Виртуальный методический комплекс./ Авт. и сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф Политическая наука: электрорнная хрестоматия./ Сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф.

    ГеополитикаПолитическая глобалистика

Международные отношения и геополитика

ГЕОПОЛИТИКА

С. ХАНТИНГТОН.

Столкновение цивилизаций?

Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис. 1994. № 1.С. 33—48.

Модель грядущего конфликта

Мировая политика вступает в новую фазу, и интеллектуалы неза­медлительно обрушили на нас поток версий относительно ее будущего обличия: конец истории, возврат к традиционному соперничеству между нациями-государствами, упадок наций-государств под напором разнонаправленных тенденций — к трайбализму и глобализму —и др. Каждая из этих версий ухватывает отдельные аспекты нарождающейся реальности. Но при этом утрачивается самый существенный, осевой аспект проблемы.

Я полагаю, что в нарождающемся мире основным источником кон­фликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут определяться культурой. Нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нация­ми и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкнове­ние цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики. Линии разлома между цивилизациями — это и есть линии будущих фронтов.

Грядущий конфликт между цивилизациями — завершающая фаза эволюции глобальных конфликтов в современном мире. На протяже­нии полутора веков после Вестфальского мира, оформившего совре­менную международную систему, в западном ареале конфликты разво­рачивались главным образом между государями — королями, импера­торами, абсолютными и конституционными монархами, стремившими­ся расширить свой бюрократический аппарат, увеличить армии, укре­пить экономическую мощь, а главное — присоединить новые земли к своим владениям. Этот процесс породил нации-государства, и, начиная с Великой Французской революции, основные линии конфликтов стали[755] пролегать не столько между правителями, сколько между нациями. В 1793 г., говоря словами P.P. Палмера, «войны между королями пре­кратились, и начались войны между народами».

Данная модель сохранялась в течение всего XIX в. Конец ей поло­жила Первая мировая война. А затем, в результате русской революции и ответной реакции на нее, конфликт наций уступил место конфликту идеологий. Сторонами такого конфликта были вначале коммунизм, на­цизм и либеральная демократия, а затем — коммунизм и либеральная демократия. Во время холодной войны этот конфликт воплотился в борьбу двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией-государ­ством в классическом европейском смысле. Их самоидентификация формулировалась в идеологических категориях.

Конфликты между правителями, нациями-государствами и идеоло­гиями были главным образом конфликтами западной цивилизации. У. Линд назвал их «гражданскими войнами Запада». Это столь же справедливо в отношении холодной войны, как и в отношении мировых войн, а также войн XVII—XIX столетий. С окончанием холодной войны подходит к концу и западная фаза развития международной политики. В центр выдвигается взаимодействие между Западом и незападными цивилизациями. На этом новом этапе народы и правительства незапад­ных цивилизаций уже не выступают как объекты истории — мишень западной колониальной политики, а наряду с Западом начинают сами двигать и творить историю.

Природа цивилизаций

Во время холодной войны мир был поделен на «первый», «второй» и «третий». Но затем такое деление утратило смысл. Сейчас гораздо уместнее группировать страны, основываясь не на их политических или экономических системах, не по уровню экономического развития, а ис­ходя из культурных и цивилизационных критериев.

Что имеется в виду, когда речь идет о цивилизации? Цивилизация представляет собой некую культурную сущность. Деревни, регионы, этнические группы, народы, религиозные общины — все они обладают своей особой культурой, отражающей различные уровни культурной неоднородности. Деревня в Южной Италии по своей культуре может отличаться от такой же деревни в Северной Италии, но при этом они остаются именно итальянскими селами, их не спутаешь с немецкими. В свою очередь европейские страны имеют общие культурные черты, которые отличают их от китайского или арабского мира.[756]

Тут мы доходим до сути дела. Ибо западный мир, арабский регион и Китай не являются частями более широкой культурной общности. Они представляют собой цивилизации. Мы можем определить цивилиза­цию как культурную общность наивысшего ранга, как самый широкий уровень культурной идентичности людей. Следующую ступень состав­ляет уже то, что отличает род человеческий от других видов живых су­ществ. Цивилизации определяются наличием общих черт объективного порядка, таких как язык, история, религия, обычаи, институты, — а также субъективной самоидентификацией людей. Есть различные уровни самоидентификации: так, житель Рима может характеризовать себя как римлянина, итальянца, католика, христианина, европейца, че­ловека западного мира. Цивилизация — это самый широкий уровень общности, с которой он себя соотносит. Культурная самоидентифика­ция людей может меняться, и в результате меняются состав и границы той или иной цивилизации.

Цивилизация может охватывать большую массу людей — напри­мер, Китай, о котором Л. Пай как-то сказал: «Это цивилизация, кото­рая выдает себя за страну».

Но она может быть и весьма малочисленной — как цивилизация англоязычных жителей островов Карибского бассейна. Цивилизация может включать в себя несколько наций-государств, как в случае с за­падной, латиноамериканской или арабской цивилизациями, либо одно-­единственное — как в случае с Японией. Очевидно, что цивилизации могут смешиваться, накладываться одна на другую, включать субциви­лизации. Западная цивилизация существует в двух основных вариантах: европейском и североамериканском, а исламская подразделяется на арабскую, турецкую и малайскую. Несмотря на все это, цивилизации представляют собой определенные целостности. Границы между ними редко бывают четкими, но они реальны. Цивилизации динамичны: у них бывает подъем и упадок, они распадаются и сливаются. И, как известно каждому студенту-историку, цивилизации исчезают, их затягивают пески времени.

На Западе принято считать, что нации-государства — главные дей­ствующие лица на международной арене. Но они выступают в этой роли лишь несколько столетий. Большая часть человеческой истории — это история цивилизаций; По подсчетам А. Тойнби, история человечества знала 21 цивилизацию. Только шесть из них существуют в современном мире.[757]

Почему неизбежно столкновение цивилизаций?

Идентичность на уровне цивилизации будет становиться все более важной, и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходе взаимодействия семи-восьми крупных цивилизаций. К ним относятся западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, право­славно-славянская, латиноамериканская и, возможно, африканская цивилизации. Самые значительные конфликты будущего развернутся вдоль линий разлома между цивилизациями. Почему?

Во-первых, различия между цивилизациями не просто реальны. Они — наиболее существенны. Цивилизации несхожи по своей исто­рии, языку, культуре, традициям и, что самое важное, — религии. Люди разных цивилизаций по-разному смотрят на отношения между Богом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, роди­телями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соот­носительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии. Эти различия складывались столетиями. Они не исчезнут в обозримом будущем. Они более фундаментальны, чем раз­личия между политическими идеологиями и политическими режимами. Конечно, различия не обязательно предполагают конфликт, а конфликт не обязательно означает насилие. Однако в течение столетий самые за­тяжные и кровопролитные конфликты порождались именно различиями между цивилизациями.

Во-вторых, мир становится более тесным. Взаимодействие между народами разных цивилизаций усиливается. Это ведет к росту цивилизационного самосознания, к углублению понимания различий между цивилизациями и общности в рамках цивилизации. Североафриканская иммиграция во Францию вызвала у французов враждебное отношение, и в то же время укрепила доброжелательность к другим иммигран­там — «добропорядочным католикам и европейцам из Польши». Аме­риканцы гораздо болезненнее реагируют на японские капиталовложе­ния, чем на куда более крупные инвестиции из Канады и европейских стран. [...] Взаимодействие между представителями цивилизаций ук­репляет их цивилизационное самосознание, а это, в свою очередь, обо­стряет уходящие в глубь истории или, по крайней мере, воспринимае­мые таким образом разногласия и враждебность,

В-третьих, процессы экономической модернизации и социальных изменений во всем мири размывают традиционную идентификацию людей с местом жительства, одновременно ослабевает и роль нации-государства как источника идентификации. Образовавшиеся в результате[758] лакуны по большей части заполняются религией, нередко в форме фундаменталистских движений. Подобные движения сложились не только в исламе, но и в западном христианстве, иудаизме, буддизме, ин­дуизме. В большинстве стран и конфессий фундаментализм поддержи­вают образованные молодые люди, высококвалифицированные специ­алисты из средних классов, лица свободных профессий, бизнесмены. Как заметил Г. Вайгель, «десекуляризация мира — одно из доминиру­ющих социальных явлений конца XX в.». Возрождение религии, или, говоря словами Ж. Кепеля, «реванш Бога», создает основу для иден­тификации и сопричастности с общностью, выходящей за рамки наци­ональных границ — для объединения цивилизаций.

В-четвертых, рост цивилизационного самосознания диктуется раз­двоением роли Запада. С одной стороны, Запад находится на вершине своего могущества, а с другой, и возможно как раз поэтому, среди не­западных цивилизаций происходит возврат к собственным корням. Все чаще приходится слышать о «возврате в Азию» Японии, о конце влия­ния идей Неру и «индуизации» Индии, о провале западных идей соци­ализма и национализма и «реисламизации» Ближнего Востока, а в пос­леднее время и споры о вестернизации или же русификации страны Бо­риса Ельцина. На вершине своего могущества Запад сталкивается с не­западными странами, у которых достаточно стремления, воли и ресур­сов, чтобы придать миру незападный облик.

В прошлом элиты незападных стран обычно состояли из людей, в наибольшей степени связанных с Западом, получивших образование в Оксфорде, Сорбонне или Сандхерсте, и усвоивших западные ценности и стиль жизни. Население же этих стран, как правило, сохраняло не­разрывную связь со своей исконной культурой. Но сейчас все переме­нилось. Во многих незападных странах идет интенсивный процесс девестернизации элит и их возврата к собственным культурным корням. И одновременно с этим западные, главным образом американские обы­чаи, стиль жизни и культура приобретают популярность среди широких слоев населения.

В-пятых, культурные особенности и различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и вследствие этого их сложнее разрешить либо свести к компромиссу. В бывшем Советском Союзе коммунисты могут стать демократами, богатые превратиться в бедных, а бедняки — в богачей, но русские при всем желании не могут стать эстонцами, а азербайджанцы — армянами.[759]

В классовых и идеологических конфликтах ключевым был вопрос: «На чьей ты стороне?» И человек мог выбирать — на чьей он стороне, а также менять раз избранные позиции. В конфликте же цивилизаций вопрос ставится иначе: «Кто ты такой?» Речь идет о том, что дано и не подлежит изменениям. И, как мы знаем из опыта Боснии, Кавказа, Су­дана, дав неподходящий ответ на этот вопрос, можно немедленно полу­чить пулю в лоб. Религия разделяет людей еще более резко, чем этни­ческая принадлежность. Человек может быть полуфранцузом и полу­арабом, и даже гражданином обеих этих стран. Куда сложнее быть полукатоликом и полумусульманином.

И, наконец, усиливается экономический регионализм. Доля внутрирегионального торгового оборота возросла за период с 1980 по 1989 г. с 51 до 59% в Европе, с 33 до 37% в Юго-Восточной Азии, и с 32 до 36% — в Северной Америке. Судя по всему, роль региональных эко­номических связей будет усиливаться. С одной стороны, успех эконо­мического регионализма укрепляет сознание принадлежности к одной цивилизации. А с другой — экономический регионализм может быть успешным, только если он коренится в общности цивилизации. Евро­пейское сообщество покоится на общих основаниях европейской куль­туры и западного христианства. Успех НАФТА (североамериканской зоны свободной торговли) зависит от продолжающегося сближения культур Мексики, Канады и Америки. А Япония, напротив, испытывает затруднения с созданием такого же экономического сообщества в Юго-Восточной Азии, так как Япония — это единственное в своем роде об­щество и цивилизация. Какими бы мощными ни были торговые и фи­нансовые связи Японии с остальными странами Юго-Восточной Азии, культурные различия между ними мешают продвижению по пути реги­ональной экономической интеграции по образцу Западной Европы или Северной Америки.

Общность культуры, напротив, явно способствует стремительному росту экономических связей между Китайской Народной Республикой, с одной стороны, и Гонконгом, Тайванем, Сингапуром и заморскими ки­тайскими общинами в других странах Азии — с другой. С окончанием , холодной войны общность культуры быстро вытесняет идеологические различия. Материковый Китай и Тайвань все больше сближаются. Если общность культуры — это предпосылка экономической интегра­ции, то центр будущего восточно-азиатского экономического блока ско­рее всего будет в Китае. По сути дела, этот блок уже складывается. [...][760]

Культурно-религиозная схожесть лежит также в основе Организа­ции экономического сотрудничества, объединяющей 10 неарабских мусульманских стран: Иран, Пакистан, Турцию, Азербайджан, Казахстан, Киргизстан, Туркмению, Таджикистан, Узбекистан и Афганистан. Дан­ная организация была создана в 60-е гг. тремя странами: Турцией, Пакистаном и Ираном. Важный импульс к ее оживлению и расшире­нию дало осознание лидерами некоторых из входящих в нее стран того факта, что им закрыт путь в Европейское сообщество. Точно так же КА-РИКОМ, центрально-американский общий рынок и МЕРКОСУР бази­руются на общей культурной основе. Но попытки создать более широ­кую экономическую общность, которая бы объединила страны остро­вов Карибского бассейна и Центральную Америку, не увенчались ус­пехом — навести мосты между английской и латинской культурой пока еще не удалось.

Определяя собственную идентичность в этнических или религиоз­ных терминах, люди склонны рассматривать отношения между собой и людьми другой этнической принадлежности и конфессии как отноше­ния «мы» и «они». Конец идеологизированных государств в Восточной Европе и на территории бывшего СССР позволил выдвинуться на пе­редний план традиционным формам этнической идентичности и проти­воречий. Различия в культуре и религии порождают разногласия по ши­рокому кругу политических вопросов, будь то права человека или эми­грация, коммерция или экология. Географическая близость стимулиру­ет взаимные территориальные претензии от Боснии до Минданао. Но что наиболее важно — попытки Запада распространить свои ценности: демократию и либерализм — как общечеловеческие, сохранить воен­ное превосходство и утвердить свои экономические интересы наталки­ваются на сопротивление других цивилизаций. Правительствам и по­литическим группировкам все реже удается мобилизовать население и сформировать коалиции на базе идеологий, и они все чаще пытаются добиться поддержки, апеллируя к общности религии и цивилизации.

Таким образом, конфликт цивилизаций разворачивается на двух уровнях. На микроуровне группы, обитающие вдоль линий разлома между цивилизациями, ведут борьбу, зачастую кровопролитную, за земли и власть друг над другом. На макроуровне страны, относящиеся к разным цивилизациям, соперничают из-за влияния в военной и эко­номической сфере, борются за контроль над международными органи­зациями и третьими странами, стараясь утвердить собственные поли­тические и религиозные ценности.[761]

Линии разлома между цивилизациями

Если в годы холодной войны основные очаги кризисов и кровопро­лития сосредоточивались вдоль политических и идеологических границ, то теперь они перемещаются на линии разлома между цивилизациями. Холодная война началась с того момента, когда «железный занавес» разделил Европу политически и идеологически. Холодная война закон­чилась с исчезновением «железного занавеса». Но как только был лик­видирован идеологический раздел Европы, вновь возродился ее куль­турный раздел на западное христианство, с одной стороны, и правосла­вие и ислам — с другой. Возможно, что наиболее важной разделитель­ной линией в Европе является, как считает У. Уоллис, восточная гра­ница западного христианства, сложившаяся к 1500 г. Она пролегает вдоль нынешних границ между Россией и Финляндией, между прибал­тийскими странами и Россией, рассекает Белоруссию и Украину, сво­рачивает западнее, отделяя Трансильванию от остальной части Румы­нии, а затем, проходя по Югославии, почти в точности совпадает с ли­нией, ныне отделяющей Хорватию и Словению от остальной Югосла­вии. На Балканах эта линия, конечно же, совпадает с исторической гра­ницей между Габсбургской и Османской империями. Севернее и запад­нее этой линии проживают протестанты и католики. У них — общий опыт европейской истории: феодализм, Ренессанс, Реформация, Про­свещение, Великая французская революция, промышленная револю­ция. Их экономическое положение, как правило, гораздо лучше, чем у людей, живущих восточнее. Сейчас они могут рассчитывать на более тесное сотрудничество в рамках единой европейской экономики и кон­солидацию демократических политических систем, Восточнее и южнее этой линии живут православные христиане и мусульмане. Исторически они относились к Османской либо царской империи, и до них донеслось лишь эхо исторических событий, определивших судьбу Запада. Эконо­мически они отстают от Запада, и, похоже, менее подготовлены к со­зданию устойчивых демократических политических систем. И сейчас «бархатный занавес» культуры сменил «железный занавес» идеологии в качестве главной демаркационной линии в Европе. События в Юго­славии показали, что это линия не только культурных различий, но вре­менами и кровавых конфликтов.

Уже 13 веков тянется конфликт вдоль линии разлома между запад­ной и исламской цивилизациями. Начавшееся с возникновением исла­ма продвижение арабов и мавров на Запад на Север завершилось лишь в 732 г. На протяжении XI—XIII вв. крестоносцы с переменным успехом[762] пытались принести в Святую Землю христианство и установить там христианское правление. В XIV—XVII столетии инициативу перехва­тили турки-османы. Они распространили свое господство на Ближний Восток и на Балканы, захватили Константинополь и дважды осаждали Вену. Но в XIX — начале XX в. власть турок-османов стала клониться к упадку. Большая часть Северной Африки и Ближнего Востока оказа­лась под контролем Англии, Франции и Италии.

По окончании Второй мировой войны настал через отступать Запа­ду. Колониальные империи исчезли. Заявили о себе сначала арабский национализм, а затем и исламский фундаментализм. Запад попал в тяж­кую зависимость от стран Персидского залива, снабжавших его энер­гоносителями, — мусульманские страны, богатые нефтью, богатели деньгами, а если желали, то и оружием. Произошло несколько войн между арабами и Израилем, созданным по инициативе Запада. На про­тяжении 50-х гг. Франция почти непрерывно вела кровопролитную войну в Алжире. В 1956 г. британские и французские войска вторглись в Египет, В 1958 г. американцы вошли в Ливан. Впоследствии они не­однократно туда возвращались, а также совершали нападения на Ливию и участвовали в многочисленных военных столкновениях с Ира­ном. В ответ на это арабские и исламские террористы при поддержке по меньшей мере трех ближневосточных правительств воспользова­лись оружием слабых и стали взрывать западные самолеты, здания и захватывать заложников. Состояние войны между Западом и арабски­ми странами достигло апогея в 1990 г., когда США направили в Пер­сидский залив многочисленную армию — защищать одни арабские страны от агрессии других. По окончании этой войны планы НАТО со­ставляются с учетом потенциальной опасности и нестабильности вдоль «южных границ».

Военная конфронтация между Западом и исламским миром про­должается целое столетие, и нет намека на ее смягчение. Скорее на­оборот, она может еще больше обостриться. Война в Персидском за­ливе заставила многих арабов почувствовать гордость — Саддам Хусейн напал на Израиль и оказал сопротивление Западу. Но она же породила и чувства унижения и обиды, вызванные военным присут­ствием Запада в Персидском заливе, его силовым превосходством и своей очевидной неспособностью определять собственную судьбу. К тому же многие арабские страны — не только экспортеры нефти — подошли к такому уровню экономического и социального развития, который несовместим с автократическими формами правления. Попытки[763] ввести там демократию становятся все настойчивее. Полити­ческие системы некоторых арабских стран приобрели определенную долю открытости. Но это идет на пользу главным образом исламским фундаменталистам. Короче говоря, в арабском мире западная демо­кратия усиливает антизападные политические силы. Возможно, это преходящее явление, но оно несомненно усложняет отношения между исламскими странами и Западом.

Эти отношения осложняются и демографическими факторами. Стремительный рост населения в арабских странах, особенно в Север­ной Африке, увеличивает эмиграцию в страны Западной Европы. В свою очередь наплыв эмигрантов, происходящий на фоне постепенной ликвидации внутренних границ между западноевропейскими странами, вызвал острое политическое неприятие. В Италии, Франции и Герма­нии расистские настроения приобретают все более открытую форму, а начиная с 1990 г. постоянно нарастают политическая реакция и наси­лие в отношении арабских и турецких эмигрантов.

Обе стороны видят во взаимодействии между исламским и запад­ным миром конфликт цивилизаций. «Западу наверняка предстоит кон­фронтация с мусульманским миром, — пишет индийский журналист мусульманского вероисповедания М. Акбар. — Уже сам факт широ­кого распространения исламского мира от Магрибадо Пакистана при­ведет к борьбе за новый мировой порядок». [...]

На протяжении истории арабо-исламская цивилизация находилась в постоянном антагонистическом взаимодействии с языческим, антимистическим, а ныне по преимуществу христианским чернокожим на­селением Юга. В прошлом этот антагонизм олицетворялся в образе араба-работорговца и чернокожего раба. Сейчас он проявляется в за­тяжной гражданской войне между арабским и темнокожим населением в Судане, в вооруженной борьбе между инсургентами (которых поддер­живает Ливия) и правительством в Чаде, в натянутых отношениях между православными христианами и мусульманами на мысе Горн, а также в политических конфликтах, доходящих до кровавых столкнове­ний между мусульманами и христианами, в Нигерии. Процесс модер­низации и распространения христианства на африканском континенте скорее всего лишь увеличит вероятность насилия вдоль этой линии межцивилизационного разлома. [...]

На северных рубежах исламского региона конфликт разворачива­ется главным образом между православным населением и мусульманским.[764] Здесь следует упомянуть резню в Боснии и Сараево, незатухаю­щую борьбу между сербами и албанцами, натянутые отношения между болгарами и турецким меньшинством в Болгарии, кровопролитные столкновения между осетинами и ингушами, армянами и азербайджан­цами, конфликты между русскими и мусульманами в Средней Азии, размещение российских войск в Средней Азии и на Кавказе с целью защитить интересы России. Религия подогревает возрождающуюся эт­ническую самоидентификацию, и все это усиливает опасения русских насчет безопасности их южных границ. [...]

Конфликт цивилизаций имеет глубокие корни и в других регионах Азии. Уходящая в глубину истории борьба между мусульманами и ин­дусами выражается сегодня не только в соперничестве между Пакиста­ном и Индией, но и в усилении религиозной вражды внутри Индии между все более воинственными индуистскими группировками и зна­чительным мусульманским меньшинством. [...] В Восточной Азии Китай выдвигает территориальные притязания почти ко всем своим со­седям. Он беспощадно расправился с буддистами в Тибете, а сейчас готов столь же решительно разделаться с тюрко-исламским меньшин­ством. По окончании «холодной войны» противоречия между Китаем и США проявились с особой силой в таких областях, как права чело­века, торговля и проблема нераспространения оружия массового унич­тожения, и нет никаких надежд на их смягчение. [...]

Уровень потенциальной возможности насилия при взаимодействии различных цивилизаций может варьироваться. В отношениях между американской и европейской субцивилизациями преобладает экономи­ческая конкуренция, как и в отношениях между Западом в целом и Японией. В то же время в Евразии расползающиеся этнические кон­фликты, доходящие до «этнических чисток», отнюдь не являются ред­костью. Чаще всего они происходят между группами, относящимися к разным цивилизациям, и в этом случае принимают наиболее крайние формы. Исторически сложившиеся границы между цивилизациями ев­разийского континента вновь сейчас полыхают в огне конфликтов. Особого накала эти конфликты достигают по границам исламского мира, полумесяцем раскинувшегося на пространстве между Северной Африкой и Средней Азией. Но насилие практикуется и в конфликтах между мусульманами, с одной стороны, и православными сербами на Балканах, евреями в Израиле, индусами в Индии, буддистами в Бирме[765] и католиками на Филиппинах — с другой. Границы исламского мира везде и всюду залиты кровью.

 Сплочение цивилизаций: синдром «братских стран»

Группы или страны, принадлежащие к одной цивилизации, оказав­шись вовлеченными в войну с людьми другой цивилизации, естест­венно пытаются заручиться поддержкой представителей своей циви­лизации. По окончании холодной войны складывается новый мировой порядок, и по мере его формирования, принадлежность к одной ци­вилизации или, как выразился Х.Д.С. Гринвэй, «синдром братских стран» приходит на смену политической идеологии и традиционным соображениям поддержания баланса сил в качестве основного прин­ципа сотрудничества и коалиций. О постепенном возникновении этого синдрома свидетельствуют все конфликты последнего времени — в Персидском заливе, на Кавказе, в Боснии. Правда, ни один из этих конфликтов не был полномасштабной войной между цивилизациями, но каждый включал в себя элементы внутренней консолидации циви­лизаций. По мере развития конфликтов этот фактор, похоже, приоб­ретает все большее значение. Его нынешняя, роль — предвестник грядущего.

Первое. В ходе конфликта в Персидском заливе одна арабская страна вторглась в другую, а затем вступила в борьбу с коалицией араб­ских, западных и прочих стран. Хотя открыто на сторону Саддама Хусейна встали лишь немногие мусульманские правительства, но неофи­циально его поддержали правящие элиты многих арабских стран, и он получил огромную популярность среди широких слоев арабского насе­ления. Исламские фундаменталисты сплошь и рядом поддерживали Ирак, а не правительства Кувейта и Саудовской Аравии, за спиной ко­торых стоял Запад. [... ]

Второе. Синдром «братских стран» проявляется также в кон­фликтах на территории бывшего Советского Союза. Военные успехи армян в 1992—1993 гг. подтолкнули Турцию к усиленной поддержке родственного ей в религиозном, этническом и языковом отношении Азербайджана.[...]

Третье. Если посмотреть на войну в бывшей Югославии, то здесь западная общественность проявила симпатии и поддержку бос­нийских мусульман, а также ужас и отвращение к зверствам, творимым сербами. В то же время ее относительно мало взволновали нападения на мусульман со стороны хорватов и расчленение Боснии и Герцеговины.[766] На ранних этапах распада Югославии необычные для нее диплома­тическую инициативу и нажим проявила Германия, склонившая ос­тальные 11 стран — членов ЕС последовать ее примеру и признать Словению и Хорватию. Стремясь укрепить позиции этих двух католи­ческих стран, Ватикан признал Словению и Хорватию еще до того, как это сделало Европейское сообщество. Европейскому примеру последо­вали США. Таким образом, ведущие страны европейской цивилизации сплотились для поддержки своих единоверцев. [...]

В 30-е гг. гражданская война в Испании вызвала вмешательство стран, бывших в политическом отношении фашистскими, коммунисти­ческими и демократическими. Сегодня, в 90-х гг., конфликт в Югосла­вии вызывает вмешательство стран, которые делятся на мусульман­ские, православные и западно-христианские. [...]

Конфликты и насилие возможны и между странами, принадлежащи­ми к одной цивилизации, а также внутри этих стран. Но они, как пра­вило, не столь интенсивны и всеобъемлющи, как конфликты между ци­вилизациями. Принадлежность к одной цивилизации снижает вероят­ность насилия в тех случаях, когда, не будь этого обстоятельства, до него бы непременно дошло дело. В 1991—1992 гг. многие были обес­покоены возможностью военного столкновения между Россией и Ук­раиной из-за спорных территорий — в первую очередь Крыма, — а также Черноморского флота, ядерных арсеналов и экономических про­блем. Но если принадлежность к одной цивилизации что-то значит, ве­роятность вооруженного конфликта между Россией и Украиной не очень велика. Это два славянских, по большей части православных на­рода, на протяжении столетий имевших тесные связи. [...]

До сих пор сплочение цивилизаций принимало ограниченные формы, но процесс развивается, и у него есть значительный потенциал на будущее. По мере продолжения конфликтов в Персидском заливе, на Кавказе и в Боснии, позиции разных стран и расхождения между ними все больше определялись цивилизационной принадлежностью. Политические деятели популистского толка, религиозные лидеры и средства массовой информации обрели в этом мощное орудие, обеспе­чивающее им поддержку широких масс населения и позволяющее ока­зывать давление на колеблющиеся правительства. В ближайшем буду­щем наибольшую угрозу перерастания в крупномасштабные войны будут нести в себе те локальные конфликты, которые, подобно кон­фликтам в Боснии и на Кавказе, завязались вдоль линий разлома между[767] цивилизациями. Следующая мировая война, если она разразится, будет войной между цивилизациями.

Запад против остального мира

По отношению к другим цивилизациям Запад находится сейчас на вершине своего могущества. Вторая сверхдержава — в прошлом его оппонент, исчезла с политической карты мира. Военный конфликт между западными странами немыслим, военная мощь Запада не имеет равных. Если не считать Японии, у Запада нет экономических соперни­ков. Он главенствует в политической сфере, в сфере безопасности, а совместно с Японией — ив сфере экономики. Мировые политические проблемы и проблемы безопасности эффективно разрешаются под ру­ководством США, Великобритании и Франции, мировые экономичес­кие проблемы — под руководством США, Германии и Японии. Все эти страны имеют самые тесные отношения друг с другом, не допуская в свой круг страны поменьше, почти все страны незападного мира. Ре­шения, принятые Советом Безопасности ООН или Международным валютным фондом и отражающие интересы Запада, подаются мировой общественности как соответствующие насущным нуждам мирового со­общества. Само выражение «мировое сообщество» превратилось в эв­фемизм, заменивший выражение «свободный мир». Оно призвано при­дать общемировую легитимность действиям, отражающим интересы США и других западных стран. При посредстве МВФ и других между­народных экономических организаций Запад реализует свои экономи­ческие интересы и навязывает другим странам экономическую полити­ку по собственному усмотрению. [...]

Запад доминирует в Совете Безопасности ООН, и его решения, лишь иногда смягчаемые вето со стороны Китая, обеспечили Западу за­конные основания для использования силы от имени ООН с тем, чтобы изгнать Ирак из Кувейта и уничтожить сложные виды его вооружений, а также способность производить такого рода вооружения. [...] По сути дела, Запад использует международные организации, военную мощь и финансовые ресурсы для того, чтобы править миром, утверждая свое превосходство, защищая западные интересы и утверждая западные по­литические и экономические ценности.

Так, по крайней мере, видят сегодняшний мир незападные страны, и в их взгляде есть значительная доля истины. Различия в масштабах власти и борьба за военную, экономическую и политическую власть яв­ляются, таким образом, одним из источников конфликта между Западом[768] и другими цивилизациями. Другой источник конфликта — различия в культуре, в базовых ценностях и верованиях. B.C. Нейпол утверждал, что западная цивилизация — универсальна и годится для всех народов. На поверхностном уровне многое из западной культуры действительно пропитало остальной мир. Но на глубинном уровне западные представ­ления и идеи фундаментально отличаются от тех, которые присущи дру­гим цивилизациям. В исламской, конфуцианской, японской, индуист­ской, буддистской и православной культурах почти не находят отклика такие западные идеи, как индивидуализм, либерализм, конституциона­лизм, права человека, равенство, свобода, верховенство закона, демо­кратия, свободный рынок, отделение церкви от государства. Усилия За­пада, направленные на пропаганду этих идей, зачастую вызывают враждебную реакцию против «империализма прав человека» и способ­ствуют укреплению исконных ценностей собственной культуры. Об этом, в частности, свидетельствует поддержка религиозного фундаментализма молодежью незападных стран. Да и сам тезис о возможности «универсальной цивилизации» — это западная идея. Она находится в прямом противоречии с партикуляризмом большинства азиатских культур, с их упором на различия, отделяющие одних людей от других. И действительно, как показало сравнительное исследование значимос­ти ста ценностных установок в различных обществах, «ценности, имею­щие первостепенную важность на Западе, гораздо менее важны в ос­тальном мире». В политической сфере эти различия наиболее отчетли­во обнаруживаются в попытках Соединенных Штатов и других стран Запада навязать народам других стран западные идеи демократии и прав человека. Современная демократическая форма правления историчес­ки сложилась на Западе. Если она и утвердилась кое-где в незападных странах, то лишь как следствие западного колониализма или нажима.

Судя по всему, центральной осью мировой политики в будущем ста­нет конфликт между «Западом и остальным миром», как выразился К. Махбубани, и реакция незападных цивилизаций на западную мощь и ценности. Такого рода реакция, как правило, принимает одну из трех форм, или же их сочетание.

Во-первых, и это самый крайний вариант, незападные страны могут последовать примеру Северной Кореи или Бирмы и взять курс на изо­ляцию — оградить свои страны от западного проникновения и разло­жения и в сущности устраниться от участия в жизни мирового сообще­ства, где доминирует Запад. Но за такую политику приходится платить[769] слишком высокую цену, и лишь немногие страны приняли ее в полном объеме.

Вторая возможность — попробовать примкнуть к Западу и принять его ценности и институты. На языке теории международных отношений это называется «вскочить на подножку поезда».

Третья возможность — попытаться создать противовес Западу, раз­вивая экономическую и военную мощь и сотрудничая с другими неза­падными странами против Запада. Одновременно можно сохранять ис­конные национальные ценности и институты — иными словами, модер­низироваться, но не вестернизироваться.

Расколотые страны

В будущем, когда принадлежность к определенной цивилизации ста­нет основой самоидентификации людей, страны, в населении которых представлено несколько цивилизационных групп, вроде Советского Союза или Югославии, будут обречены на распад. Но есть и внутренне расколотые страны — относительно однородные в культурном отноше­нии, но в которых нет согласия по вопросу о том, к какой именно циви­лизации они принадлежат. Их правительства, как правило, хотят «вскочить на подножку поезда» и примкнуть к Западу, но история, культура и традиции этих стран ничего общего с Западом не имеют.

Самый яркий и типичный пример расколотой изнутри страны Турция. Турецкое руководство конца XX в. сохраняет верность тради­ции Ататюрка и причисляет свою страну к современным, секуляризо­ванным нациям-государствам западного типа. Оно сделало Турцию со­юзником Запада по НАТО и во время войны в Персидском заливе, оно добивается принятия страны в Европейское сообщество. В то же самое время отдельные элементы турецкого общества поддерживают воз­рождение исламских традиций и утверждают, что в своей основе Тур­ция — это ближневосточное мусульманское государство. Мало того, тогда как политическая элита Турции считает свою страну западным об­ществом, политическая элита Запада этого не признает. Турцию не принимают в ЕС, и подлинная причина этого, по словам президента Озала, «в том, что мы — мусульмане, а они — христиане, но они это не говорят открыто». Куда податься Турции, которая отвергла Мекку и сама отвергнута Брюсселем? Не исключено, что ответ гласит: «Таш­кент». Крах СССР открывает перед Турцией уникальную возможность стать лидером возрождающейся тюркской цивилизации, охватываю­щей семь стран на пространстве от берегов Греции до Китая. Поощряемая[770] Западом, Турция прилагает все усилия, чтобы выстроить для себя эту новую идентичность.

В сходном положении оказалась в последнее десятилетие и Мекси­ка. Если Турция отказалась от своего исторического противостояния Европе и попыталась присоединиться к ней, то Мексика, которая ранее идентифицировала себя через противостояние Соединенным Штатам, теперь старается подражать этой стране и стремится войти в североа­мериканскую зону свободной торговли (НАФТА). Мексиканские поли­тики заняты решением грандиозной задачи — заново сформулировать идентичность Мексики и с этой целью проводят фундаментальные эко­номические реформы, которые со временем должны повлечь за собой и коренные политические преобразования.

Исторически внутренний раскол глубже всего затронул Турцию. Для Соединенных Штатов ближайшая расколотая изнутри страна — Мексика. В глобальном же масштабе самой значительной расколотой страной остается Россия. Вопрос о том, является ли Россия частью За­пада, или она возглавляет свою особую, православно-славянскую ци­вилизацию, на протяжении российской истории ставился неоднократ­но. После победы коммунистов проблема еще больше запуталась: взяв на вооружение западную идеологию, коммунисты приспособили ее к российским условиям и затем от имени этой идеологии бросили вызов Западу. Коммунистическое господство сняло с повестки дня историчес­кий спор между западниками и славянофилами. Но после дискредита­ции коммунизма русский народ вновь столкнулся с этой проблемой.

Президент Ельцин заимствует западные принципы и цели, стараясь превратить Россию в «нормальную» страну западного мира. Однако и правящая элита, и широкие массы российского общества расходятся во мнениях по этому пункту. [...]

Чтобы расколотая изнутри страна смогла заново обрести свою куль­турную идентичность, должны быть соблюдены три условия. Во-пер­вых, необходимо, чтобы политическая и экономическая элита этой страны в целом поддерживала и приветствовала такой шаг. Во-вторых, ее народ должен быть согласен, пусть неохотно, на принятие новой идентичности. В-третьих, господствующие группы той цивилизации, в которую расколотая страна пытается влиться, должны быть готовы принять «новообращенного». В случае Мексики соблюдены все три условия. В случае Турции — первые два. И совсем неясно, как же обстоит дело с Россией, желающей присоединиться к Западу. Конфликт между либеральной демократией и марксизмом-ленинизмом был конфликтом[771] идеологий, которые, невзирая на все различия, хотя бы внешне ставили одни и те же основные цели: свободу, равенство и процветание. Но Рос­сия традиционалистская, авторитарная, националистическая будет стремиться к совершенно иным целям. Западный демократ вполне мог вести интеллектуальный спор с советским марксистом. Но это будет не­мыслимо с русским традиционалистом. И если русские, перестав быть марксистами, не примут либеральную демократию и начнут вести себя как россияне, а не как западные люди, отношения между Россией и Западом опять могут стать отдаленными и враждебными.

Конфуцианско -исламский блок

Препятствия, встающие на пути присоединения незападных стран к Западу, варьируются по степени глубины и сложности. Для стран Ла­тинской Америки и Восточной Европы они не столь уж велики. Для пра­вославных стран бывшего Советского Союза — гораздо значительнее. Но самые серьезные препятствия встают перед мусульманскими, кон­фуцианскими, индуистскими и буддистскими народами. Японии удалось добиться единственной в своем роде позиции ассоциированного члена западного мира: в каких-то отношениях она входит в число западных стран, но несомненно отличается от них по своим важнейшим измере­ниям. Те страны, которые по соображениям культуры или власти не хотят или не могут присоединиться к Западу, конкурируют с ним, нара­щивая собственную экономическую, военную и политическую мощь. Они добиваются этого и за счет внутреннего развития, и за счет сотруд­ничества с другими незападными странами. Самый известный пример такого сотрудничества — конфуцианско-исламский блок, сложивший­ся как вызов западным интересам, ценностям и мощи. [...]

Конфликт между Западом и конфуцианско-исламскими государст­вами в значительной мере (хотя и не исключительно) сосредоточен во­круг проблем ядерного, химического и биологического оружия, баллис­тических ракет и других сложных средств доставки такого оружия, а также систем управления, слежения и иных электронных средств поражения целей. Запад провозглашает принцип нераспространения как всеобщую и обязательную норму, а договоры о нераспространении и контроль — как средство реализации этой нормы. Предусмотрена сис­тема разнообразных санкций против тех, кто способствует распростра­нению современных видов оружия, и привилегий тем, кто соблюдает принцип нераспространения. Естественно, что основное внимание уделяется[772] странам, которые настроены враждебно по отношению к Западу или склонны к этому потенциально.

Со своей стороны незападные страны отстаивают свое право при­обретать, производить и размещать любое оружие, которое они счита­ют необходимым для собственной безопасности. [... ]

Важную роль в создании антизападного военного потенциала играет расширение военной мощи Китая и его способности наращивать ее и в дальнейшем. Благодаря успешному экономическому развитию Китай постоянно увеличивает военные расходы и энергично модернизирует свою армию.[...] Военная мощь Китая и его притязания на господство в Южно-Китайском море порождают гонку вооружений в Юго-Восточ­ной Азии. Китай выступает в роли крупного экспортера оружия и воен­ных технологий. [...]

Таким образом, сложился конфуцианско-исламский военный блок. Его цель — содействовать своим членам в приобретении оружия и военных технологий, необходимых для создания противовеса военной мощи Запада. Будет ли он долговечным — неизвестно. Но на сегодня, это, как выразился Д. Маккерди, — «союз изменников, возглавляемый распространителями ядерного оружия и их сторонниками». Между исламско-конфуцианскими странами и Западом разворачивается новый виток гонки вооружений. На предыдущем этапе каждая сторона разра­батывала и производила оружие с целью добиться равновесия или пре­восходства над другой стороной. Сейчас же одна сторона разрабатывает и производит новые виды оружия, а другая пытается ограничить и пред­отвратить такое наращивание вооружений, одновременно сокращая собственный военный потенциал.

Выводы для Запада

В данной статье отнюдь не утверждается, что цивилизационная идентичность заменит все другие формы идентичности, что нации-госу­дарства исчезнут, каждая цивилизация станет политически единой и це­лостной, а конфликты и борьба между различными группами внутри ци­вилизаций прекратятся. Я лишь выдвигаю гипотезу о том, что 1) про­тиворечия между цивилизациями важны и реальны; 2) цивилизационное самосознание возрастает; 3) конфликт между цивилизациями при­дет на смену идеологическим и другим формам конфликтов в качестве преобладающей формы глобального конфликта; 4) международные от­ношения, исторически являющиеся игрой в рамках западной цивилиза­ции, будут все больше девестернизироваться и превращаться в игру,[773]где незападные цивилизации станут выступать не как пассивные объ­екты, а как активные действующие лица; 5) эффективные международ­ные институты в области политики, экономики и безопасности будут складываться скорее внутри цивилизаций, чем между ними; 6) кон­фликты между группами, относящимися к разным цивилизациям, будут более частыми, затяжными и кровопролитными, чем конфликты внутри одной цивилизации; 7) вооруженные конфликты между группами, при­надлежащими к разным цивилизациям, станут наиболее вероятным и опасным источником напряженности, потенциальным источником ми­ровых войн; 8) главными осями международной политики станут отно­шения между Западом и остальным миром; 9) политические элиты не­которых расколотых незападных стран постараются включить их в число западных, но в большинстве случаев им придется столкнуться с серьезными препятствиями; 10) в ближайшем будущем основным оча­гом конфликтов будут взаимоотношения между Западом и рядом ис-ламско-конфуцианских стран. [...]

Западная цивилизация является одновременно и западной, и совре­менной. Незападные цивилизации попытались стать современными, не становясь западными. Но до сих пор лишь Японии удалось добиться в этом полного успеха. Незападные цивилизации и впредь не оставят своих попыток обрести богатство, технологию, квалификацию, обору­дование, вооружение — все то, что входит в понятие «быть современ­ным». Но в то же время они постараются сочетать модернизацию со сво­ими традиционными ценностями и культурой. Их экономическая и воен­ная мощь будет возрастать, отставание от Запада сокращаться. Западу все больше и больше придется считаться с этими цивилизациями, близ­кими по своей мощи, но весьма отличными по своим ценностям и инте­ресам. Это потребует поддержания его потенциала на уровне, который будет обеспечивать защиту интересов Запада в отношениях с другими цивилизациями. Но от Запада потребуется и более глубокое понимание фундаментальных религиозных и философских основ этих цивилизаций. Он должен будет понять, как люди этих цивилизаций представляют себе собственные интересы. Необходимо будет найти элементы сходства между западной и другими цивилизациями. Ибо в обозримом будущем не сложится единой универсальной цивилизации. Напротив, мир будет состоять из непохожих друг на друга цивилизаций, и каждой из них при­дется учиться сосуществовать со всеми остальными.

 

Печатается по: Политология: хрестоматия / Сост. проф. М.А. Василик, доц. М.С. Вершинин. - М.: Гардарики, 2000. 843 с. (Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается начало текста на следующей  странице печатного оригинала данного издания)