт Даль отмечает неравенство граждан в качестве фундаментальной проблемы во всех демократических странах.[1] Перспектива развития демократии, с его точки зрения, зависит от степени приближения демоса (народа) к элите, принимающей решения. Совершенствование граждан, их активное участие в жизни общества и государства является необходимым условием развития демократии. И чем выше уровень политического участия, чем ближе граждане к постоянно возрастающему уровню требований к участникам политического процесса, тем ближе демократия к своему идеалу, к которому можно и нужно стремиться, но которого достичь невозможно.
Дж. Сартори истинным врагом, угрожающим демократии, считает требование более «чистой» и совершенной демократии.[2] Демократия не может не вызвать создания мифов, благоприятных для нее, но, своевременно не реализованные, мифы превращаются в утопию, разрушающую демократию. Он также считает, что демократия чревата тиранией, но носителем этой угрозы является не большинство, способное ослабить центры власти, а меньшинство, которое может воспользоваться трудностями демократической системы либо для ее уничтожения, либо для придания ей закрытого олигархического характера.
А.Пшеворский называет демократию системой упорядоченной неограниченности или организованной неопределенности.[3] Эта неопределенность также является той угрозой, которая может стать решающей при определении судьбы демократии. При авторитаризме, а особенно при тоталитарном строе, людям все понятно: кто осуществляет власть, от кого ожидать тех или иных щедрот. В условиях же неопределенности, к которым люди не сразу могут адаптироваться, а некоторые вообще не смогут этого сделать никогда, возникает соблазн возврата к той простой схеме, к которой все привыкли: лидер (вождь) – партия – народ. Система проста и понятна, и это является самой главной опасностью для демократии в странах, вставших на новый для себя путь развития. Как сделать демократию «полезной» для человека, отвечающей его интересам и подконтрольной обществу – вопрос, над решением которого работают ученые и политики многих стран. По мнению А.Ю.Мельвиля, именно неопределенность результатов демократического процесса при определенности его процедур как базовой черты демократии служит объяснением тому, что в реальной политической жизни мы сталкиваемся с весьма различными типами и формами демократии и целым спектром разных политических систем и режимов (полудемократических и полуавтортитарных), которые можно расположить в континууме между демократией и авторитаризмом.[4]
Существуют два способа добиться установления совершенного политического строя: во-первых, методом проб и ошибок прийти к единственному обеспечивающему стабильность решению; во-вторых, попытаться рационально познать такой строй и затем установить его. Рассуждая о неизбежном разрыве между идеалом и действительностью, Ж.Бешлер[5] вводит понятие «дефицита демократии», под которым он подразумевает не только недостатки, присущие демократии, как политическому строю, но и проблемы, возникающие в процессе становления демократии.
Эти дефициты, по мнению французского политолога, бывают двух видов. Первый возникает из-за расхождения между идеалом и действительностью, поскольку демократия – это процесс демократизации, растянутый во времени, чаще всего надолго: в каждый момент существует разрыв между тем, что должно и может быть осуществлено, и тем, что в действительности сделано. Другие дефициты связаны с обстоятельствами, мешающими исторически-конкретным демократиям приблизиться к своему идеалу.
Запаздывание демократий объясняется тем, что предыдущий строй оставил после себя недемократическое наследство, связанное с ликвидацией предшествующего политического режима, отягощенного традиционными пережитками, революционными преобразованиями, историческими особенностями.
Не поддающийся сокращению дефицит демократии Ж.Бешлер объясняет также неустранимыми враждебными обстоятельствами. Прежде всего, это экономический цикл, который не остается в устойчивом состоянии длительное время, что негативно сказывается на реализации обещаний, исходящих от правительства гражданам. Еще более значимым враждебным обстоятельством для демократии является социальное расслоение. В идеальной демократии распределение по мнению большинства исследователей должно быть не равным, а справедливым. Каждый получает свою долю власти, богатства, престижа в соответствии со своей компетентностью, вкладом в общее богатство и своими заслугами. Мобильность личности, как вертикальная, так и горизонтальная, должна быть высокой, что должно привести к созданию изменчивых, слабо выраженных и постоянно перестраивающихся иерархий.
Однако, реальность далека от демократического идеала, что объясняется преимуществами, которые дает близость к власти и которые могут передаваться следующему поколению. Это приводит к тому, что власть, престиж и богатство в значительной мере зависят от социального слоя, к которому принадлежит тот или иной индивидуум. В итоге компетентность, вклад в общее дело, природные дарования и личные заслуги могут быть принижены и лишены своих законных прав обладателями положения, унаследованного и сохраненного вопреки демократической справедливости. Возникающее, таким образом, социальное расслоение вызывает в демократическом обществе протесты против неравенства.
Ж.Бешлер различает три вида искажений демократии – политические, идеологические и моральные. Под политическими искажениями он понимает политический рынок, под которым подразумевается обмен, распределение и поиск. Обмен совершается между частной и государственной сферами. Частные интересы выступают в роли одной из сторон в обмене и предлагают свои голоса и содействие партнеру в ходе выборов. Их партнерами являются политики, которым нужны голоса и поддержка граждан для избрания в органы власти. Здесь возникает противоречие демократии. Так как демократия – это стремление в общих делах к общему благу, то возникает конфликт интересов между частным и общественным. Искажение демократии здесь тем более явно, чем активнее претворяются в жизнь частные интересы, что влечет за собой противоположный процесс – подавление частных интересов государственной сферой. Искажению подвергается деятельность политиков, которые свою деятельность направляют не на всеобщую пользу, пытаясь убедить граждан своей трактовкой общего блага и своей компетентностью в поиске верной цели. В итоге можно сделать вывод: политический рынок узаконивает нечестную игру.
Идеологические искажения возникают из-за того, что каждый принцип демократии может подвергнуться ложному толкованию, а каждое ложное толкование может привести к идеологическим выводам, опасным для демократии, если они будут применены на практике. Ж.Бешлер останавливается на двух наиболее распространенных и вредных принципах. Один из них - суверенность народа. Народ является абстракцией. Он представляет собой коллектив, который всегда безмолвствует, не обладая ни волей, ни способностью к действию. Объявить, что власть принадлежит народу, значит, создать реальную опасность замены народа его представителями, считающими себя легитимными носителями власти. А так как народ безмолвствует и ничего не решает, то эти представители становятся носителями неограниченной власти, что приводит к появлению автократических режимов.
Вторым идеологическим искажением является суждение о том, что демократия – это правление большинства. Ж.Бешлер считает, что оно безусловно справедливо для государственной сферы, а в сфере частных интересов проявляются искажения. Так, вместо того, чтобы выработать срединные интересы посредством регулируемого рынка в результате свободного торга, люди предпочитают организовывать общие собрания, на которых посредством голосования выявляется большинство, интересы которого навязываются остальным. Такая процедура, по мнению французского политолога, является неправомерной и незаконной в демократическом обществе, более того она дает возможность манипуляции со стороны организованных групп и служит оправданием для угнетения меньшинств. Доведенное до своего логического завершения правление большинства приводит к автократии.
Моральные искажения включают в себя все злоупотребления свободой, которые облегчаются гарантированностью гражданских свобод, разграничением государственной и частной сфер и принципом политической правомерности всех мнений и всех вкусов. Ученый акцентирует внимание на различии людей в их адаптации к окружающим жизненным условиям. Наиболее сильные, которых меньшинство, умеют четко ставить перед собой цели и стремиться к их реализации. Большинство включает в себя не самых сильных и не самых слабых, а обычных людей, которые способны справляться в с проблемами и нести ответственность за достигнутые результаты, в то время, как наиболее слабые, которых тоже меньшинство, оказываются неспособными решать возникающие проблемы. Они плохо адаптируются и не умеют самостоятельно и с пользой для себя переживать современную индивидуализацию.
Несмотря на перечисленные дефициты и искажения демократии, Ж.Бешлер довольно оптимистично смотрит в будущее демократического развития, обосновывая свой оптимизм тем, что во-первых, все они не могут существовать вечно, а во-вторых, их постепенное восполнение укрепляет стабильность демократии. Демократизация растягивается во времени, что неожиданным образом способствует стабильности. Современные демократические институты и практики способны мирно разрешать проблемы между властью и обществом путем смены команды, стоящей у власти, на честных справедливых выборах.
Идеальная модель демократии предполагает реализацию того, что Н.Боббио называет "обещаниями" демократии. Модель определяет недостатки общества, которые призвана исправлять демократия, а также направление ее развития. Тем не менее историческое развитие демократии выявило ее неспособность выполнить все "обещания". Норберто Боббио пытается проанализировать, насколько велики расхождения между теорией и практикой и представляют ли они угрозу демократии.
Он формулирует шесть невыполненных "обещаний".[6]
1. Идеальная модель демократии предполагает прямую связь между индивидом и коллективной властью. В реальности же между индивидом и государством существует множество промежуточных институтов в виде партий и других формальных и неформальных организаций.
2. Согласно современным демократическим теориям, общественный интерес должен был восторжествовать над множеством частных. Обеспечением того, чтобы представитель учитывал общественный интерес, а не интересы только своих отдельных избирателей, могла бы стать отмена императивного мандата (мандат на представительство их интересов вручает более или менее узкая группа избирателей). Но против этого выступили те организации, существование которых стало помехой выполнения первого "обещания".
3. В идеале демократия стремится к равному распределению власти и созданию такой формы политического сообщества, в котором не будет политических элит. В действительности политическая элита существует и при демократическом режиме.
4. Демократическая модель предполагает принятие коллективного решения с участием всех граждан по любому вопросу, влияющему на их социальную жизнь и отношения. Но в существующих демократических государствах процесс принятия решений происходит в специально созданных для этого институтах и лишь вопросы особой важности выносятся для принятия коллективного решения. Так что демократизация государства не означает демократизации социальной жизни.
5. Теоретически демократия обещает отсутствие всякой секретности в осуществлении политики, на деле же в современных демократических государствах всегда сохраняются области, осуществление власти в которых скрыто от общественного контроля.
6. Еще одно "обещание" идеальной демократии заключается в том, что любой гражданин сможет осознанно и грамотно реализовать свои права. На самом деле мы имеем дело с множеством граждан демократических государств, которые по ряду причин не в состоянии эффективно реализовать свои права и оказываются отчужденными от политической жизни.
Н.Боббио считает, что хотя расхождения теории и практики демократии имеются, они не представляют смертельной угрозы этому режиму: некоторые из "обещаний" были изначально невыполнимыми иллюзиями, другие несбывшимися надеждами, третьи встретили непреодолимые препятствия для своего выполнения. Невыполненные "обещания" могут сделать режим "менее демократичным", но не погубить его. Настоящие угрозы демократии скрываются в процедурной области. Эти угрозы, также представляющие собой невыполненные "обещания", можно рассматривать с точки зрения власти (правящих) и граждан (управляемых).
С первой точки зрения, демократия подвергается серьезной угрозе, если не соблюдаются демократические процедуры в процессе принятия решений. Таким образом, нарушается основной принцип демократии и она может погибнуть преобразовавшись в режим другого типа. С точки зрения управляемых, угрозу демократии представляет нарушение принципа публичности политики, когда граждане теряют контроль над властью и возможность участвовать в ней, т.е. нарушается другой основополагающий принцип демократии — распределение власти между гражданами.
Несмотря на существующие угрозы демократии и расхождения между теорией и действительностью, возможности демократии не исчерпаны, и этот режим, по мнению итальянского политолога, имеет будущее.
Американский политолог Филипп К.Шмиттер[7] выражает опасения другого рода, сосредотачиваясь на переходном периоде после распада, свержения автократии, когда граждане стран с прочными либерально-демократическими традициями, давно привыкшие к ограниченному участию в управлении и ограниченной подотчетности исполнительной власти, начинают открыто сомневаться в такой практике, отрицательно влияя на граждан в новых демократических государствах, которые только начинают овладевать такой практикой. Заняться исследованием опасностей, которые подстерегают демократию, заставили американского ученого две причины: идеологическая гегемония демократии может иссякнуть по мере роста разочарования новых демократических государств в реальных результатах; вероятность того, что демократии будут продвигаться вперед без удовлетворения ожиданий своих граждан и без установления приемлемого и предсказуемого свода правил для политического соревнования и сотрудничества. И первый, и второй случай может привести к гибели демократии.
С точки зрения Ф.Шмиттера[8] в странах, вступивших на путь демократических преобразований, имеются, по крайней мере, еще два варианта развития: создание гибридного режима, объединяющего элементы автократии и демократии, и образование стойкой, однако неконсолидированной демократии.
В тех случаях, когда переходный период инициируется и навязывается сверху, прежние правители пытаются защитить свои интересы путем "прививки" авторитарных приемов вновь возникающему режиму. В тех случаях, когда они проводят либерализацию без демократизации (т.е. когда допускаются некоторые индивидуальные права без согласия на подотчетность гражданам), возникающий гибридный режим американский исследователь назвал диктабландой (dictablanda). В тех же случаях, когда они проводят демократизацию без либерализации (т.е. когда выборы проводятся, но при условиях гарантированной победы правящей партии, исключения определенных общественно-политических групп из участия в них, или при лишении выбранных граждан возможности подлинного управления), был предложен неологизм демокрадура (democradura).
И диктабланды, и демокрадуры стали довольно распространенным явлением, так как авторитарные правители стараются ввести демократические механизмы в своих государствах для создания видимости прогрессивных преобразований у международных сил, требующих демократизации.
Многим государствам в Южной Америке, Восточной Европе и Азии, по мнению американского политолога, не удастся установить форму стабильного самоуправления, подходящую их социальным структурам или приемлемую для граждан. Демократия никогда не превращается самостоятельно в специфический, надежный и общепринятый набор правил. Даже когда выборы проводятся, есть свобода собраний, права уважаются, произвол властей снижен, соблюдаются минимальные процедурные требования, но регулярные, приемлемые и предсказуемые демократические формы никогда полностью не выкристаллизовываются. Демократия функционирует по мере возникновения новых проблем. При таких обстоятельствах отсутствует какой-либо общий консенсус, определяющий отношения среди партий, организованных интересов и этнических или религиозных групп.
Конкретное государство выбирает свой тип демократии путем решения дилемм, связанных с его собственной историей, геостратегическим положением, естественными и человеческими ресурсами. Ф.Шмиттер выделяет внутренние дилеммы, присущие современной демократии независимо от места и времени ее появления и внешние, подвергающие сомнению совместимость новых демократических правил и практики с существующими социальными, культурными и экономическими условиями.
К внутренним дилеммам ученый относит, прежде всего, олигархию, суть которой ярко раскрыл Р.Михельс в «железном законе олигархических тенденций», гласящим, что все партии и движения становятся все более олигархическими и, таким образом, все менее подотчетными своим членам или гражданам. Другой дилеммой является самоустранение, связанное с отсутствием рациональных стимулов у граждан принимать активное участие в политической жизни, что ведет к политической апатии. Третьей дилеммой является «цикличность в политике», которая объясняется неравномерностью распределения издержек и прибылей среди социальных групп, что приводит к созданию неустойчивого большинства, образуемого временными коалициями, в результате чего возникает возможность «циклирования». Четвертая дилемма – функциональная автономия, сущность которой заключается в подотчетности гражданам и экспертам недемократических институтов государства. Пятая дилемма – взаимозависимость национальных лидеров от других демократий и некоторых автократий, связанных с ограниченной способностью контролировать решения транснациональных корпораций, распространение идей, передвижение лиц через границы и т.д., что свидетельствует об ограничении их власти рамками государства.
Внешние дилеммы определяются коллективным выбором между альтернативными институционными мероприятиями, совместимыми с существующими социально-экономическими структурами, и культурными реалиями. Немногие страны подходят к решению стоящих перед ними внешних дилемм чисто рефлективным и логическим путем. Большинство опирается на исторический опыт, что не всегда обеспечивает адекватное и оптимальное институциональное соответствие. За последние двадцать лет демократические процессы вовлекли в свою орбиту государства без прежнего демократического опыта, в т.ч. Россию. Эти страны, как правило, прибегают к помощи зарубежных советников и к опоре на зарубежный опыт. Но такие советы далеко не всегда приносят ожидаемые результаты.
Как отмечает Ф.Шмиттер, только знание привычек, воспитанных опытом демократии данной страны, и только расположение действующих лиц в рамках соответствующих методов переходного периода позволяют дать правильную оценку наиболее адекватного применения институтов власти. История показывает, что очень немногим странам когда-либо удавалось консолидировать демократию с первой попытки.
Вывод американского политолога сводится к убеждению в том, что современная волна смены режимов будет реже сопровождаться регрессией к автократии, чем это было в прошлом. Однако, странам, вставшим на путь демократии, придется одну за другой решать сложные дилеммы и неоднократно делать тяжелый выбор, прежде чем они достигнут той нормы политического сотрудничества и конкуренции, которая обеспечивает прочность демократического правления.
Важнейшей проблемой демократии является принцип большинства при принятии коллективного решения. Так американский политолог Данкварт Растоу считает, что «демократия – это система правления временного большинства».[9] Значительная часть исследователей признают несовершенство данного принципа, но не могут предложить другой универсальной альтернативы. Опыт различных демократических стран свидетельствует о том, что в различных обстоятельствах демократический процесс может быть реализован с другими принципами принятия коллективных решений, которые учитывают условия, в которых они будут приниматься.
Но есть ли у демократического процесса такие альтернативы, которые способны достичь большего успеха? Роберт Даль убежден в том, что у демократического процесса более совершенной альтернативы нет, а его недостатки могут быть исправлены путем создания реального альтернативного процесса для усовершенствования ряда специфических решений или политических стратегий в рамках демократической системы или усовершенствования самого демократического режима. В то же время определенная степень нарушения демократических принципов в состоянии оказаться приемлемой в качестве платы за преимущества демократического процесса.[10]
Шмуэль Эйзенштадт полагает, что конституционно-демократическим режимам присущи хрупкость и неустойчивость, истоки которых определяются не конкретными причинами, способными вызывать нестабильность при любой социальной структуре или политическом строе, а коренятся в идеологической и институциональной истории современных политических формаций, равно как и в культурной и политической программе современности. Израильский политолог полагает, что основанием для таких утверждений является открытость политического процесса в конституционных демократиях и сопутствующая этому тенденция к постоянной переоценке сферы политического. «Эта открытость, - пишет Ш.Н.Эйзенштадт – главная причина хрупкости современных демократических режимов, но парадокс в том, что она обеспечивает непрерывность их существования».[11] Открытость политических систем свидетельствует об их возможности адаптации к изменяющейся действительности, восприятию необходимых перемен, что ведет по выражению Ш.Эйзенштадта к формированию представления о политике как об «игре» не с нулевой суммой, когда выигрыш одной стороны не равнозначен проигрышу другой.
В качестве основных «трений и противоречий», характерных для политической программы современности, израильский исследователь выделяет следующие. Во-первых, противоречия между акцентом на автономии человека и мощным, жестким контролем. Во-вторых, противоречие между созидательным началом, которое внутренне присуще образам, созданным идеями Возрождения, Просвещения и великих революций, и размыванием таких образов, разочарованием в них в связи с рутинизацией и бюрократизацией современного мира. В-третьих, противоречие между цельной картиной современного мира, наполняющего его смыслом, и дроблением этого смысла вследствие расширяющейся автономии различных институциональных сфер – экономической, политической и культурной. В-четвертых, противоречие между тенденцией к самоопределению и созданию самостоятельных политических единиц и ростом международных сил, находящихся вне контроля со стороны этих единиц.[12]
Все эти «трения и противоречия», перенесенные на политическую сцену, детерминировались соотношением между множественностью интересов и представлений о всеобщем благе и способами формирования общей воли в структуре и практике конституционно-демократических режимов. Эти проблемы привели к возникновению наиболее значимого узла современного политического дискурса, связанного с соотношением свободы и равенства, образа справедливого общественного устройства и «узких» интересов различных слоев общества, которые реализуются плюралистическими или интегралистскими (тоталитаристскими) концепциями политики.
Угрозы демократии могут исходить также как со стороны народных масс, так и со стороны элиты. Теория демократии предполагает, что основополагающие ценности - личное достоинство, равенство возможностей, право на инакомыслие, свобода слова и печати, религиозная терпимость, правовая культура – надежнее всего обеспечивается за счет расширения участия масс в политике. Исторически массы, а не элиты считались хранителями свободы. Однако в ХХ веке именно массы стали наиболее восприимчивы к соблазнам тоталитаризма. Т.Дай и Л.Зиглер, анализируя демократию в США, пришли к выводу, что элиты оказывают большую поддержку основным ценностям демократии и «правилам игры», чем массы. И именно потому, что массы откликаются на идеи и действия демократично мыслящих элит, либеральные ценности сохраняются.
Анализируя поведение масс в условиях американской демократии, Питер Бахрах писал: «Широко распространенная приверженность общества фундаментальным нормам, лежащим в основе демократического процесса, рассматривалась теоретиками классической демократии в качестве неотъемлемого элемента выживания демократии... Сегодня же социологи склонны отвергать эту точку зрения. Они поступают так не только из-за сомнений в приверженности «неэлит» свободе, но также и потому, что растет убежденность, что «неэлиты» по большей части вдохновляются в политических вопросах элитами. Эмпирический вывод о том, что поведение масс обычно является реакцией на позицию, предложения и образ действий политических элит, дополнительно подтверждает точку зрения, что ответственность за сохранение «правил игры» лежит на плечах элит, а не народа».[13]
Однако, несмотря на то, что элиты больше, чем массы, преданы ценностям демократии, они зачастую отказываются от этих ценностей в кризисные периоды и обращаются к репрессиям. Активность масс и репрессии элит нередко сочетаются, создавая многочисленные угрозы демократии. Активность масс, проявляющаяся в бунтах, демонстрациях, экстремизме, насилии, пробуждает страх и чувство опасности у элит, которые отвечают ограничением свободы и усилением мер безопасности. При этом инакомыслие ставится под сомнение, пресса подвергается цензуре, ограничивается свобода слова, представители потенциальных контрэлит попадают в тюрьмы, а полиция и силы безопасности укрепляются во имя «национальной безопасности» или «закона и порядка». Элиты сами себя убеждают, что эти шаги необходимы для сохранения либеральных демократических ценностей. Т.Дай и Л.Зиглер заключают: «Ирония заключается в том, что, пытаясь сохранить демократию, элиты превращают общество в менее демократичное».[14]
С.Хантингтон считает, что препятствия для демократизации стран можно подразделить на три широкие категории: политические, культурные и экономические. В качестве одного из потенциально значимых политических препятствий он выделяет недостаток опыта демократического правления, что проявляется в отсутствии приверженности демократическим ценностям политических лидеров. Сущность культурных препятствий лежит в отличие великих мировых культурно-исторических традиций по отношению к свойственным им воззрениям, ценностям, верованиям и соответствующим поведенческим образцам, благоприятствующих развитию демократии. Глубоко антидемократическая культура препятствует распространению демократических норм в обществе, отрицает легитимность демократических институтов и тем самым способна сильно затруднить их построение и эффективное функционирование или вовсе не допустить его. В числе главных экономических препятствий демократического развития американский политолог называет бедность, поэтому будущее демократии он связывает с развитой экономикой. То, что мешает экономическому развитию, является препятствием и для распространения демократии. «Большинство бедных обществ останутся недемократическими до тех пор, пока будут оставаться бедными»[15], - заключает американский ученый.
Для постсоциалистических стран существует особенная проблема: введение рыночной экономики и демократии одновременно, причем реформа экономического устройства общества должна проводиться путем принятия политических решений. Такая задача - учреждение класса предпринимателей - не стояла ни в одном из прежних переходов к демократии. Как показывает демократическая практика, именно рынок способствует развитию демократии, а не демократия – появлению рынка. Развитое рыночное общество только до определенной степени делает конкурентную демократию эффективным способом внутригосударственного согласования интересов и достижения социального мира. Клаус Оффе данную дилемму формулирует так: «правовая и представительная политическая система станет адекватной и воспроизводящей легитимность только тогда, когда уже достигнута определенная ступень автономного экономического развития».[16] Проблема усугубляется тем, что политическая культура авторитарного эгалитаризма, разделяемая большинством граждан этих стран, не предполагает ни рыночную экономику, ни демократию в качестве целей реформ.
Рыночную экономику, возникающую в постсоциалистических странах, немецкий политолог называет «политическим капитализмом», который насаждается реформаторской элитой, в отличие от западного образца, движущим мотивом которого становится заинтересованность всего общества в эффективном экономическом механизме. В условиях трудностей с социальным обеспечением реформы могут не получить демократическую легитимацию.
Возникает противоречие: рыночная экономика устанавливается в условиях, предшествующих демократии, так как поощрение ее развития происходит путем ограничения демократических прав. Только развитая рыночная экономика порождает социально-структурные предпосылки для стабильной демократии и содействует достижению общественного согласия. Однако, введение такой системы является политическим проектом, который может рассчитывать на успех только при условии демократической легитимности. Если ни демократия, ни рынок не будут желаемыми для большинства населения, то, по выражению К.Оффе, «мы имеем дело с «ящиком Пандоры», полным парадоксов, перед которыми капитулирует любая «теория» перехода».[17] Чтобы демократическое развитие стало реальностью, граждане должно иметь достаточный запас терпения и оптимизма, так как они вынуждены быстро приспосабливаться к новому положению и весьма продолжительное время дожидаться позитивных результатов реформ.
Несмотря на все трудности, с которыми приходится сталкиваться демократии на своем тернистом пути, актуальной останется мысль, высказанная Робертом Далем: «…демократическая идея не утратит своей привлекательности для людей в недемократических странах, и, по мере того как в этих странах будут формироваться современные, динамичные и более плюралистические общества, их авторитарным правительствам станет все труднее противодействовать устремлениям к расширению демократии».[18]
[1] Даль Р. Демократия и ее критики. М., 2003. С.505.
[2] Sartori G Democrazia e definizioni. Bologna, 1972. P.46,96.
[3] Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. М., 2000. С.31.
[4] Мельвиль А.Ю. Демократические транзиты (теоретико-методологические и прикладные аспекты). М., 1999. С.18.
[5] Бешлер Ж. Демократия. Аналитический очерк. М., 1994. С.168-187.
[6] Bobbio N. Il futuro della democrazia: Una difesa delle regole del gioco. Torino, 1985. P.4-20.
[7] Шмиттер Ф. Угрозы и дилеммы демократии // Век ХХ и мир. 1994.
[8] Шмиттер Ф.К. Угрозы и дилеммы демократии // http://www.russ.ru/antolog/predely/1/dem2-2.htm
[9] Растоу Д.А. Переходы к демократии: попытки динамической модели // Полис. 1996. №5. С.7.
[10] Даль Р. Демократия и ее критики. М., 2003. С.269-270.
[11] Эйзенштадт Ш.Н. Парадокс демократических режимов: хрупкость и изменяемость (I) // Полис. 2002. №2. С.67.
[12] Там же. С.71.
[13] Цит по: Дай Т., Зиглер Л. Демократия для элиты. Введение в американскую политику. М., 1984. С.48.
[14] Дай Т., Зиглер Л. Демократия для элиты. Введение в американскую политику. М., 1984. С.48-49.
[15] Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века./ Пер. с англ. М., 2003. С.338.
[16] Оффе К. Дилемма одновременности: демократизация и рыночная экономика в Восточной Европе // Повороты истории. Постсоциалистические трансформации глазами немецких исследователей: В 2 т. Т.2: Постсоциалистические трансформации в сравнительной перспективе. СПб., М., Берлин, 2003. С.11.
[17] Там же. С.15.
[18] Даль Р. Демократия и ее критики. М., 2003. С.404.