ХВОСТОВ В.М.

ОБЩЕЕ УЧЕНИЕ О ГОСУДАРСТВЕ

Хвостов В М. Общая теория права. Спб. М, Варшава, Вильно, 1914. С. 8– 15

 

[...] Государство есть одна из форм человеческого общежития, один из видов общественных союзов. Поэтому, для того чтобы вывести формулу, которая бы содержала в себе определение государства, следует остановиться на тех признаках, которые отличают [189} государство от других общественных союзов и тем самым определяют место государства в общей системе человеческого общежития. Таких признаков мы можем указать несколько; они заключаются в особенностях, свойственных трем основным элементам государства; эти элементы суть: 1) верховная власть, 2) территория, 3) население.

Важнейшим отличительным признаком государственного союза является верховная власть. Подчинение этой власти и объединяет отдельных граждан в общий государственный союз. Благодаря массовому подчинению, власть эта стоит выше воли отдельных подданных и по силе своей превышает силу власти, существующей в каком-либо ином общественном союзе. Характерная черта государственной власти состоит в ее принудительности. Этим мы не хотим сказать, что за каждым велением верховной власти стоит грубое принуждение в смысле физического насилия над неповинующимся или даже угроз таким насилием, направленных по его адресу. К такому принуждению государственная власть, конечно, прибегает в случае нужды, но оно не всегда возможно, да и не всегда необходимо. Обыкновенно предписания верховной власти исполняются подлежащими лицами совершенно добровольно, отчасти в силу уважения к той власти, от которой они исходят, в силу доверия, которым при нормальных условиях эта власть пользуется, отчасти вследствие привычки подлежащих лиц повиноваться без рассуждений велениям, исходящим от традиционного авторитета, и т.д. Но, если мы говорим о принудительности, как о характерном и отличительном свойстве государственной власти, то это значить, что государство господствует над членами государственного общежития особенно властно, независимо от желания каждого из них ему подчиняться. Государственная власть сама определяет пределы своего применения. Поэтому она устанавливает и условия, на которых подчиняются ей отдельные члены государства. От воли последних не зависит, считать ли себя подданным данного государства или нет. Государственная власть настолько сильна, что она может вполне запретить отдельным лицам выход из подданства; если на самом деле многие государства этого не делают, то лишь потому, что не считают нужным прибегать к такого рода мерам; но в принципе каждое государство имеет право к ним прибегнуть. Далее в силу той же своей принудительности государство не стеснено в средствах для побуждения своих подданных к исполнению всех велений государственной власти; в случае нужды государство доходит даже до отнятия жизни у лица, отказывающего ему в повиновении (смертная казнь). Таким образом, государство есть по существу союз принудительный и должно быть отличаемо от всякого рода факультативных или конвенциональных союзов, принадлежать к которым зависит только от [190] доброй воли их сочленов, и которые не могут реагировать на неповинующихся им сочленов более энергичными средствами, чем простое исключение таких сочленов из союза.

Но принудительностью еще не исчерпываются отличительные черты верховной власти государства. От других принудительных союзов государство отличается своей самостоятельностью. Это значит, что верховная власть совершенно независима в решении тех вопросов, которые входят в круг ее ведомства. Государственная власть сама организует разного рода учреждения для выполнения своих задач и определяет их личный составь не подчиняясь при этом каким-либо указаниям и воздействиям со стороны иной высшей власти.

Эту самостоятельность государственной власти не следует, однако, смешивать с неограниченностью. Неограниченность не является необходимым признаком верховной власти. Союз лишь тогда может претендовать на значение государства, когда его власть самостоятельно действует и организуется в пределах своего ведомства. Но самые пределы этого ведомства могут быть ограничены. Мыслимо такое отношение, при котором пределы ведомства одного государства определяются тем, что будет для него оставлено другим государством. На этом основано различие между государствами суверенными и несуверенными. «Суверенитет есть способность исключительного самоопределения. Поэтому только суверенное государство может – в пределах установленных и признанных им самим правовых границ – совершенно свободно нормировать содержание своей компетенции. Несуверенное государство, напротив, самоопределяется свободно лишь в пределах, отмежеванных его государственному ведению. Способность самоопределяться и обязываться по собственной воле является отличительным признаком всякой самостоятельной господствующей власти. Поэтому и несуверенному государству принадлежит правовая власть нормировать свою компетенцию. Но эта власть ограничена правом стоящего над ним общения. Поэтому из двух постоянно соединенных между собою государств то государство, которое не может расширить свою государственно-правовую компетенцию путем собственного законодательства и ограничено в этом отношении правопорядком другого государства, – не суверенно, между тем, как государство, могущее путем соответственного закона ограничить государственно-правовую компетенцию другого государства, есть государство суверенное».

Таким образом, суверенитет или неограниченность не есть необходимый признак государственной власти. Только этим путем и можно юридически объяснить характерные для новейшего времени образования так называемых союзных государств, каковыми явля[191]ются, например, Германская Империя или Северо-Американские Соединенные Штаты. Союзное государство есть образованное из нескольких государств суверенное государство, по отношению к которому отдельные, образующие его, государства являются несуверенными. Эти государства самостоятельно организуются и действуют, но лишь в пределах той области дел, которая для них оставлена высшим единством – суверенным государством. За утрату суверенитета эти государства вознаграждаются тем, что принимают известное участие в осуществлении верховной власти высшего единства, коллективного государства. Государственная власть последнего исходит от его отдельных членов – несуверенных государств, – связанных в одно государственное единство. [...]

[...] Но, как бы ни было ограничено несуверенное государство в своей компетенции, оно должно оставаться самостоятельным в пределах отмежеванного ему круга дел, и власть его должна выполнять все существенные функции верховной власти (законодательство, суд, управление), хотя бы в ограниченных пределах. Одним словом, оно должно быть поставлено так, чтобы с отпадением высшей суверенной власти само собою могло обратиться в суверенное. В этом состоит отличие несуверенного государства от простой области или провинции, входящей в состав государства. Как бы ни были широки пределы самоуправления, предоставленного такой области, она – не государство, ибо не обладает способностью к самостоятельной организации, характерной для государства.

Вторым отличительным признаком государства с точки зрения господствующей в юриспруденции теории является территория. Так называется то пространство земли и воды, на котором государственная власть может осуществлять свои функции. Таким образом, все находящиеся в пределах государственной территории лица подчинены действию государственной власти; с другой стороны, никакая иная власть не может распоряжаться в границах государственной территории без разрешения власти данного государства. За пределы своей территории государственная власть не выходит; за этими пределами кончается область государственного властвования и возможны лишь международные сношения.

Таким образом, не всякий самостоятельный союз с принудительным характером признается в юриспруденции государством. Такая квалификация дается, обыкновенно, лишь союзам оседлым, прочно обосновавшимся на определенной территории. И действительно, только на почве оседлости возможно появление достаточно сложной и прочной организации, которая заслуживала бы имени государства. Впрочем, есть ученые, которые считают возможным не включать территории в число необходимых признаков государства; [192] некоторые признают государство и у кочевого народа, если он только сплотился в такой степени, что имеет постоянные органы для заботы об общих интересах народа (общих, в отличие от семейных или племенных).

Свойства территории имеют и известное динамическое значение, т: е. отзываются на процессе образования и развития государства. Территория с резко определенными границами считается одним из условий, благоприятствующих образованию сплоченного государства, в котором сравнительно легче происходит процесс сглаживания родовых, племенных и расовых различий населения.

Обширность государственной территории также имеет свои выгодные стороны. Большая и закругленная территория сама по себе способствует защите государства от внешних врагов: неприятель, проникший далеко внутрь страны, уже тем самым ставит себя в рискованное положение (Наполеон I в 1812 году). В экономическом отношении большая территория выгодна, прежде всего, тем, что позволяет стране свободнее устраивать свое хозяйство: страны с большой территорией и разнообразными природными условиями могут обрабатывать свое собственное сырье и вообще глубже и шире провести разделение труда в народном хозяйстве; благодаря этому они стоят в меньшей хозяйственной зависимости от других стран. Экономические бедствия легче переносятся и уравновешиваются в большой стране; так, например, неурожай в одной части страны может быть уравновешен обильным сбором хлеба в другой. Расширение территории, далее, дает возможность прокормить большее количество населения, не меняя хозяйственной техники, может открыть новые рынки для выгодного сбыта продуктов, не стесняемого конкуренцией. В силу этих причин государства обыкновенно стремятся к расширению и закруглению своих территорий. Средствами для этого являются не только мирные приобретения, но и завоевания. Однако завоевания с точки зрения современного правосознания могут быть оправданы лишь в исключительных случаях. Сверх того, следует помнить, что, чем обширнее территория государства, тем труднее им управлять, особенно, если с обширностью соединяется разнохарактерность территории и населения. Да и защита границ по мере возрастания пограничной линии становится труднее. Особые трудности представляет управление колониями, т.е. такими областями, которые территориально отделены от господствующей части страны (метрополии).

Третьим элементом государства является народ, т.е. совокупность людей, составляющих государственный союз и объединенных подчинением верховной власти. Конечно, в народе должны быть [193] представлены все естественные элементы человечества, т.е. мужчины и женщины, возрастные группы. [...]

[...] Характерным признаком понятия народ является то, что он состоит из свободных людей; немыслимо государство, состоящее только из рабов. Свобода же, как свойство членов народа, состоит в том, что эти члены признаются в глазах государства личностями, наделенными юридическими правами и обязанностями. Между государством и подданными существуют взаимные юридические отношения, из которых для подданных возникают, с одной стороны, охраняемые правом обязанности перед государством, с другой же стороны – признанные правом притязания к государству. На этой почве для граждан возникают так называемые субъективные публичные права.

Публичные права граждан можно разделить на несколько категорий. С одной стороны, сюда относятся такие положения законов и обычаев, которыми запрещается органам власти вторгаться в известную неприкосновенную для них сферу интересов граждан; отсюда возникает право на неприкосновенность личности, содержащее в себе гарантии гражданина от незаконного задержания, право на неприкосновенность жилища, на неприкосновенность собственности, на сохранение тайны почтовой корреспонденции. С другой стороны, сюда принадлежат те положения права, которые налагают на органы государства обязанность допускать беспрепятственно известные действия граждан, совершаемые ими в одиночку или коллективно; так получается право гражданина на свободное передвижение, на свободное выражение мыслей путем печати, на устройство собраний и союзов, на отправление религиозного культа. Далее, за гражданами признается право на известные положительные услуги со стороны государства; таково, например, право гражданина привлекать на помощь гражданский суд для защиты своих частных прав. Наконец за гражданами может быть обеспечено право на участие в самом осуществлении государственной деятельности, например, право активно и пассивно участвовать в выборах в законодательные учреждения, каковы у нас Государственная Дума и Государственный Совет.

Перечень этих «основных прав» граждан составлял содержание многочисленных «деклараций прав», из которых наиболее известны декларации, составленные в С.-Американских штатах в конце XVIII века, и французская «декларация прав человека и гражданина», изданная национальным собранием 26 августа 1789 г. У нас права и обязанности граждан перечислены в ст. 69 – 83 Св. Зак. т. 1, ч. 1, изд. 1906 г. Но, конечно, одних перечней в этих случаях недостаточно. Все виды политических прав граждан должны быть точно урегули[194]рованы особыми законами, где подробно были бы указаны их границы и условия осуществления.

Объединяя в одну общую формулу совокупность всех указанных выше элементов государства, получим следующее определение государства: это союз свободных людей, живущих на определенной территории и подчиняющихся принудительной и самостоятельной верховной власти. [...]

[...] Хотя с точки зрения усвоенного нами органического воззрения на природу государства, мы не можем считать последнее организацией, преднамеренно установленной людьми для достижения заранее определенных целей, но это, конечно, не исключает вопроса о тех целях, которые может преследовать в своей деятельности уже сложившееся государство.

Государство, как волевая общественная организация, располагает весьма могущественными средствами, с помощью которых может влиять на все стороны деятельности входящих в его состав людей. Оно регулирует своими распоряжениями эту деятельность, может создавать для нее благоприятные условия или же тормозить ее. Вопрос о цели государства и есть, по существу, вопрос о том, в каком именно направлении и в каких пределах должно государство развивать свою деятельность, чтобы быть действительно полезным для прогресса.

Этот вопрос получал различные решения. Отметим, прежде всего, характеризующие особенно старую литературу, попытки отыскать единую и всеобщую цель государства, применимую ко всем государствам и во все времена. При этом сторонники подобных теорий делятся на два резко противоположные лагеря.

Представители одного направления стоят за то, что целью государства является благосостояние граждан. Притом античные мыслители (Платон) подчеркивают преимущественно идеальную сторону, возлагая на государство задачу сделать граждан добродетельными, а новейшие (Вольф) отмечают и заботу государства о материальном благополучии подданных. Подобные учения опасны в двух отношениях. С одной стороны, предлагая государству заботиться о воспитании граждан к добродетели, они рискуют привести к полному смешению областей права и морали, т.е. к тому, что государство со своими средствами внешнего принуждения начнет вторгаться в такие сферы, которые должны быть областью личной свободы (см. § 14). С другой стороны, возлагая на государство заботу о материальном благосостоянии граждан, эти теории рискуют чрезмерно переобременить государство такими делами, которые могут быть прекрасно выполнены и без его помощи, а для граждан [195]  создать такую обстановку, в которой серьезной опасности подвергнется развитие в них духа личной инициативы и предприимчивости.

Полную противоположность такому идеалу полицейского государства, берущего на себя обязанность опекать граждан во всех их заботах о своем благосостоянии, составляют учения о так называемом правовом государстве, которые единственной целью государства ставят обеспечение безопасности подданных.

По мнению сторонников этих учений (Локк, Кант), задача государства сводится к тому, чтобы обеспечить гражданам безопасность от внешних врагов и водворить в пределах государства правовой порядок, который размежевал бы сферы свободы, предоставленные отдельным гражданам. Все же остальное будет выполнено деятельностью частных лиц, охраненных в осуществлении своей свободы. Против подобных учений следует возразить, что, во-первых, такого государства, которое, действительно, ограничивалось бы в своей деятельности только охраной внутренней и внешней безопасности своих граждан, никогда не существовало; уже в самые древние времена государства берут на себя и известные хозяйственные задачи. Во-вторых, такое чисто правовое государство на самом деле вовсе не достигло бы той цели, о которой мечтали его защитники, т.е. водворение всеобщего равенства и свободы; на практике такая постановка дела привела бы лишь к тому, что те классы общества, которые оказываются в хозяйственном отношении более сильными, стали бы беспрепятственно эксплуатировать классы населения экономически слабые, и последние, не получая помощи от государства, не могли бы противодействовать такой эксплуатации.

Ошибка всех этих теорий состояла именно в том, что они искали абсолютного решения вопроса. Между тем общественная жизнь слишком сложна, чтобы можно было ее укладывать в прокрустово ложе таких односторонних учений. Вопрос о цели государства можно решить поэтому лишь в относительном смысле. Конечно, всякое государство прежде всего должно позаботиться об охране своей внешней безопасности и об установлении прочного и справедливого правопорядка внутри страны. Но затем оно должно в известных пределах взять на себя и заботу о благосостоянии граждан. В каких именно пределах,- это должно определяться целесообразностью. Вмешательство государства в область благосостояния полезно в тех случаях, когда соответствующие заботы не могут быть выполнены силами самих граждан или же могут быть ими выполнены хуже, чем государством. Поэтому границы желательного государственного вмешательства могут меняться в разные эпохи и при разных условиях. То, что было настоятельно необходимо при известных условиях, [196] может оказаться положительно вредным при других обстоятельствах.

Вообще же наиболее поддаются государственному регулированию те области жизни, которые состоят в деятельности более или менее однородной, безличной, легко допускающей внешний контроль и принуждение. Материальная культура поэтому в общем сравнительно в большей степени поддается регулированию государства и больше может получить от него полезного содействия, нежели культура духовная.

При обсуждении вопроса о целях государства и пределах государственного вмешательства в жизнь народа никогда не следует упускать из вида и того обстоятельства, что самая власть государства и издаваемых им законов над жизнью же беспредельна. Каким бы авторитетом ни располагал законодатель в глазах населения, какая бы материальная сила ни стояла за его велениями на случай ослушания, но ни один законодатель фактически не оказывается всемогущим. Люди лишь в той мере могут управлять жизнью окружающего их мира, в какой их разуму удалось овладеть научными законами этой жизни. Успех физического или химического эксперимента зависит всецело от того, с какими знаниями приступает к нему физик или химик. Каждый государственный закон, вводящий какую-либо перемену в социальную жизнь, есть также своего рода эксперимент в области социальных отношений, и успех его зависит от того, насколько автор закона опирался при его составлении на точные знания об условиях жизни той социальной среды, на которую он хочет воздействовать. Чем глубже и шире эти знания, тем увереннее может действовать законодатель. Но, так как мы еще далеко не вполне ознакомились с научными законами течения и развитии социальных процессов, то наши попытки направлять путем сознательного воздействия жизнь общества в ту или другую сторону никогда не бывают вполне удачными. Каждая законодательная реформа дает не совсем те результаты, которые от нее ожидались, и в жизни многое складывается не так, как этого хотел бы законодатель. И здесь мы встречаемся с знакомым уже нам явлением гетерогонии целей.

«Мы уже знаем, – говорит Еллинек, – что законы обладают гораздо меньшей силой, чем думали сто лет тому назад; что они всегда обозначают только должное, которое в полной мере никогда не превратится в сущее; что, поэтому, реальная жизнь постоянно порождает явления, не соответствующие разумному плану, начертанному законодателем. Законодатель имеет дело с силами, управлять которыми он считает своим призванием; но очень часто они совер[197]шенно незаметно подымаются против него и дерзают даже занять его место». [...]

 

Печатается по: Хропанюк В. Н. Теория государства и права. Хрестоматия. Учебное пособие. – М., 1998, – 944 с. (Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается начало текста на следующей  странице печатного оригинала данного издания)