Виртуальный методический комплекс./ Авт. и сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф Политическая наука: электрорнная хрестоматия./ Сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф.

    ГеополитикаПолитическая глобалистика

Международные отношения и геополитика

ГЕОПОЛИТИКА

предыдущая   Дугин А.Г. Основы геополитики   следующая

Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала указанного издания

 

ВВЕДЕНИЕ

Глава 1

Дефиниция “геополитики”

 

Труды многочисленных представителей геополитических школ, несмотря на все их различия и зачастую противоречия, складываются в одну общую картину, которая и позволяет говорить о самом предмете как о чем-то законченном и определенном. Те или иные авторы и словари разнятся между собой в определении основного предмета изучения этой науки и главных методологических принципов. Такое расхождение проистекает из исторических обстоятельств, а также из-за теснейшей связи геополитики с мировой политикой, проблемами власти и доминирующими идеологиями. Синтетический характер этой дисциплины предполагает включение в нее многих дополнительных предметов – географии, истории, демографии, стратегии, этнографии, религиоведения, экологии, военного дела, истории идеологии, социологии, политологии и т.д. Так как все эти военные, естественные и гуманитарные науки сами по себе имеют множество школ и направлений, то говорить о какой-то строгости и однозначности в геополитике не [c.11] приходится. Но какое же определение дать этой дисциплине, столь расплывчатой и одновременно выразительной и впечатляющей?

Геополитика – это мировоззрение, и в этом качестве ее лучше сравнивать не с науками, но с системами наук. Она находится на том же уровне, что и марксизм, либерализм и т.д., т.е. системы интерпретаций общества и истории, выделяющие в качестве основного принципа какой-то один важнейший критерий и сводящие к нему все остальные бесчисленные аспекты человека и природы.

Марксизм1 и либерализм равно кладут в основу экономическую сторону человеческого существования, принцип “экономики как судьбы”. Не важно, что эти две идеологии делают противоположные выводы – Маркс приходит к неизбежности антикапиталистической революции, а последователи Адама Смита считают капитализм самой совершенной моделью общества. И в первом и во втором случаях предлагается развернутый метод интерпретации исторического процесса, особая социология, антропология и политология. И, несмотря на постоянную критику этих форм “экономического редукционизма” со стороны альтернативных (и маргинальных) научных кругов, они остаются доминирующими социальными моделями, на основании которых люди не просто осмысляют прошлое, но и созидают будущее, т.е. планируют, проектируют, задумывают и осуществляют крупномасштабные деяния, прямо затрагивающие все человечество.

Точно так же обстоит дело и с геополитикой. Но в отличие от “экономических идеологий”, она основана на тезисе: “географический рельеф как судьба”. География и пространство выступают в геополитике в той же функции, как деньги и производственные отношения в марксизме и либерализме к ним сводятся все основополагающие аспекты человеческого существования, они служат базовым методом интерпретации прошлого, они выступают как главные факторы человеческого бытия, организующие вокруг себя все остальные стороны существования. Как и в случае экономических идеологий, геополитика основана на приближенности, на редукционизме, сведении многообразных проявлений жизни к нескольким параметрам, но несмотря на заведомую погрешность, всегда присущую таким теориям, она впечатляюще доказывают свою стройность в вопросе объяснении прошлого и предельную эффективность в организации настоящего и проектировании будущего. [c.12]

Если продолжать параллель с марксизмом и классической буржуазной политэкономией, можно сказать, что, подобно экономическим идеологиям, утверждающим особую категорию – “человек экономический” (homo economicus), – геополитика говорит о “человеке пространственном”, предопределенном пространством, сформирован ном и обусловленным его специфическим качеством рельефом, ландшафтом. Но эта обусловленность особенно ярко проявляется в масштабных социальных проявлениях человека – в государствах, этносах, культурах, цивилизациях и т.д. Зависимость каждого индивидуума от экономики очевидна и в малых и в больших пропорциях. Поэтому экономический детерминизм понятен и обычным людям и властным инстанциям, оперирующим с большими социальными категориями. По этой причине, быть может, экономические идеологии стали столь популярными и выполняли мобилизационную функцию – вплоть до революций, основанных на личной ангажированности в идеологии множества отдельных людей. Зависимость человека от пространства – основной тезис геополитики – видится лишь при некотором дистанцировании от отдельного индивидуума. И поэтому геополитика не стала – несмотря на предпосылки – собственно идеологией или, точнее, “массовой идеологией”. Ее выводы и методы, предметы изучения и основные тезисы внятны лишь тем социальным инстанциям, которые занимаются крупномасштабными проблемами стратегическим планированием, осмыслением глобальных социальных и исторических закономерностей и т. д. Пространство проявляет себя в больших величинах, и поэтому геополитика предназначается для социальных групп, имеющих дело с обобщенными реальностями – странами, народами и т. д.

Геополитика – это мировоззрение власти, наука о власти и для власти. Только по мере приближения человека к социальной верхушке геополитика начинает обнаруживать для него свое значение, свой смысл и свою пользу, тогда как до этого она воспринимается как абстракция. Геополитика – дисциплина политических элит (как актуальных, так и альтернативных), и вся ее история убедительно доказывает, что ею занимались исключительно люди, активно участвующие в процессе управления странами и нациями, либо готовящиеся к этой роли (если речь шла об альтернативных, оппозиционных идеологических лагерях, отстраненных от власти в силу исторических условий).

Не претендуя на научную строгость, геополитика на своем уровне [c.13] сама определяет, что обладает для нее ценностью, а что нет. Гуманитарные и естественнонаучные дисциплины привлекаются только тогда, когда они не противоречат основным принципам геополитического метода. Геополитика, в некотором роде, сама отбирает те науки и те направления в науке, которые представляются ей полезными, оставляя без внимания все остальное. В современном мире она представляет собой “краткий справочник властелина”, учебник власти, в котором дается резюме того, что следует учитывать при принятии глобальных (судьбоносных) решений – таких, как заключение союзов, начало войн, осуществление реформ, структурная перестройка общества, введение масштабных экономических и политических санкций и т.д.

Геополитика – это наука править. [c.14]

 

Глава 2

Теллурократия и талассократия

 

Главным законом геополитики является утверждение фундаментального дуализма, отраженного в географическом устройстве планеты и в исторической типологии цивилизаций. Этот дуализм выражается в противопоставлении “теллурократии” (сухопутного могущества) и “талассократии” (морского могущества). Характер такого противостояния сводится к противопоставлению торговой цивилизации (Карфаген, Афины) и цивилизации военно-авторитарной (Рим, Спарта). В иных терминах, дуализм между “демократией” и “идеократией”.

Уже изначально данный дуализм имеет качество враждебности, альтернативности двух его составляющих полюсов, хотя степень может варьироваться от случая к случаю. Вся история человеческих обществ, таким образом, рассматривается как состоящая из двух стихий – “водной” (“жидкой”, “текучей”) и “сухопутной” (“твердой”, “постоянной”).

“Теллурократия”, “сухопутное могущество” связано с фиксированностью пространства и устойчивостью его качественных ориентаций и [c.15] характеристик. На цивилизационном уровне это воплощается в оседлости, в консерватизме, в строгих юридических нормативах, которым подчиняются крупные объединения людей – рода, племена, народы, государства, империи. Твердость Суши культурно воплощается в твердости этики и устойчивости социальных традиций. Сухопутным (особенно оседлым) народам чужды индивидуализм, дух предпринимательства. Им свойственны коллективизм и иерархичность.

“Талассократия”, “морское могущество” представляет собой тип цивилизации, основанной на противоположных установках. Этот тип динамичен, подвижен, склонен к техническому развитию. Его приоритеты – кочевничество (особенно мореплавание), торговля, дух индивидуального предпринимательства. Индивидуум как наиболее подвижная часть коллектива возводится в высшую ценность, при этом этические и юридические нормы размываются, становятся относительными и подвижными. Такой тип цивилизации быстро развивается, активно эволюционирует, легко меняет внешние культурные признаки, сохраняя неизменной лишь внутреннюю идентичность общей установки.

Большая часть человеческой истории развертывается в ситуации ограниченного масштаба обеих ориентаций при глобальной доминации “теллурократии”. Элемент Земли (Суша) довлеет над всем ансамблем цивилизаций, а элемент “Вода” (море, океан) выступает лишь фрагментарно и спорадически. Дуализм до определенного момента остается географически локализованным – морские берега, устья и бассейны рек и т.д. Противостояние развивается в различных зонах планеты с разной интенсивностью и в разных формах.

Политическая история народов земли демонстрирует постепенный рост политических форм, становящихся все более масштабными. Так возникают государства и империи. Этот процесс на геополитическом уровне означает усиление фактора пространства в человеческой истории. Характер крупных политических образований – государств и империй – выражает дуальность стихий более впечатляюще, выходя на уровень все более и более универсальных цивилизационных типов.

В определенный момент (античный мир) складывается довольно устойчивая картина, отраженная в “карте Макиндера”. Зона теллурократии устойчиво отождествляется с внутриконтинентальными просторами Северо-Восточной Евразии (в общих чертах совпадающими с территориями царской России или СССР). Талассократия все яснее [c.16] обозначается как береговые зоны евразийского материка, Средиземноморский ареал, Атлантический океан и моря, омывающие Евразию с Юга и Запада. [c.18]

 

 

Основная геополитическая модель мира

Heartland-Евразия – географическая ось истории. Rimland – береговые пространства. World Island (по Макиндеру) – территории, контролируемые Sea Power, “морским могуществом” [c.17]

 

Так карта мира обретает геополитическую специфику:

1) Внутриконтинентальные пространства становятся “неподвижной платформой”, heartland'ом (“землей сердцевины”), “географической осью истории”, которая устойчиво сохраняет теллурократическую цивилизационную специфику.

2) “Внутренний или континентальный полумесяц”, “береговая зона”, rimland представляют собой пространство интенсивного культурного развития. Здесь очевидны черты “талассократии”. Хотя они уравновешиваются многими “теллурократическими” тенденциями.

3) “Внешний или островной полумесяц” представляет собой “неизведанные земли”, с которыми возможны только морские коммуникации. Впервые он дает о себе знать в Карфагене и торговой финикийской цивилизации, воздействовав шей на “внутренний полумесяц” Европы извне.

Эта геополитическая картина соотношения талассократии и теллурократии выявляется потенциально к началу христианской эры, после эпохи Пунических войн. Но окончательно она приобретает смысл в период становления Англии великой морской державой – в XVII-XIX веках. Эпоха великих географических открытий, начатая с конца XV века, повлекла за собой окончательное становление талассократии самостоятельным планетарным образованием, оторвавшимся от Евразии и ее берегов и полностью сконцентрировавшимся в англосаксонском мире (Англия, Америка) и колониях. “Новый Карфаген” англосаксонского капитализма и индустриализма оформился в нечто единое и цельное, и с этого времени геополитический дуализм приобрел уже четко различимые идеологические и политические формы.

Позиционная борьба Англии с континентальными державами – Австро-венгерской империей, Германией и Россией – была геополитическим содержанием XVIII-XIX веков (+ вторая половина XX века), а с середины нашего столетия главным оплотом талассократии стали США.

В холодной войне 1946–1991 годов извечный геополитический дуализм достиг максимальных пропорций, талассократия отождествилась с США, а теллурократия – с СССР.

Два глобальных типа цивилизации, культуры, метаидеологии вылились в законченные геополитические очертания, резюмирующие всю [c.18] геополитическую историю противостояния стихий. При этом поразительно, что этим формам законченного геополитического дуализма на идеологическом уровне соответствовали две столь же синтетические реальности – идеология марксизма (социализма) и идеология либерал-капитализма.

В данном случае можно говорить о реализации на практике двух типов “редукционизма”: экономический редукционизм свелся к противопоставлению идей Смита и идей Маркса, а геополитический – к разделению всех секторов планеты на зоны, подконтрольные талассократии (Новому Карфагену, США) и теллурократии (Новому Риму, СССР).

Геополитическое видение истории представляет собой модель развития планетарного дуализма до максимальных пропорций. Суша и Море распространяют свое изначальное противостояние на весь мир.

Человеческая история есть не что иное, как выражение этой борьбы и путь к ее абсолютизации.

Таково самое общее выражение главного закона геополитики – закона дуализма стихий (Суша против Моря). [c.19]

 

Глава 3

Геополитическая телеология

 

До момента окончательной победы США в холодной войне геополитический дуализм развивался в изначально заданных рамках – речь шла об обретении талассократией и теллурократией максимального пространственного, стратегического и силового объема. В виду наращивания обеими сторонами ядерного потенциала некоторым геополитикам-пессимистам исход всего этого процесса представлялся катастрофическим, так как, полностью освоив планету, два могущества должны были либо перенести противостояние за пределы земли (теория звездных войн), либо взаимно уничтожить друг друга (ядерный апокалипсис).

Если характер основного геополитического процесса истории – максимальное пространственное расширение талассократии и теллурократии – для этой дисциплины очевиден, то его исход остается под вопросом. В этом отношении никакого детерминизма нет.

Следовательно, геополитическая телеология, т.е. осмысление цели [c.20] истории в геополитических терминах, доходит лишь до момента глобализации дуализма и здесь останавливается.

Но, тем не менее, на чисто теоретическом уровне можно вычленить несколько предположительных версий развития событий после того, как можно будет констатировать победу одной из двух систем – талассократии.

1-й вариант. Победа талассократии полностью отменяет цивилизацию теллурократии. На планете устанавливается однородный либерально-демократический порядок. Талассократия абсолютизирует свой архетип и становится единственной системой организации человеческой жизни. Этот вариант имеет два преимущества: Во-первых, он логически непротиворечив, так как в нем можно увидеть закономерное завершение однонаправленного (в целом) течения геополитической истории – от полной доминации Суши (традиционный мир) к полной доминации Моря (современный мир); а во-вторых, именно это происходит в действительности.

2-й вариант. Победа талассократии оканчивает цикл противостояния двух цивилизаций, но не распространяет свою модель на весь мир, а просто завершает геополитическую историю, отменяя ее проблематику. Подобно тому, как теории постиндустриального общества доказывают снятость в этом обществе основных противоречий классической политэкономии (и марксизма), так некоторые мондиалистские теории утверждают, что в грядущем мире противостояние Суши и Моря будет вообще снято. Это тоже “конец истории”, но только дальнейшее развитие событий не поддается такому строгому анализу, как в первом варианте.

Оба этих анализа рассматривают поражение теллурократии как необратимый и свершившийся факт. Два другие варианта относятся к этому иначе.

3-й вариант. Поражение теллурократии – явление временное. Евразия вернется к своей континентальной миссии в новой форме. При этом будут учтены геополитические факторы, приведшие к катастрофе континенталистские силы (новый континентальный блок будет иметь морские границы на Юге и на Западе, т.е. осуществится “доктрина Монро для Евразии”). В таком случае мир снова вернется к биполярности. Но уже другого качества и другого уровня.

4-й вариант (являющийся развитием предыдущего). В этом новом [c.21] противостоянии побеждает теллурократия. Она стремится перенести свою собственную цивилизационную модель на всю планету и “закрыть историю” на своем аккорде. Весь мир типологически превратится в Сушу, и повсюду воцарится “идеократия”. Предвкушением такого исхода были идеи о “Мировой Революции” и планетарном господстве Третьего Райха.

Так как в наше время роль субъективного и рационального фактора в развитии исторических процессов как никогда велика, то эти четыре варианта следует рассматривать не просто как отвлеченную констатацию вероятного развития геополитического процесса, но и как активные геополитические позиции, которые могут стать руководством к действиям глобального масштаба.

Но в данном случае геополитика не может предложить никакой детерминистской версии. Все здесь сводится только к набору возможностей, реализация которых будет зависеть от множества факторов, не укладывающихся больше в рамки чисто геополитического анализа. [c.22]

 

Глава 4

Rimland и “зоны-границы”

 

Вся методология геополитического исследования основана на применении принципов глобального геополитического дуализма Суши и Моря к более локальным категориям. При анализе любой ситуации именно планетарная модель остается главной и основополагающей. Те соотношения, которые характерны для общей картины, повторяются и на более частном уровне.

После выделения двух основных принципов талассократии и теллурократии, следующим важнейшим принципом является rimland, “береговая зона”. Это ключевая категория, лежащая в основе геополитического исследования.

Rimland представляет собой составное пространство, которое потенциально несет в себе возможность быть фрагментом либо талассократии, либо теллурократии. Это наиболее сложный и насыщенный культурой регион. Влияние морской стихии, Воды, провоцирует в “береговой зоне” активное и динамическое развитие. Континентальная [c.23] масса давит, заставляя структурализировать энергию. С одной стороны, rimland переходит в Остров и Корабль. С другой стороны – в Империю и Дом.

Rimland не сводится, однако, лишь к промежуточной и переходной среде, в которой протекает противодействие двух импульсов. Это очень сложная реальность, имеющая самостоятельную логику и в огромной мере влияющая и на талассократию, и на теллурократию. Это не объект истории, но его активный субъект. Борьба за rimland талассократии и теллурократии не есть соперничество за обладание простой стратегической позицией. Rimland обладает собственной судьбой и собствен ной исторической волей, которая, однако, не может разрешиться вне базового геополитического дуализма. Rimland в значительной степени свободен в выборе, но не свободен в структуре выбора – так как кроме талассократического или теллурократического пути третьего ему не дано.

В связи с таким качеством “внутренний полумесяц” часто вообще отождествляется с ареалом распространения человеческой цивилизации. В глубине континента царит консерватизм, вне его пределов – вызов подвижного хаоса.

“Береговые зоны” самой своей позицией поставлены перед необходимостью давать ответ на проблему, предложенную географией.

Rimland является пограничной зоной, поясом, полосой. Вместе с тем – это граница. Такое сочетание подводит к геополитическому определению границы.

В отличие от границ между государствами, геополитика понимает этот термин иначе, отправляясь от изначальной модели, в которой первограницей или архетипом всех границ является конкретное историко-географическое и культурное понятие rimland.

Пространственный объем береговых зон является следствием взгляда на материк извне, “от лица морских пришельцев”. Именно для “сил моря” берег является полосой, простирающейся вглубь суши. Для самого материка, берег напротив, это предел, линия.

Граница как линия (а именно так она понимается в международном праве) – это рудимент “сухопутной юриспруденции”, унаследованный современным правом из древнейших традиций. Это взгляд сугубо сухопутный.

Но взгляд морской, внешний по отношению к материку, видит [c.24] береговые территории как потенциальные колонии, как полоски земли, которые можно оторвать от остальной континентальной массы, превратить в базу, в стратегическое пространство. При этом береговая зона никогда не становится до конца “своей”; при необходимости можно сесть на корабль и уплыть на родину, на “остров”. Полосой же берег становится именно за счет того, что пришельцам с моря небезопасно углубляться внутрь континента только на определенное расстояние.

Так как геополитика совмещает оба взгляда на пространство – морской и сухопутный, то в ней rimland понимается как особая реальность, как граница-полоса, причем ее качественный объем зависит от того, какой импульс доминирует в данном секторе – сухопутный или морской. Гигантские и вполне судоходные океанические побережья Индии и Китая – суть линии, полосы минимального объема. Соответствующие культуры имеют сухопутную ориентацию, и объем береговых полос тяготеет к нулю, к тому, чтобы стать просто концом материка. В Европе и особенно в Средиземноморье береговые зоны суть широкие полосы, уходящие далеко вглубь материка. Их объем максимален. Но в обоих случаях речь идет о геополитической границе. Следовательно, это категория переменная, варьирующаяся, в зависимости от обстоятельств, от линии до полосы.

Такой подход геополитика проецирует и на анализ более частных проблем, связанных с границами. Она рассматривает границы между государствами как “зоны переменного объема”. Этот объем – его сокращение или расширение – зависит от общей континентальной динамики. В зависимости от нее эти зоны меняют форму и траекторию в заданных пределах. В понятие “геополитической границы” могут входить целые государства. Например, английская идея “санитарного кордона” между Россией и Германией предполагала создание “ничейной” (полуколониальной и ориентированной на Англию) зоны, состоящей из прибалтийских и восточноевропейских государств. Континенталистская политика России и Германии, напротив, тяготела к тому, чтобы превратить эту зону в линию (Брест-Литовск, Раппало, пакт Риббентроп-Молотов). Талассократы-атлантисты стремились ее максимально расширить, создавая искусственные “прокладочные государства” (etats-tampons).

При этом законченная и совершенная талассократия (Англия, США) применяет в данном случае двойной стандарт: границы собственных [c.25] Островов талассократы стремятся свести к линии, а береговые зоны Евразии максимально расширить. Для континенталистской геополитики логично использовать точно такой же принцип в обратном направлении: границы Евразии – линии, границы Америки – полосы.

Аналогия с историческим rimland'ом как “колыбелью цивилизации” показывает важнейшее значение “зон-границ” и в более частных случаях. Свободные от необходимости нести на себе тяжесть географического заряда истории “пограничные зоны” сплошь и рядом направляют свою энергию в культурно-интеллектуальные сферы. И умелое использование этого “легкого” геополитического потенциала составляет искусство геополитической стратегии противоборствующих сторон.

При этом именно “морские силы” овладели этим в совершенстве, так как всегда основывались на принципе максимального и скорейшего извлечения пользы из колонизированных территорий. Это отличало их от сухопутных завоевателей, которые после захвата территории сразу же начинали считать ее своей, а, следователь но, не очень спешили выжимать из нее все, что можно. [c.26]

 

Глава 5

Геополитика как судьба

 

Законы геополитики чрезвычайно удобны для анализа политической истории, истории дипломатии и стратегического планирования. Эта наука имеет множество пересечений с социологией, политологией, этнологией, военной стратегией, дипломатией, историей религий и т.д. Косвенно, но подчас очень наглядно, связана она и с экономикой, вплоть до того, что некоторые геополитики предлагали основать новую науку – геоэкономику. Во всяком случае, в некоторых аспектах геополитического метода обращение к экономическим реальностям необходимо.

В настоящий момент – при тяготении всех видов наук к синтезу, к слиянию, к созданию новых межнаучных макродисциплин и многомерных моделей – геополитика обнаруживает свое значение как для чисто теоретических исследований, так и для практических шагов в управлении сложными цивилизационными процессами – в масштабе планеты или в масштабе отдельных государств или блоков государств. Это – наука будущего, основы которой в самом ближайшем времени [c.27] будут преподаваться не только в специальных высших учебных заведениях учреждениях и академиях, но и в простых школах. С помощью геополитического анализа легко можно осмыслить целые эпохи исторического развития стран и народов. При свойственном нашему времени расширению информационных зон, появление таких простых и наглядных редукционистских методологий – неизбежно, так как в противном случае человек рискует окончательно потерять всякие ориентиры в многообразном и многомерном хаосе потоков разнородных знаний.

Геополитика – бесценное подспорье в вопросах образования. Ее структура такова, что именно она могла бы стать осевой дисциплиной на новом этапе развития школы.

Вместе с тем все более очевидна роль геополитики в широкой социальной сфере. Уровень развития информации, активная вовлеченность обычного человека в события, разворачивающиеся на всем континенте, “мондиализация” масс-медиа – все это выдвигает на первый план пространственное мышление в геополитических терминах, которое помогает “сортировать” народы, государства, режимы и религии по единой упрощенной шкале для того, чтобы смысл даже самых элементарных теле– или радио-новостей был хотя бы приблизительно понятен. Если применить простейшую геополитическую сетку – heartland, rimland, World Island – к любому сообщению относительно международных событий, сразу же выстраивается некая ясная интерпретационная модель, не требующая дополнительных узкоспециальных знаний. “Расширение НАТО на Восток” при таком подходе означает “увеличение объема rimland в пользу талассократии”; “договор между Германией и Францией относительно создания особых чисто европейских вооруженных сил” – “шаг в сторону создания континентальной теллурократической конструкции”; “конфликт между Ираком и Кувейтом – стремление континентального государства уничтожить искусственное талассократическое образование, препятствующее прямому контролю над береговой зоной” и т.д.

И наконец, о влиянии геополитической методологии на внутреннюю и внешнюю политику. Если геополитический смысл определенных шагов политических партий и движений, а также властных структур будет очевиден, легко соотнести их с системой глобальных интересов, а, следовательно, расшифровать их далеко идущие цели. Например, [c.28] интеграция России с европейскими странами (особенно с Германией) – шаг теллурократических сил (евразийцев), отсюда автоматически можно прогнозировать усиление “идеократических” (“социалистических”) тенденций внутри страны. Напротив, сближение Москвы с Вашингтоном означает подчинение талассократической линии и с неизбежностью влечет за собой позиционное усиление “рыночников” и т.д. Точно так же в свете закономерностей внутренней геополитики можно легко интерпретировать и внутриполитические процессы – сепаратизм народов внутри России, двухсторонние или многосторонние соглашения различных административных образований и областей между собой. Каждое событие в свете геополитики приобретает четкий смысл. Этот геополитический смысл не может рассматриваться как ultimo ratio события, но в любом случае он всегда оказывается в высшей степени выразительным и полезным для анализа и прогнозирования.

Отсутствие сегодня какого бы то ни было учебного пособия по этой теме подвигло нас на написание и составление этой книги, которая представляет собой введение в геополитику как науку. [c.29]

 

Примечание

 

1 На явную аналогию между геополитикой и марксизмом указывал в 1943 г. Карл Корш в своей книге “Исторические взгляды геополитиков”: “(...) новый материализм геополитиков обладает таким же критическим, активистским и идеалистическим (в традиционном смысле слова) характером, каким обладал в ранние периоды т.н. исторический материализм Маркса. ...Как марксизм сегодня стремится к осознанному контролю над экономической жизнью общества, так сегодняшний “хаусхоферизм” может быть определен как попытка политического контроля над пространством”. Цит. по New Essays, 6 т., 1943, стр. 8–17. [c.570]

 

предыдущая   оглавление   следующая