Миграционный фактор напряженности этнополитических отношений в Российской Федерации

В первом параграфе «Концептуальные основы напряженности этнополитических отношений» основное внимание сосредоточено на выявлении сущности этнополитических отношений, их структуры и динамики. Этнополитические отношения – это специфическая область общественных отношений, включающая в себя политические связи этносов, наций, народностей и их объединений как субъектов межнационального общения. Все разнообразие этнополитических отношений в человеческом обществе может быть сведено к четырем типам: соперничеству, сотрудничеству, переходному и к отношениям «высшего порядка» (при которых на более низком уровне возможно параллельное существование всех трех типов этнополитических отношений). Исходя из этого, в качестве основного субъекта этих отношений выступает этническая общность людей или этнос. А наличие у того или иного этнического образования политических интересов является, в нашем понимании, первым критерием его причастности к субъектам этнополитических отношений. Вторым критерием причастности выступает наличие у представителей этноса какой-либо организационной структуры, обладающей правовым статусом. Обоими критериями субъекта этнополитических отношений обладают не только сами этносы непосредственно, но и националистические, сепаратистские, шовинистические движения и организации. Следовательно, последние наравне с нациями и народностями формируют этнополитические отношения в обществе. Помимо этих двух типов субъектов этнополитических отношений в некоторых случаях целесообразно рассматривать еще и третий тип – локальную цивилизацию. Данный субъект выступает ключевым понятием в рамках так называемой цивилизационной модели. Суть цивилизационной модели этнополитических отношений состоит в том, что в ее интерпретации все этническое многообразие мира после окончания «холодной» войны считается поделенным (по ряду критериев) на несколько локальных цивилизаций, поведение которых, в некотором приближении, может рассматриваться как поведение субъектов этнополитических отношений. Это дает основание ряду отечественных и зарубежных политологов говорить о взаимодействиях локальных цивилизаций как о новом типе этнополитических отношений.

Связи и взаимодействия между элементами в системе этнополитических отношений претерпевают изменения в процессе своего развития. Эволюционируют, во-первых, сами субъекты, а, во-вторых, - связи между ними, приводя тем самым этнополитическую структуру общества к новым формам. Помимо своего эволюционно-исторического развития система этнополитических отношений подвержена краткосрочной динамике, когда между жестко зафиксированными субъектами иерархической структуры (что соответствует какому-то определенному этапу эволюции этнополитической системы) наблюдается последовательная смена состояний самих отношений. Одним из таких состояний и является этнополитическая напряженность. Этнополитическая напряженность – неустойчивое состояние этнополитических отношений, способное нарушить равновесие национальных сил внутри государства, баланс сложившихся политических интересов и статусов этносов, поставить под угрозу стабильность в системе общественных отношений. То есть напряженность может рассматриваться как потенциальная возможность дестабилизации этнополитических отношений. Поскольку необходимым и достаточным условием этнополитической напряженности является преобладание в системе конфликтных отношений над отношениями сотрудничества, сущность напряженности должна заключаться в обострении противоречий между субъектами этнополитических отношений. Этнополитическая напряженность вычленяет в структуре этих отношений специфическую область со своими границами (пространственными, временными и системными), иерархией и процессом развития.

Исходя из положения, что в основе напряженности лежат обостренные противоречия этнополитических отношений, все детерминанты этого состояния непременно должны делиться на две группы: на факторы, обусловливающие возникновение и существование самих противоречий; и на факторы, обусловливающие их последующее обострение. К первой группе можно отнести раскол этнического многообразия на принадлежность к богатому Северу и бедному Югу, рост национально-культурного самосознания современного общества, ощущения принадлежности к определенной этнической группе, понимания собственных этнополитических интересов. Ко второй - психологический фактор (длительное соприкосновение двух этнических групп со значительно различающимися социально-экономическими статусами порождает злобу, зависть и ненависть у бедных, что выливается в их агрессивное поведение по отношению к богатой этнической группе), массовую этническую миграцию и ускорение темпов глобализации.

Во втором параграфе «Миграционный процесс как предмет политологического анализа» с помощью междисциплинарного подхода выявляется политическая природа и сущность миграционных перемещений людей. Все многообразие миграции населения можно представить в одной интегральной классификации миграционных процессов, основаниями для которой являются: тип пересекаемых границ; время пребывания в месте въезда; способ реализации перемещения; желание людей совершать переселение; причины переселения; социальные и этнические группы, участвующие в процессе миграции. При этом критерии фактора этнополитической напряженности присущи только этнической миграции, поскольку перемещение национально и культурно близкого (реже - идентичного) принимающему обществу населения обычно заканчивается успешной адаптацией с последующей интеграцией. Иногда, конечно, и здесь появляется напряженность в обществе, но она имеет скорее социальный и социально-экономический оттенок, нежели политический. В Российской Федерации этническая миграция населения имеет как внутреннюю, так и внешнюю (включая транзитную) форму своего проявления. Внутренняя миграция приводит к территориальному (межрегиональному) перераспределению коренных этносов, в результате чего в отдельных субъектах Федерации могут появиться очаги этносоциальной, этноэкономической и (несколько реже) этнополитической напряженности, как, например, в Кондопоге 2 сентября 2006 года. Но масштабы и интенсивность внутренней миграции в начале XXI века значительно уступают этнической иммиграции, вследствие чего целесообразно ограничиться в настоящей диссертации исследованием лишь последней составляющей этнического миграционного процесса.

Миграция населения влияет на демографическую, политическую, экономическую, этнокультурную обстановку не только в местах вселения мигрантов, но и в местах их выселения. Изменяя социальную структуру, географию расселения и этнический состав населения миграция, в конечном счете, воздействует на политическую организацию выселяемой и заселяемой территории, вынуждая ее соответствовать новым реалиям. Этническая миграция, например, в одних случаях приводит к снижению удельного веса коренного населения, в других случаях за счет нее сокращается доля чужеродного в этническом плане населения и возрастает доля коренного этноса. В первом случае начинается процесс увеличения количества представителей инородного этноса в органах государственной власти (исполнительной, законодательной), и, как следствие этого, - изменение политического, социально-экономического курса развития этой территории. Во втором случае наблюдается сокращение числа представителей не коренного этноса в органах власти, что также приводит к изменению направления политики. Так выглядит прямое воздействие этнической миграции на политическую организацию территории. Но воздействие может быть и опосредованным, когда эмиграция или иммиграция в густонаселенных районах приводит в начале к возникновению социально-экономических, религиозных и культурных противоречий, вызывающих общее состояние этнополитической напряженности, а уже затем эта напряженность приводит политическую структуру общества к трансформации.

Проанализировав основные масштабные миграционные этнические потоки в истории человечества, делается вывод о наличии у такой миграции нескольких определенных факторов воздействия на коренное население. По силе, с которой миграция приводит к трансформации политической, культурной, социально-экономической организации заселяемой территории, можно даже провести аналогию с действием оружия и обозначить эти определенные факторы как «факторы поражения» внешней этнической миграции. Первый фактор поражения – физический. Как только человечество было расселено по всей территории Земли и необитаемых мест почти не осталось, крупномасштабное переселение народов непременно сопровождалось физическим истреблением коренных жителей. Второй фактор - ассимиляция коренных этносов иммигрантами. Это имеет место только тогда, когда пришлое население, во-первых, преобладает численно, во-вторых, обладает более крепким и устойчивым генофондом по сравнению с принимающим. Третий - культурологический. Этническая иммиграция привносит в принимающее общество свой язык, религию, быт, традиции. Происходит либо насильственное навязывание своей культуры коренному населению (например, обращение в христианство аборигенов Америки и Африки), либо возникает этнокультурная конфронтация. Четвертый - криминальный. Он заключается в формировании и функционировании на заселяемой территории этнических преступных группировок, как правило, хорошо организованных с внутренней железной дисциплиной. Пятый (последний) фактор – бактериологический. Он заключается в переносе мигрантами из Юго-восточной, Средней Азии, экваториальной Африки и южной Америки редких и, подчас, неизлечимых болезней, которыми заражаются коренные жители, вступившие в контакт с пришельцами. Из пяти возможных факторов поражения внешней этнической миграции в конце ХХ – начале XXI века проявляют себя в полной мере только два – культурологический и криминальный. Остальные три себя не проявляют (пребывают в рецессивной форме).

В третьем параграфе «Методология исследования взаимовлияния миграции населения и этнополитической напряженности» последовательно обосновываются все используемые в настоящей работе научные подходы и методы анализа. С учетом пространственной структуры внешней этнической миграции, способствующей наиболее ясному пониманию механизма воздействия миграции на состояние этнополитических отношений, и наличия у нее факторов поражения, миграция может быть определена как геополитический процесс изменения жизненного пространства этносов или даже целых локальных цивилизаций. Следовательно, оптимальным способом увязать этнополитическую напряженность как крайнюю форму обострения этнотерриториальных противоречий с внешней этнической миграцией является рассмотрение обоих процессов в контексте теории локальных цивилизаций.

Миграционные и этнополитические отношения, будучи разновидностью общественных отношений, должны наглядно раскрывать свою взаимозависимость в рамках системного подхода, когда миграция и этнополитические отношения предстают в виде двух различных подсистем общей для них обоих общественной системы. Но сам системный анализ является сложным, состоящим из следующих подвидов: системно-генетического, системно-ситуационного, системно-структурного, системно-функционального и системно-информационного анализа. Каждый из этих видов анализа раскрывает свой аспект взаимосвязей между этнической миграцией и этнополитическими отношениями внутри системы общественных отношений. При отдельном рассмотрении миграционных перемещений представителей различных наций и народностей наиболее важным представляется совмещение системно-генетического и системно-структурного подходов. В этом случае миграция населения может анализироваться как векторная величена, имеющая отправную и конечную точки перемещения.

Сравнение экономических, политических и социальных параметров отправной и конечной точек перемещения (установление разницы в уровнях общественного развития территорий выселения и заселения) позволяет выявить сущность миграции населения в стремлении людей удовлетворить свои естественные (базовые) потребности. Неудовлетворенная базовая потребность населения возникает вследствие изменения социально-экономической, политической, демографической ситуации на данной территории, иногда вследствие стихийного бедствия. Этот фактор относится к предпосылкам миграции, и может быть зачислен в разряд необходимых условий. А достаточным условием для наступления миграции выступает наличие географического пространства, где бы население могло наилучшим образом удовлетворить свои потребности. Если такой территории нет или она не доступна в силу ряда причин, население будет вымирать, вести нищенский образ жизни, но так никуда и не переместится. Еще одним ключевым моментом в построении такой модели миграционного процесса выступает уровень информированности населения, так как объективно территория с источником удовлетворения потребности населения может существовать, но о ней никто не будет знать. И миграция не наступит. То есть можно определить, что миграция населения происходит вследствие одновременного наличия трех условий:

неудовлетворенности базовых потребностей населения на собственной территории;

источника удовлетворения этих потребностей за пределами этой территории;

определенного уровня информированности населения о ситуации внутри границ своего жизненного пространства и за его пределами.

Отсюда так же следует вывод, что вектор миграции населения имеет вероятностный характер. Так как решение «куда ехать» принимают люди, то оно во многом зависит от их субъективных представлений о соотношении в географическом пространстве экономических, правовых, социальных, политических и других параметров. Именно эта субъективность вносит элемент случайности в выбор направленности миграции. А наличие географического района с источником наилучшего (по сравнению с другими) удовлетворения базовых потребностей населения задает только наиболее вероятное направление миграционного перемещения.

Такая концептуальная модель миграции населения, построенная при помощи структурно-генетического подхода, кладется в основу всего диссертационного исследования.

Если с помощью системного анализа, в целом, можно раскрыть структурную цепочку связи «миграционная система – общественная система – этнополитическая система», необходимое звено в целостном восприятии миграционного фактора этнополитической напряженности, то причинно-следственную связь миграции и напряженности этнополитических отношений позволяет отследить процессуальная модель описания. В отличие от структурной модели, где акцент делается на анализе условий, лежащих в основе этнополитической напряженности, миграции населения и определяющих их динамику, в процессуальной модели акцент переносится на саму динамику, на возникновение конфликтной ситуации, на переход от одной фазы к другой, на конечном исходе исследуемого процесса. Раскрытие миграции населения в качестве положительной обратной связи этнополитической напряженности также возможно лишь в рамках процессуальной модели (в совокупности с геополитическим подходом). Поэтому для объективного изучения воздействия внешней этнической миграции на состояние напряженности этнополитических отношений требуется обязательное совмещение обеих этих моделей.

Вторая глава «Иммиграционная обстановка в Российской Федерации: генезис и динамика» посвящена исследованию процессов, предшествующих складыванию миграционной ситуации в Российской Федерации (§1), динамики ее развития на современном этапе (§2) и негативных последствий этнической иммиграции на российской территории (§3).

Перед распадом СССР преобладающим направлением внутренних межреспубликанских миграций было движение в Россию (в 1980-х годах она приняла почти ¾ положительной нетто-миграции), в меньшей степени – на Украину и в Прибалтику из Средней Азии, Казахстана и из республик Закавказья[1]. Геополитическая трансформация постсоветского пространства в начале 1990-х гг. не повлияла на основные направления миграционного перемещения населения, но изменила его объем и интенсивность. Миграционные потери неславянских республик бывшего СССР (включая Прибалтику) за 1990 – 1996 годы оцениваются примерно в 5 млн. человек. Из них 1,2 млн. выехали за пределы бывшего СССР, а 3,8 млн. человек – в славянские республики (в том числе 3,1 млн. в Российскую Федерацию)[2]. Со второй половины 1990-х гг. иммиграция в России из постсоветских стран стала постепенно сокращаться и минимального значения достигла в 2003 г., когда даже наметилась обратная тенденция. Одновременно с сокращением данного иммиграционного потока происходило увеличение разнородности его этнического состава. Более четверти (26,5%) миграционного прироста населения в 2000 г., 15,8% - в 2001 г. и 17,8% - в 2002 г. было получено за счет титульных народов стран СНГ[3].

В первые годы после распада Советского Союза сильно изменился и характер миграции населения. Об этом можно судить, во-первых, по появлению среди состава мигрантов беженцев и вынужденных переселенцев. Общее их количество в Российской Федерации, по официальным данным, в 1998 году было 1192 тыс. человек, в 2000 г. – порядка одного млн. человек, главным образом из Казахстана (более трети), Узбекистана, Таджикистана, Грузии, Азербайджана[4]. Во-вторых, еще одним качественно новым явлением для России стала нелегальная иммиграция – результат открытости государственных границ и относительно высокого уровня ее социально-экономической жизни. С началом геополитической трансформации постсоветского пространства в категорию нелегальных иммигрантов попали представители бывших Союзных республик, пожелавшие в силу разных причин не возвращаться к себе на Родину, и, одновременно, не имеющие юридического права постоянно жить на территории России. Затем начались иммиграционные перемещения людей, осознанно действующих в обход имевшего на тот период времени (пусть и не совершенного) российского законодательства. Из всех иностранных государств-доноров нелегалов по отношению к России первые места прочно заняли Молдавия и КНР. Общая численность нелегальных иммигрантов в России к концу 90-х годов ХХ века, по данным МВД, составляла 3,5 млн. человек[5]. По другим оценкам численность варьировала от 5 млн.[6] до 10 млн.[7] человек. Очень красноречивым является тот факт, что начиная с 1992 года количество нелегалов в нашей стране устойчиво возрастает, в среднем, на 300 тыс. человек в год, хотя с 2001 года Федеральная миграционная служба фиксирует уже более высокие темпы роста[8].

На динамику качественных параметров миграции геополитическая трансформация постсоветского пространства повлияла несколько иным образом, нежели на количественные. Дезинтеграция СССР обнажила скрытые противоречия в обществе, а общемировая обстановка напряженности создала все необходимые условия для обострения этих противоречий и перерастания их в открытый конфликт. Резко повысилось значение этнокультурной дистанции, особенно между славянским и титульным населением в новых суверенных республиках. Это обстоятельство превратилось в один из наиболее серьезных факторов формирования миграционного поведения нетитульного населения в условиях, когда за основу построения новых независимых государств был принят этнический принцип. Усилению миграционного настроя нетитульного населения способствовал и выбор независимыми республиками антироссийских внешнеполитических ориентиров.

Миграционные отношения в Российской Федерации стали складываться в первой половине 1990-х годов между переселенцами из бывших союзных республик (представителями титульных наций регионов выхода и коренных российских этносов), иммигрантами «дальнего зарубежья» и принимающим обществом в лице органов государственной власти и простого населения. Иммиграцию в России целесообразно разделить, во-первых, по наличию (отсутствию) внешнего давления – на добровольную и вынужденную (принудительная не рассматривается, так как она не представлена в современной России); во-вторых, по этническому составу – на миграцию коренных наций Молдавии, Закавказья, Центральной Азии, стран Среднего (Афганистан, Пакистан, Индия) и Дальнего Востока (Китай, Вьетнам, Северная и Южная Корея); в-третьих, по правовому статусу въезжающих – на легальную и нелегальную. Особо большую долю, до недавнего времени, составляла в общем иммиграционном потоке вынужденная миграция населения. Но при адаптации вынужденных иммигрантов на российской территории принципиально важное значение имеет не столько истинный характер миграционного перемещения, сколько получение или отказ в получении юридического статуса «беженца». На основании многофакторного анализа данной ситуации можно выделить первую российскую специфику миграционных отношений: в качестве субъектов этих отношений из числа вынужденных иммигрантов выступают иностранцы, в преобладающем большинстве случаев не признанные властью как беженцы, а воспринимаемые как нелегалы со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Формально положение мигрантов в России определяется комплексом достаточно либеральных, соответствующих мировым стандартам правовых актов, принятых как на волне общенационального демократического подъема 1992 – 93 гг., так и в современных условиях борьбы с демографическим кризисом. Это – Конституция Российской Федерации (1993 г.), Закон о гражданстве (от 31 мая 2002 г.), Закон о правовом положении иностранных граждан (от 25 июля 2002 г.), Закон о миграционном учете (от 18 июля 2006 г.), Закон о вынужденных переселенцах (от 19 февраля 1993 г.), Закон о беженцах (от 19 февраля 1993 г.) и некоторые другие. Но, к сожалению, между текстом (содержанием) Федерального Закона и его воплощением в жизнь существует огромная разница. Практической реализации предусмотренных законом прав препятствуют многие обстоятельства, среди которых подзаконные акты, поправки к закону, ведомственные инструкции, редко становящиеся достоянием широкой общественности. Все это в совокупности и формирует правовой базис миграционных отношений в России. Наличие в нем внутренних противоречий отражается на политических статусах иммигрировавших этносах. Особенно это сказывается на выходцах из «дальнего зарубежья». И в результате получается, что отличительной особенностью российских отношений между иммигрантами всех категорий и политическими институтами принимающего общества является их глубокая противоречивость.

Если провести разделение по национально-этническому признаку, то вся иммиграция в России будет представлена суммой миграционных потоков китайцев, вьетнамцев, пакистанцев, арабов и т.д. – коренных наций дальнего зарубежья; таджиков, азербайджанцев, армян, украинцев и т.д. – титульных этносов стран СНГ; русских, татар, башкир, марийцев и т.д. – нетитульных национальностей стран СНГ (но титульных в России). В первых двух случаях образуются национальные диаспоры, в третьем – объединения реэмигрантов.

Существует две основные структуры этнической иммиграции: компактное поселение и диффузное поселение. Первое представляет собой проживание на одной сравнительно небольшой территории представителей только одного некоренного этноса. Диффузное поселение мигрантов образуется в случае, если коренное население и иммигранты высокотерпимы друг к другу, если у них нет контрастных различий в уровне цивилизованности. Настоящее исследование показывает, что этнополитическими свойствами обладают диаспоры в форме компактных поселений. В 2002 году 23 этнических диаспоры имели 278 этнокультурных организаций в 78 субъектах Федерации, каждая из которых, помимо активного участия в культурно-просветительской деятельности, принимала участие и в политической жизни страны. Кроме того, комплексный политический интерес всех российских диаспор выражает с 2002 года Общероссийский Союз общественных объединений «Союз диаспор Российской Федерации». С подобными общественными институтами и устанавливают политические отношения органы местной, региональной и федеральной власти.

Отношениям по линии «этнические иммигранты – органы государственной власти» и по линии «этнические иммигранты – принимающее население» свойственны глубокие противоречия. В первом случае проявляются противоречия правового и этнополитического характера, во втором случае – экономического и этносоциального. Складывающиеся этнополитические и этносоциальные противоречия в отношениях между иммигрантами – с одной стороны, структурой власти принимающего государства и коренными жителями соответственно – с другой стороны, не являются базисными, т.е. основополагающими во взаимодействии переселенцев с «аборигенами». И первый, и второй тип противоречий являются производными от этнотерриториальных противоречий местного и пришлого народов.

В третьем параграфе «Социально-политические последствия этнической иммиграции в Россию» показывается как российская принимающая среда, с одной стороны, оказывает минимальное этнокультурное сопротивление проникновению и распространению на ее территории субъектов сопредельных локальных цивилизаций, а, с другой стороны, ослабляет воздействие факторов поражения иммиграции. Во многом это связано с полиэтническим составом и многоконфессиональным характером принимающего общества, а также с тем обстоятельством, что при сепарации переселенцев и коренного населения не происходит насильственного навязывания местным народам культурных традиций иммигрантов. Вместе с тем, в целом ряде регионов Российской Федерации (преимущественно в приграничных) с высоким процентом мигрантов среди населения наблюдается складывание предконфликтной ситуации, чреватой в дальнейшем перерастанием в открытый этнополитический конфликт. Это свидетельствует о том, что даже низкий уровень воздействия культурологического фактора поражения этнической миграции на жителей России все же имеет свои отрицательные последствия, влияющие на дестабилизацию внутриполитической обстановки в стране.

Для проявления социально-политических последствий этнической миграции ключевым является момент этнической концентрации иммигрантов. Вследствие способности этнических иммигрантов на месте своего проживания оказываться в большинстве в наиболее выгодных видах экономической деятельности – в отраслях занятости, обеспечивающих быстрые и крупные доходы, в заселяемых регионах России иногда возникает биполярный баланс этнополитической структуры общества: политически доминирующим этносом по-прежнему остается русский (или башкирский, татарский, бурятский), а экономически превалировать постепенно начинает пришлый. На сегодняшний день подобная иерархия этнополитических отношений сложилась в ряде районов Читинской, Амурской областей, в Ставрополье, на Кубани и в некоторых других субъектах Федерации.

Биполярный баланс может сохраняться сколь угодно долго лишь при неравных политических статусах этносов. Низкий политический статус иммигрировавшего этноса определяется отсутствием на заселяемой территории, во-первых, его государственности (в той или иной форме), во-вторых, - представительства в структуре региональной власти. Международная практика показывает, что стремление к повышению своего политического статуса, и связанное с этим формирование политического интереса, происходит у пришлого этноса в результате наличия потребностей в овладении политическими ресурсами. Следовательно, накопление в этносе потенциала неудовлетворенных политических потребностей может быть отнесено к разряду необходимых условий для активизации политической деятельности этнических иммигрантов. А потребность в политических ресурсах возникает как следствие экономического развития диаспоры – с одной стороны, и ущемления социальных прав иммигрантов со стороны государственных органов – с другой стороны.

Возможности и каналы воздействия этнических иммигрантов на политические процессы в Российской Федерации напрямую зависят от их юридического статуса. Неопределенность статуса, в частности временный характер вида на жительство, оказывает противоречивое воздействие на политическую активность иммигрантов, в одних случаях подавляя ее, в других – радикализируя. Но и эта политическая активность ограничена в России узкими рамками – с одной стороны, урезанным характером избирательного права у резидентов и полным его отсутствием у прочих категорий иммигрантов, а с другой стороны – запретами на политические действия, которые могут нарушать общественный порядок и (или) наносить вред отношениям между Россией и странами исхода иммигрантов. Процесс захвата пришлым этносом социального, экономического, а затем и политического пространства на территории заселения можно обозначить как политическую экспансию. Политическая экспансия иммигрантской когорты представляет собой сопутствующее явление ее территориальной экспансии.

Этническую миграцию на российскую территорию можно представить как пространственную активность этноса, направленную на овладение социально-политическими ресурсами новых территорий, связанную с переменой места жительства представителей этноса. Поэтому миграция титульных наций иностранных государств в Россию приводит к обострению социально-политических отношений в обществе и к эскалации этнополитической напряженности, в то время как репатриация русскоязычного населения ведет только к осложнению социально-экономической обстановки. В этих условиях неустойчивое состояние этнополитической структуры российского общества, вызванное массовой этнической иммиграцией из Стран Азии, Африки и Закавказья не может из-за воздействия общемировых этнокультурных противоречий и в силу открытости информационного пространства России быть укреплено только за счет ужесточения иммиграционной политики: установления антииммиграционных кордонов, усилия мер по репатриации нелегалов и т.п., вызывающего как раз обратный эффект. Для решения данной проблемы необходимо комплексное сочетание эффективных мер региональной, национальной и миграционной политики государства.

Третья глава «Дестабилизационный механизм внешней миграции» посвящена анализу этнотерриториальных противоречий и геополитических интересов в структуре взаимодействия принимающего населения с переселенцами (§1), криминально-террористической составляющей современной международной миграции населения (§2, §3).

В первом параграфе «Этнотерриториальные противоречия в структуре взаимодействия принимающего населения с переселенцами» предпринята попытка обосновать динамику этнополитической напряженности между принимающим и иммигрировавшим населением пространственно-территориальными противоречиями. В начале параграфа дается определение и рассматривается природа территориальных противоречий различных этнических групп. Анализируется генезис геополитических интересов этносов. Поскольку механизм формирования геополитического интереса оказался идентичен механизму формирования миграционного потока (в рамках структурно-генетического подхода), делается заключение, что оба эти явления могут рассматриваться как взаимозависимые в функциональном плане: и геополитический интерес, и миграция этноса являются производными от состояния пространственной потребности этноса. А так как внешняя этническая миграция как геополитический феномен представляет собой процесс изменения жизненного пространства этноса, то ее можно отождествить с формой реализации геополитического интереса последнего.

Формирование геополитических интересов у различных этнических сообществ и существование возможности их реализации означает наличие в этнополитических отношениях противоречий между субъектами с неудовлетворенной потребностью в географическом пространстве и теми субъектами, чьи территории способны ее удовлетворить. Такие противоречия были обозначены как этнотерриториальные. Этнотерриториальные противоречия объективны по своей природе. Причины их существования напрямую связаны с постоянными изменениями территориальных параметров географического пространства, которые ложатся в основу противоположно направленных геополитических интересов этносов. С учетом диалектико-материалистического понимания развития этнополитической напряженности, этнотерриториальные противоречия можно определить как объективно присущие политической среде существенные отношения между этносами с диаметрально противоположными геополитическими интересами.

Для того, чтобы выявить закономерности столкновения геополитических интересов этнических иммигрантов и принимающего общества, было поэтапно рассмотрено влияние этнической миграции на коренное население. Последнюю стадию миграции – приживаемость на новом месте – условно разбили на более мелкие дискретные фрагменты иммиграционного процесса (в этом случае каждый такой фрагмент стал представлять собой иммиграционную ситуацию) и их последовательно проанализировали. На начальном этапе (первичная иммиграционная ситуация) влияние миграции проявляется в росте нагрузки на социально-экономическую инфраструктуру принимающей территории. Второй этап характеризуется увеличением численности иммигрантов на территории вселения и возрастанием их культурной дистанции от коренных жителей. В этих условиях переселенцы стремятся, прежде всего, сохранить свои собственные традиции, а не усваивать чужие, что приводит к формированию замкнутых этнических общин. При появлении у иммигрантов девиантных форм поведения, в среде коренного населения возникает ксенофобия. В случае развития мигрантофобии до государственного уровня (при этом происходит переход на третью стадию), начинается процесс массовых этнических выселений. В качестве ответной реакции группы пришлого населения проводят мобилизацию своих рядов, после чего конфликтная ситуация переходит в насильственную стадию. И уже следующая, четвертая, стадия представляет собой массовое насилие. Оно порождает новые потоки беженцев и вынужденных переселенцев и тем самым создает условия для раскручивания конфликтной спирали в новой точке географического пространства.

Из вышепредставленной динамики взаимодействия пришлого и коренного населения следует, что на первом этапе этническая иммиграция представляет собой форму реализации геополитического интереса региона (локальной цивилизации) – выхода мигрантов. При этом, если переселение осуществляется из государства, в отношении с которым существуют хотя бы одно геополитическое противоречие: межцивилизационное, противоречие «Север - Юг» или естественных и политических границ, то иммигрантская когорта сразу же воспринимается принимающим обществом как враждебная, как носитель угрозы его национально-территориальной целостности.

Условия, вследствие которых начинают формироваться у этнических мигрантов свои собственные геополитические интересы, возникают на втором этапе, после перехода количественного роста переселенцев на заселяемой территории в новое политическое качество. Это свойственно всем крупным иммиграционным сообществам в инокультурных средах. В связи с распространением геополитических интересов пришлого этнически чуждого населения на ту часть территории принимающего государства, которое ими еще не заселено и не освоено (где видится иммигрантами источник удовлетворения их пространственной потребности), у коренного этноса в качестве ответной реакции формируются и осознаются противоположные геополитические интересы. Возникает этнотерриторальное противоречие. Но если в отношениях пришлого и коренного населения этнотерриторальные противоречия были обостренны еще на первом этапе, то появление дополнительного противоречия дает эффект резонанса – скачкообразную эскалацию внутригосударственной этнополитической напряженности. Третий и четвертый этапы влияния этнической миграции на принимающее общество представляют собой уже динамику столкновения геополитических интересов; переход его в ряде случаев с внутригосударственного уровня (третий этап) на международный уровень (четвертый этап).

Во втором параграфе «Криминогенный аспект этнической миграции» раскрывается суть негативных последствий для принимающего общества со стороны преступных сообществ, состоящих из иммигрантов, и со стороны нелегальной миграции. Наличие у этнической миграции криминальной составляющей свидетельствует о том, что миграция может рассматриваться как способ распространения в пространстве криминогенной среды. Преступления, совершаемые этническими преступными группировками на территориях принявших их государств, очень часто оказываются средством нагнетания этнополитической напряженности, дестабилизации общественных отношений, провоцирования межэтнических, религиозных локальных и региональных конфликтов. Поэтому деятельность этнической организованной преступности вполне обоснованно может расцениваться как реальная угроза национальной безопасности государства.

Под этнической организованной преступной группой (ЭОПГ) в настоящем исследовании понимается устойчивое объединение трех и более лиц одной некоренной национальности, умышленно создаваемое для систематической преступной деятельности с распределением между участниками обязанностей и функций по организации и руководству данным формированием. Этим группировкам присуще повышенная конспиративность, жесткая структура и сплоченность по национально-родовому признаку. А, по мнению экспертов, как раз группировки, обладающие последним качеством, - всегда наиболее влиятельны в сфере наркобизнеса. Для Российской Федерации - это таджикские, узбекские и азербайджанские преступные группировки. Данный факт вполне логично объясняет начавшийся со второй половины 1990-х годов процесс расширения масштабов незаконной торговли наркотиками и оружием в России приобретением этническими группировками большого удельного веса в структуре российской организованной преступности. Следствием развития международного наркобизнеса является нанесение непоправимого вреда здоровью постоянно растущего числа коренных жителей, снижение их социальной активности и ухудшение генофонда принимающего населения. Решающий вклад, который вносят в незаконный оборот наркотиков этнические наркогруппировки, указывает на высокую степень общественной опасности со стороны сравнительно небольшой части этнического иммигрантского сообщества.

Не менее опасным для принимающего населения является осуществление этническими группировками разбойных нападений, грабежей и вымогательств. В этом заключается непосредственное терроризирование коренных жителей иностранными преступниками, вытекающее в межнациональную конфронтацию. В Российской Федерации криминальные структуры азербайджанцев, вьетнамцев, китайцев, корейцев также традиционно осуществляют контроль над вещевыми, продуктовыми и прочими рынками. Концентрация крупных денежных средств в руках ЭОПГ способствует оказанию этими группировками давления на политическую систему принимающего общества, на правоохранительные органы, средства массовой информации и т.п., что неминуемо приводит к дестабилизации общества, подрыву его безопасности.

Отдельное внимание в данном параграфе уделяется вопросу нелегальной миграции. Под категорию нелегальных иммигрантов попадают иностранцы, незаконно пересекшие государственную границу в обход таможенному и миграционному контролю, и лица, на вполне законных основаниях въехавшие в страну, но оставшиеся в ней сверх разрешенного срока. Например, по данным Федеральной пограничной службы Российской Федерации, в 2001 г. в Россию въехало по служебным, частным, туристическим делам 15 млн. человек, а выехало только 11,5 млн. И, начиная с 1999 г., такая разница ежегодно составляет 3 – 3,5 млн. человек. Параллельно с этим, с 1998 по 2002 гг. количество задержанных на российской границе нелегальных мигрантов возросло в 10 раз[9]. Находясь на территории государства незаконно, лицам данной категории практически невозможно устроиться на легальную работу и, поэтому, подавляющее большинство из них задействованы в теневом секторе экономики. Этим нелегальная иммиграция значительно осложняет процессы внешней трудовой миграции: привлечение иностранной рабочей силы сопровождается незаконным трудоустройством иностранцев (в России это не менее 100 тысяч человек в год). При этом отмечается мобильность и хорошая организованность иммигрантов, обусловленная наличием базовой основы, созданной и продолжающей расширяться за счет усилий множества существующих этнических диаспор и общин, действующих как на легальном, так и на полулегальном основании.

Для этнических преступных группировок нелегальная иммиграция выступает не только в качестве «кузнецы кадров». Криминальные этнические группировки стремятся превратить так называемые миграционные сети, стихийно формируемые нелегальными мигрантами, в функциональные антиобщественные коммуникации. По ним засылаются наркокурьеры и торговцы оружием, осуществляется нелегальная переправка в развитые страны бесправной рабочей силы и женщин, принуждаемых к занятию проституцией. Можно допустить, что некоторые из этих сетей становятся социально избирательными, концентрируя потенциальный резерв всего современного преступного мира. К этому следует добавить, что сам транзит нелегалов причисляется к наиболее прибыльным видам теневого бизнеса.

В третьем параграфе «Нелегальная миграция как фактор развития терроризма» исследуется взаимосвязь и взаимовлияние нелегальной составляющей миграции населения с современным политическими терроризмом. Опираясь на результаты политико-правового анализа понятия терроризма, проведенного в этом параграфе, термин «терроризм» интерпретируется как идеология и практика устрашения. При этом все многообразие терроризма как общественного явления целесообразно в данном контексте свести к двум типам: криминальному и политическому. Под криминальным терроризмом, при этом, необходимо понимать специфическую область деятельности и мировоззрения преступного сообщества, направленных на запугивание определенной части общества с конечной целью получения крупных финансовых и иных материальных средств или же определенных услуг. Все остальные виды терроризма подпадают под критерии политического в силу своего целенаправленного воздействия, прежде всего, на политический (в широком смысле) режим государства, даже если это воздействие преследует решение задач не политического (национально-этнического, религиозного, социально-экономического) характера.

Развитие политического терроризма (имеется в виду развитие террористической деятельности) осуществляется за счет увеличения финансирования; повышения уровня подготовки взрывотехников, боевиков и диверсантов; приглашения к участию в террористической деятельности опытных командиров и специалистов; создания новых более совершенных и мобильных подразделений, включающих собственную безопасность; увеличения протяженности внутригосударственных перемещений; пополнения численности террористической организации за счет иностранных наемников и некоторых других мероприятий. Первые четыре фактора развития террористической деятельности способствуют эскалации политического терроризма, два последних – его расширению. Без непрерывного протекания вышеуказанных процессов террористическая организация не может развиваться даже при оптимальных для нее внешних условиях (например, при кризисе государственной власти). Поэтому можно отнести все перечисленные процессы к категории жизненоважных потребностей террористической организации. Большую часть этих потребностей как раз и способна удовлетворить нелегальная миграция за счет своей специфической формы. Нелегальная миграция – явление латентное, что выражается в скрытости, невыявляемости (принципиальной) самих межгосударственных перемещений людей. Латентность нелегальной миграции во многом определяется ее конспиративностью. Конспиративное свойство нелегальной миграции ложится в основу всей ее практической значимости для диверсионно-террористических структур, поскольку принцип конспиративности распространяется по отношению ко всем органам власти, как государства-выхода, так и государства-въезда мигрантов, без исключения. Например, после захвата 1 сентября 2004 года боевиками школы в североосетинском городе Беслане по всей территории Российской Федерации прошла массовая волна арестов членов, пособников и всех сторонников чеченских экстремистских организаций. Однако, несмотря на принятые меры, части террористов удалось уйти от преследования и скрыться. А пять месяцев спустя некоторые из них объявились во Франции и были задержаны полицией при подготовке террористического акта на Эйфелевой башне.

Одни направления развития терроризма жестко связаны с процессами нелегальной миграции, а другие – опосредованно. Благодаря латентной формы нелегальной миграции осуществляется никем не замечаемая переброска членов террористических организаций в тренировочные военно-полевые лагеря и обратно с целью повышения уровня профессиональной подготовки диверсантов. Причем траектория подобных перемещений очень часто проходит через территории третьих стран, но так и остается не выявленной. Используя каналы международной нелегальной миграции, на государственную территорию проникают иностранные наемники (судя по опубликованным спискам иностранных наемников, воевавших на стороне чеченских сепаратистов в период с 1999 по 2001 гг., убитых в Чечне и затем идентифицированных, в состав диверсионно-террористических групп на Северном Кавказе входили выходцы из Сирии, Египта, Иордании, Саудовской Аравии, Турции, Ливана, Алжира, Таджикистана, Йемена, Туниса, Кувейта, ОАЭ, Афганистана, Украины и Палестины[10]).

Нелегальная миграция способствует развитию контрабанды оружия и наркотиков. А налаженная транспортировка боевого оружия, взрывчатых и отравляющих веществ, военной техники на территории государства и между странами – неотъемлемый атрибут не только транснациональной преступности, но и террористических группировок. Террористические акты в Москве стали возможны вследствие перевозки в нее из Чеченской Республики большого объема взрывчатки и огнестрельного (в том числе автоматического) оружия. Крупномасштабным военным действиям чеченских сепаратистов против объединенных федеральных сил предшествовал долгий период приобретения и переправки на территорию Северного Кавказа тяжелого вооружения, танков и вертолетов из «горячих» точек Средней Азии и Грузии. Эти примеры свидетельствуют о том, что некоторые составляющие нелегальной миграции воздействуют на процесс развития террористической деятельности опосредованно, косвенно способствуя усилению политического терроризма.

Четвертая глава диссертационной работы «Обеспечение национальной безопасности России в условиях интенсивного развития иммиграционной ситуации» посвящена проблеме реализации политики иммиграционной безопасности Российской Федерации. Для этого в начале всесторонне рассматривается заинтересованность государства в привлечении иммигрантов и, одновременно, в обеспечении своей национальной безопасности (§1), затем обосновывается необходимость внесения существенной корректировки в ныне проводимую национальную (этническую) политику государства (§2) и совершенствования системы иммиграционной безопасности (§3).

В первом параграфе «Основные направления защиты национальных интересов государства в иммиграционной сфере» выявляются современные тенденции международной миграции населения и при сопоставлении с потребностями Российской Федерации в привлечении на свою территорию иностранной рабочей силы и реэмигрантов на постоянное место жительства обозначаются основные направления миграционной политики государства.

На фоне понижающейся интенсивности этнической миграции населения на территорию России из стран СНГ (согласно переписи населения 2002 г. спад миграционного прироста наблюдается синхронно по всем этническим группам[11]) и низкого уровня иммиграции представителей «дальнего зарубежья» суммарный поток внешних этнических мигрантов в Российскую Федерацию остается более-менее постоянным. Такое относительное постоянство является результатом непрерывного возрастания масштабов нелегальной иммиграции, с избытком компенсирующего снижение официальных показателей миграции населения из СНГ. Причинная обусловленность данного явления не столько связана с какими-либо особенностями Российской Федерации (лишь первый импульс был получен в результате падения «железного занавеса» в СССР и последующего распада Советского Союза), сколько является следствием общемировой тенденции увеличения масштабов международной миграции по направлению «Юг - Север». Данная тенденция настолько реальна, что любое противодействие ей теряет политический смысл. В интересах национальной безопасности целесообразнее концентрировать государственные усилия на предупреждении негативных последствий внешней этнической миграции, нежели на снижении ее интенсивности. Вторым аргументов в пользу такого подхода выступает демографическая обстановка в стране. Из-за непрерывного сокращения численности населения и стремительного старения нации большие проблемы возникают в сфере демографии и экономики страны, отражающиеся на векторе политического развития общества (пока еще только на региональном уровне).

Получается, что заинтересованность государства в иммигрантах носит преимущественно социально-экономический и демографический характер. На современном историческом этапе для России оба этих интереса являются жизненноважными и поэтому требуют к себе особого внимания. Реализация их на практике представляется как процесс стимулирования роста иммиграции, постоянное поддерживание ее интенсивности на высоком уровне и четкое направление миграционных потоков в малозаселенные регионы, испытывающие нехватку рабочей силы. Совокупность трех вышеуказанных подходов образует первое направление по защите национальных интересов России. Вторым направлением является предупреждение складывания межэтнической конфликтной ситуации в местах массового вселения иммигрантов. Сочетание двух направлений защиты национальных интересов, в свою очередь, возможно лишь при иммиграции на российскую территорию населения, близкого принимающему обществу в этноконфессиональном отношении. Под эту категорию подпадают, прежде всего, соотечественники, оказавшиеся за рубежом в результате распада Советского Союза, а также украинцы и белорусы. Но чтобы организовать такие миграционные потоки, нужна мощная система стимулов. Выступая на пленарном заседании Государственной Думы 14 декабря 2005 г., Борис Грызлов обозначил перед депутатами задачу по разработке государственной программы переселения русскоязычного населения из южных регионов СНГ и стран Балтии в Сибирь и на Дальний Восток. При этом он высказал надежду, что крупные экономические проекты по развитию обозначенных регионов России могут в ближайшем времени стать очень привлекательными для всех иммигрантов. Пол года спустя, 22 июня 2006 г. Президент В.В. Путин подписал Указ № 637 «О мерах по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом», где была детально прописана система материального стимулирования потенциальных переселенцев.

Предупреждение этнополитической напряженности в отношениях пришлого и местного населения включает в себя и другие направления государственной деятельности. Здесь, прежде всего, необходимо выделить регулирование межнациональных отношений в России с позиций социокультурной толерантности. Поскольку миграционный процесс вначале обостряет уже существующие в полинациональном государстве этнополитические противоречия, а уже затем сам создает этнотерриториальный базис напряженности, грамотная национальная (этническая) политика, учитывающая в той или иной степени интересы каждой национальной группы и жестко пресекающая проявление национализма в любой форме, вполне способна сглаживать острые углы не только в отношениях между коренными российскими этносами, но и во взаимодействиях иммигрирующего и принимающего населения со значительными этноконфессиональными различиями. Помимо этого, весьма важным направлением по профилактике этнополитических конфликтов является жесткое пресечение любого проникновения на российскую территорию террористических организаций, международных преступных сообществ и экстремистских политических сил.

Во втором параграфе «Миграционный аспект национальной (этнической) политики России» обосновывается целесообразность перехода России от национально-территориального принципа административного деления страны к территориальному для предупреждения возможного сепаратизма этнических иммигрантов из сопредельных государств.

Любая нация или этнос в мире имеет право на самоопределение. По мнению экспертов, на практике это может быть реализовано, как минимум, в четырех вариантах:

· отделение от полиэтнического государства и создание собственного «национального государства»;

· выход из состава одного государства и присоединение к другому государству, где проживает большинство (или значительное число) представителей данной нации (этноса);

· самоопределение в качестве самостоятельного субъекта в составе национального государства (федерации или конфедерации), в той или иной мере наделенными суверенными (не суверенными) правами и атрибутами государственности (собственная территория, законодательство, органы власти и т.д.);

· самоопределение в виде «национально-культурной» автономии в составе многонационального унитарного или федеративного государства.

Современная Россия уже имеет практическую реализацию самоопределения ее этносов по третьему варианту и стремится (с переменным успехом) к развитию институтов «национально-культурной» автономий в различных субъектах Федерации. Реальная опасность для государства исходит из успешной реализации только первых двух типов национального самоопределения. России в силу ряда особенностей населяющих ее коренных этносов в большей степени опасен вариант создания на ее территории независимых национальных государств (второй тип самоопределения наций менее вероятен). Это подтверждает и новейшая история: как только Россией в июне 1990 г. была принята Декларация о суверенитете, ее примеру последовало большинство национальных автономных республик РСФСР. И к концу 1990 г. на ее территории были самопровозглашены несколько суверенных государств. При этом ни о каком присоединении к сопредельным иностранным государствам (например, Бурятии к Монголии) никогда даже речи не шло.

Но этнополитическая структура российского общества в рассматриваемой период сильно отличалась от аналогичной структуры первого пятилетия 2000-х годов. Тогда она не была насыщена внешними этническими мигрантами (вначале в силу существования единого Союзного государства и режима «железного занавеса», затем из-за преобладания в миграционном потоке русскоязычного населения). Теперь же ситуация изменилась в корне – ощутимый процент всех жителей Российской Федерации составляют представители коренных народов сопредельных государств: китайцев, казахов, азербайджанцев и т.д. Согласно официальным результатам переписей населения 1989 и 2002 гг., численность армян в России за истекший период удвоилась (увеличилась на 212 % по отношению к численности 1989 г.). Их было 532 тыс. человек, стало – 1,13 млн. человек. Азербайджанская диаспора дала за тот же период 85% - ое увеличение своей численности (на 286 тыс. человек). В три с лишним раза увеличилось количество постоянно проживающих в России таджиков (они занимают первое место по скорости прироста среди крупных по численности иммигрантских этнических групп). И это только данные переписи населения, которые не учитывают нелегальную миграцию – наиболее крупномасштабную для сегодняшней России. В такой обстановке возникает вероятность выбора в качестве пути самоопределения этнических общностей – титульных для сопредельных стран – не только первого, но и второго варианта своего самоопределения. А, следовательно, суммарный уровень угроз территориальной целостности государства повышается. В этой связи и высказывается предположение о целесообразности отказа от административно - территориального деления страны по национальному признаку.

Отказ от национально-территориального деления означает, прежде всего, существенное изменение основ федеративного устройства современной России, заложенных в ее Конституцию. Существует специальный механизм внесения изменений в Конституцию Российской Федерации, но чтобы им воспользоваться, требуется большая политическая воля, диктуемая интересами обеспечения национальной безопасности России.

Наибольшей практичностью и способностью к концентрации всей мощи государства в ответственейшие исторические моменты (отражение агрессии, например) обладают унитарные (централизованные) государства. Результаты, полученные в третьей главе настоящей работы, демонстрируют высокую степень опасности для принимающего государства со стороны внешней этнической миграции. И хотя в настоящий момент уровень этой угрозы для Российской Федерации еще не достиг критического значения, но, исходя из динамики иммиграционной ситуации, в ближайшее два десятилетия это обязательно произойдет. И тогда нейтрализация факторов поражения этнической миграции, несомненно, потребует концентрации всей политической мощи России. Под таким углом зрения можно говорить и об унитарной форме управления нашей страной как о наиболее предпочтительной (хотя и не обязательной).

В третьем параграфе «Проблемы формирования системы иммиграционной безопасности» рассматриваются различные стороны организационного механизма обеспечения национальной безопасности России в условиях интенсивного развития иммиграционной ситуации.

Говоря об иммиграционной безопасности как о системе, необходимо, прежде всего, выделить ее элементы, связи и взаимоотношения. В самом общем виде все элементы могут быть поделены на два больших класса: субъекты и объекты иммиграционной безопасности. К субъектам иммиграционной безопасности относятся: органы государственной власти (различного характера и на разном уровне) и местного самоуправления, административные структуры на заселяемых территориях государства, общественные организации, а к объектам - иммигрантские объединения, иммиграционные потоки, принимающее население, индивиды (как граждане России, так и иностранцы, и лица без гражданства) и т.п. Все эти элементы отличаются по характеру своего воздействия, что определяет неравную их роль в системе иммиграционной безопасности. Взаимозависимость и взаимодействие субъектов и объектов иммиграционной безопасности проявляются в определенной упорядоченности их отношений, выражающейся в структуре, системе равновесия сил.

Обеспечение иммиграционной безопасности России осуществляется преимущественно органами государственной власти (исполнительной, законодательной и судебной) на федеральном и региональном уровне. Но общий тон всегда задается федеральными органами власти. В системе иммиграционной безопасности общественным и правозащитным организациям отводится лишь контролирующая роль. Несмотря на это, общественные и общественно-политические организации в России образуют в своей совокупности весьма функциональную подсистему иммиграционной безопасности. В ее состав входят негосударственные некоммерческие объединения граждан России (в неформальные объединения могут также входить иностранцы и лица без гражданства), выступающие, в одних случаях, в качестве субъектов безопасности, в других – в качестве объектов (например, объединения этнических диаспор).

Что же касается политических организаций (партий и движений), то их роль в формировании системы более противоречива. Пропрезидентские организации, к которым можно отнести «Единую Россию», молодежные движения: «Идущие вместе», «Наши», «Молодая гвардия», поддерживая политический курс В.В. Путина, в своих программных документах в сфере миграционной политики государства полностью копируют Концепцию регулирования миграционных процессов в Российской Федерации. Что является вполне естественным. Политические партии и движения, находящиеся в конструктивной оппозиции, имеют свою независимую точку зрения относительно проблемы иммиграционной безопасности России на федеральном и региональном уровне. В отдельных моментах их позиция совпадает с правительственной, но в основном – расходится. К таким партиям относятся ЛДПР, «Яблоко», «Родина», «Справедливая Россия». Но если в руках «единоросов» находятся реальные рычаги исполнительной и законодательной власти и на федеральном и на региональном уровне и за счет этого они оказывают существенный вклад в процесс формирования системы иммиграционной безопасности России, то парламентская оппозиция такой возможности лишена (за редким исключением). Партии и движения, находящиеся в жесткой оппозиции к правящему режиму, особенно не парламентские (РКРП, Национал-большевистская партия, Объединенный гражданский фронт, «Трудовая Россия», Авангард красной молодежи, Всероссийская коммунистическая партия будущего), предпочитают проблему иммиграции вообще обходить стороной, заостряя внимание на социально-экономическом блоке вопросов. Наибольшее внимание проблемам иммиграционной безопасности России уделяют политические организации, имеющие ярко выраженную националистическую окраску: Союз русского народа, Национально-державная партия России, Движение против нелегальной иммиграции, Народная Национальная партия, Национальное русское освободительное движение и др. Данные объединения граждан России предлагают (а часто и открыто демонстрируют) радикальные методы и средства обеспечения защиты национальных интересов государства от внешней этнической миграции.

Из проведенного анализа государственной и общественно-политической подсистем иммиграционной безопасности России следует, что формирование первой происходит в настоящее время более быстро и более успешно, нежели второй подсистемы. При этом нельзя сказать, что государственная подсистема развивается более интенсивно, чем общественно-политическая. И там и там существуют свои сложности и недостатки. Общественные структуры реагируют на объективные изменения иммиграционной ситуации в стране даже более оперативно, нежели государственные. И все же в архитектуре иммиграционной безопасности Российской Федерации устойчиво существует диспропорция в сторону государственной подсистемы.

В заключении подводятся основные итоги исследования, делаются общие выводы, высказываются рекомендации по существу исследуемой проблемы.

В современном мире из пяти основных факторов поражения внешней этнической миграции в отношении принимающего общества наиболее явно проявляют себя культурологический и криминогенный. Наличие этих двух факторов приводит к тому, что в условиях противостояния локальных цивилизаций миграция населения начинает играть роль катализатора этнополитической напряженности внутри многонационального, многоконфессионального государства, каким является Российская Федерация. А поскольку демографическое и экономическое положения современной России ставят необходимым условием дальнейшего своего эффективного развития увеличение иммиграционных потоков на ее территорию (привлечение большего количества внешних трудовых мигрантов), то миграционная политика должна быть обязательно сориентирована на противодействие проявлению факторов поражения внешней миграции. Для этого необходимо одновременно решать вопросы по оптимизации демографических и миграционных процессов, межнациональных отношений. Политическая реальность такова, что недоучет данного обстоятельства способен повлечь за собой постепенное обострение этнотерриториальных противоречий между коренным и переселенческим народами и создаст реальную угрозу территориальной целостности страны.

[1] Социальная энциклопедия. М.: БРЭ, 2000. С. 165.

[2] Там же.

[3] Население России 2002. М., 2004. С. 143.

[4] Савенкова О.В., Голюшева Л.В., Белугина М.А. К вопросу о правах человека: мигранты, беженцы, переселенцы. СПб., 2001. С. 21.

[5] Парламентская газета. 2004. 28 мая.

[6] Крухмалев А.Е. Миграционные проблемы современной России // Социс. 2002. № 9. С. 138.

[7] Труд. 2004. 11 февр.

[8] http://www.regions.ru/article/any/id/1105550.html

[9] Куликов А.С. О некоторых проблемах миграции. Выступление на заседании Парламентской Ассамблеи Совета Европы в апреле 2002 г. в Страсбурге // Право и безопасность. 2002. № 2-3 (3-4). С. 101.

[10] http://www.terrorism.ru/dosie1.phtml?id=11

[11] Население России 2002. С. 144 - 145.