 |
 |
|
|
|
государство: нормы права |
|
Трубецкой Е.Н.
РАЗДЕЛЕНИЕ ФОРМ ПРАВА ПО УСЛОВИЯМ ЕГО ОБЯЗАТЕЛЬНОСТИ
Трубецкой Е.Н. Лекции по энциклопедии права.
С. 91 – 95, 96 – 97, 98 – 100, 108– 110, 110–111, 112 – 115,
115– 117, 125, 131 – 132, 133, 135– 136, 136- 137, 147 – 150. 152–153
[...] Источники права. Мы уже убедились в предшествовавшем изложении, что в зависимости от того, чем обусловливается обязательность правовых норм, все они могут быть разделены на две различные группы, причислены к двум основным формам права. Все те правовые нормы, коих обязательность обусловливается санкцией того или другого внешнего авторитета (напр., государства, церкви, вообще того или другого организованного общества) суть нормы права позитивного или положительного. Напротив того, все те правовые нормы, коих обязательность не обусловливается каким-либо внешним авторитетом, а требованиями разума, суть нормы права естественного.
Общественный авторитет, создающий нормы права позитивного, выражается и проявляется двумя различными способами, а соответственно с этим и позитивное право, в свою очередь, распадается на две основные формы. Во-первых, нормы позитивного права могут возникать вследствие прямого предписания власти, представляющей собой авторитет того или другого общества и установляющей законы, обязательные для всех его членов. Таков наиболее распространенный способ возникновения правовых норм в человеческих обществах, достигших известной ступени развития: так именно возникает большая часть правовых норм в государстве, церкви и международном союзе государств. Но законодательство – далеко не единственная форма проявления общественного авторитета и, следова[595]тельно, – далеко не единственный способ возникновения позитивного права.
Нормы позитивного права могут возникать и слагаться помимо всякого вмешательства законодателя и вообще власти: они могут слагаться сами собою, путем обычая, причем в последнем случае основанием их обязательности служит авторитет той или другой общественной среды, подчиняющейся обычаю. Были времена, когда еще не существовало ни власти государственной, ни какой-либо дугой постоянной организованной власти, могущей законодательствовать от имени того или другого общественного союза, а люди все-таки подчинялись известным правовым нормам; у диких народов мы находим теперь множество правил несомненно юридических, которые сложились и приобрели значение права сами собою, путем обычая, без всякого предписания какой-либо власти; обязательность таких правил обусловливается тем, что они в течение более или менее продолжительного времени выражают собою воззрения того или другого народа, той или другой организованной группы людей; здесь общественный авторитет выражается в форме привычки данного общества подчиняться тем или другим правилам, в виде обычая. На низших ступенях культуры, все вообще нормы позитивного права возникали и создавались таким образом: ибо позитивное право начало существовать раньше, чем создалось государство, раньше, чем возникла власть законодателя и вообще какая бы то ни было власть. Самая власть (в качестве постоянного установления) обязана своим первоначальным образованием обычаю, т.е. постепенно выработавшейся привычке людей – повиноваться тому или другому предводителю, подчиняться известным учреждениям, связующим определенную группу людей во единый народ или племя. Да и не только на первобытных ступенях культуры, – у народов цивилизованных точно так же существует много правил, получивших значение позитивного права не в силу, предписания законодателя, а в силу долговременного и однообразного их применения, иначе говоря, в силу обычая.
Соответственно с этими двумя главными способами образования норм, юристы обыкновенно различают две основные формы позитивного права – закон и обычай. Рядом с этими основными формами нрава ученые отмечают еще некоторые побочные – административные распоряжения, судебную практику, право юристов. В после[596]дующем нам придется рассмотреть, действительно ли этим названиям соответствуют самостоятельные формы права.
Перечисленные формы права нередко называются также источниками права. Термин «источник права» принадлежит к числу таких, с коими приходится ежеминутно сталкиваться при изучении юридических наук, вследствие чего здесь представляется необходимым разъяснить его значение. [...]
[...] Под источниками права следует подразумевать те причины или условия, которые сообщают известным правилам значение норм позитивного права. Все эти причины или условия, собственно говоря, сводятся к одному первоначальному условию, следовательно, к одному первоначальному источнику позитивного права: таковым является авторитет того общества людей, в котором действуют данные нормы позитивного права. Мы уже знаем, что необходимый признак всякого вообще позитивного права в отличие от права естественного заключается в том, что обязательность первых обусловливается всегда каким-либо общественным авторитетом. Вот почему я и говорю, что общественный авторитет есть основной источник всякого позитивного права; к этому авторитету, в конце концов, сводятся те источники права, о которых мы уже упоминали,- закон, прецедент и обычай. Почему законодательной власти присвоено полномочие издавать правила, обязательные для всех граждан данного государства? Потому, что законодатель олицетворяет собою авторитет определенного союза, определенного, общества людей. Почему долговременно соблюдавшийся обычай может сообщать известным правилам значение правовых норм? Потому, что в таких обычаях проявляется авторитет целой общественной среды, которая им подчиняется. Таким образом, первоначальным источником позитивного права является тот или другой общественный авторитет, устанавливающий правовые нормы; закон, обычай и прецедент заслуживают названия источников права лишь в качестве способов проявления общественного авторитета.
От «источников права» следует точно отличать «источники правоведения» или источники нашего познания о праве. Мы узнаем о существовании норм позитивного права из сборников, изданных теми или другими правительственными органами или частными лицами, из исторических памятников или ученых сочинений. Все это -источники нашего познания о праве, стало быть, источники право[597]ведения, а не источники права Закон у нас в России имеет обязательную силу не потому, что он помещен в Своде Законов, а потому, что он издан законодательною властью. Стало быть, Свод Законов ни в каком случае не есть источник права, а только источник нашего познания о праве, след., – источник правоведения.
Правовое творчество внешнего авторитета может проявляться тремя способами. Во-первых, он может издавать те или другие прямые предписания или веления: в этом случае мы будем иметь законы или закон в обширном смысле. Во-вторых, общественный авторитет может вводить в жизнь новые правовые нормы путем неуклонного следования обычаю, т.е. путем постоянного применения одинаковых правил к однородным случаям жизни. Этим способом создается юридический обычай или обычное право. Наконец, в-третьих, юридические нормы могут быть вводимы в жизнь путем применения какого-либо правила не только ко множеству, но даже и к отдельным единичным случаям. В этом случае мы будем иметь прецедент.
Таким образом, три основные источники права суть: закон, обычай и прецедент. Мы начнем рассмотрение этих источников права с последнего, во-первых, потому, что изо всех форм права прецедент является древнейшею и, во-вторых, потому, что вопрос о прецеденте в науке принадлежит к числу наиболее спорных. [...]
[...] Прецедент. Всюду, где только люди находятся между собою в правовом общении, множество правовых норм возникают сами собой не только помимо вмешательства законодателя, но и помимо прямого вмешательства власти.
Прямое законодательство представляет собою чересчур
громоздкий и медлительный аппарат, который отстает от жизни и не поспевает
удовлетворять ее быстро созревающим новым запросам. Беспрерывно развиваясь,
жизнь никогда не останавливается в своем течении; между тем, в деятельности
законодателя, даже самого совершенного, неизбежны частые паузы и перерывы.
Беспрестанно возникающие спорные правовые вопросы, сплошь да рядом, не могут
ждать решения их законодателем: раньше, чем он приступит к их решению, они в отдельных
случаях, казусах, разрешаются, помимо его участия, практикою. И решение,
принятое в одном спорном случае, становится прецедентом для ряда других
однородных случаев. Таким образом, путем прецедентов создаются правовые нормы.
[598]
Это можно наблюдать прежде всего в судебной практике Ни в какую эпоху истории деятельность суда не ограничивалась одним применением закона к отдельным случаям жизни. Законодательство, даже самое совершенное, не может всего предвидеть и заключает в себе неизбежные пробелы, которые и заполняются судебной практикой. Существует общее правило во всех современных государствах, что суд «не может отказываться от рассмотрения дела под предлогом неполноты, неясности и противоречия существующих законов «. Поэтому, когда на рассмотрение суда поступает какой-либо гражданский спор, законом не предусмотренный, суд обязан вынести то или другое решение. Понятно, что в этих часто повторяющихся случаях суд решает дело на основании правовых начал, не нашедших своего выражения в законодательстве.
Всякое решение, вынесенное судом, имеет общее принципиальное значение. Элементарное условие всякого правосудия состоит в том, чтобы суд решал все однородные случаи на основании одних и тех же правил. Поэтому-то решение отдельного казуса устанавливает прецедент, т.е. общую правовую норму для всех аналогических случаев. Таким образом, суд не только применяет закон, но и создает новые нормы права в дополнение к нему. [...]
[...] Обычное право. Наряду с прецедентом, источником права является обычай, коим создается так называемое обычное право. Под юридическим обычаем разумеются такие правовые нормы, которые сложились путем постоянного применения одних и тех же правил к однородным случаям жизни.
Такие нормы могут слагаться как при участии, так и без участия органов государственной власти. Но, во всяком случае, они возникают – без прямого предписания власти; в этом – отличительная черта обычая от закона в обширном смысле.
В сущности, обычай сводится к прецеденту: он есть не что
иное, как множественный прецедент. В самом деле, ясно, что все юридические
нормы, относимые к обычаю, первоначально сложились не путем обычая, а путем
прецедента: так называемые юридические обычаи возникали по поводу единичных
случаев: возникшее таким образом правило затем применялось к ряду однородных
случаев и становилось обычаем. Обычай, таким образом, только скреплял правило,
возникшее путем прецедента; иначе говоря, обычай есть многократно повторявшийся
прецедент. [599]
Это можно выяснить на примере любого юридического обычая. Положим, например, что путем обычая домашняя прислуга получила право на улучшенную пищу в определенные праздничные дни, или, скажем, студенты получили право выбирать курсовых старост. Доказывать право в том и другом случае можно только ссылкою на прецеденты, т.е. на случай в прошлом, когда прислуге давались к празднику, положим, куличи, или университетское начальство дозволяло студентам избирать старост, признавало их, вступало с ними в сношения. Неизбежность ссылки на прецеденты во всех случаях, где требуется установить существование нормы обычного права, доказывает тождество обычая с множественным прецедентом.
Иногда для создания нормы права достаточно прецедента единичного; иногда же только обычай, т.е. многократное повторение может сообщить прецеденту силу права. Так, напр., тот факт, что единичная крестьянская община признала право на избу за старшим сыном умершего крестьянина, еще не устанавливает общей нормы права. Но если будет доказано, что с незапамятных времен крестьяне именно в этом смысле решали споры о наследстве, то существование данной нормы наследственного права будет сущенесомненным. Таким образом, множественный прецедент – обычай – сплошь да рядом создает юридические нормы, коих не под силу создать прецеденту единичному.
В чем же заключается различие обычая юридического от обычая простого, не имеющего юридического значения?
Далеко не все обычаи, господствующие в той или другой общественной среде, суть обычаи юридические: путем обычая создается ряд правил, вовсе не имеющих правового содержания; путем обычая слагается целый кодекс общепринятого, господствующий в том или другом обществе; этим путем слагаются все правила приличия и образуется необозримое множество обрядов, исполняющихся в разных случаях жизни, напр., обряды свадебные, похоронные, праздничные. Никому не придет в голову утверждать, чтобы такие обычаи, как,, напр., обычай есть куличи или обмениваться красными яйцами на праздник Пасхи, обычай наших крестьян креститься на все четыре стороны при входе в дом, или наш обычай надевать белый галстук, когда мы едем на бал, суть обычаи юридические: кто не ест кулича на Пасхе, тот, очевидно, не считается нарушителем чьего-либо права; равным образом, если мой сюртук или галстук будет несколько [600] отличаться от общепринятого типа, то меня сочтут чудаком, или скажут, что я не знаю приличий, но никто не сочтет меня нарушителем чужого права.
В чем же заключается разница между обычаями юридическими и неюридическими? Ответ на этот вопрос сам собою предрешается данным уже нами раньше определением права. Мы видели, что отличительная черта всякой правовой нормы заключается, с одной стороны, в предоставлении, с другой стороны – в ограничении внешней свободы лиц. Предоставляя определенную сферу внешней свободы одним лицам (управомоченным), правовая норма соответственным образом ограничивает сферу внешней свободы других лиц (обязанных). Юридическими, след., должны признаваться только те обычаи, которые заключают в себе оба эти необходимых признака правовых норм, следовательно, только те, которые, предоставляя известную сферу внешней свободы одним лицам, соответственным образом ограничивают внешнюю свободу других лиц. [...]
[...] Отношение обычного права к законодательству. Законодательство ни при каких условиях не может охватить всего разнообразия человеческих отношений и потребностей. Как бы ни было совершенно и полно то или другое законодательство, как бы ни был широк охватываемый им круг случаев жизни – все же за невозможностью все предвидеть, останется множество фактов, не предусмотренных законом; всякий законодательный кодекс всегда будет заключать в себе пробелы, которые и будут заполняться обычным правом. Последний аргумент является, без сомнения, самым сильным, самым убедительным из всех доводов, которые приводят Савиньи и Пухта в пользу обычного права. Не трудно, однако, убедиться в том, что, сопоставляя обычай и закон, эти мыслители преувеличили значение первого из них и умалили то значение, которое должно выпадать на долю последнего в странах, достигших известной ступени культурного развития. Совершенно справедливо утверждение, что обычное право необходимо для пополнения пробелов законодательства. Трудно представить себе такое время, когда будет выработан совершенный законодательный кодекс, который охватит собой всю совокупность правовых отношений и сделает вследствие этого обычное право излишним. Хотя, таким образом, есть основание предполагать, что обычай всегда будет служить до[601]полнением закона, однако, не следует забывать и того, что это -весьма примитивная, архаическая и несовершенная форма права.
Недостатки воззрений на обычное право старой исторической школы были прекрасно выяснены Иерингом. Историческая школа смотрела на эпоху господства обычного права как на золотой век и в переход от обычая к писаному законодательству видела, по выражению Иеринга, нечто вроде грехопадения права. Вопреки такому взгляду представителей старого историзма Иеринг доказал, что замена обычая писаным законом является одним из важных завоеваний цивилизаций. По его мнению, совершенство обычного права, о котором так много говорят Савиньи и Пухта,- на самом деле мнимое, кажущееся. Совершенно верно, что отличительными чертами обычая является гибкость, способность легко приспособляться к условиям действительной жизни, но верно также и то, что черты, характеризующие закон – твердость, определенность, точность и устойчивость – имеют для права несравненно более важное значение. Кроме того, в обычном праве господствует нередко величайшая путаница понятий: смешиваются понятия нравственные, религиозные и юридические. Проведение точной границы между правом и тем, что не есть право, приведение в ясность и систему юридических понятий составляет прогресс в области права, и этот прогресс является результатом деятельности законодателя. В обычном праве встречается нередко противоречие между отдельными нормами, вследствие чего иногда возникает спор о самом существовании той или иной нормы права. Закон устраняет противоречия в области права, полагает этим конец множеству споров и недоразумений, ограничивает возможность произвола и колебаний в применении права. Словом, закон обеспечивает господство в праве строгого и единообразного порядка. Исключительное господство обычая возможно только у народов, стоящих на низших ступенях культурного развития, когда общественный строй и отношения людей носят примитивный характер. Но по мере того, как общество развивается,- отношения людей и общественные потребности изменяются и усложняются, одного обычая оказывается недостаточно и возникает потребность в писаном законодательстве. С дальнейшим прогрессом культуры значение обычного права все уменьшается, сфера его применения суживается, тогда как задачи законодательства все расширяются. В большинстве современных культурных государств [602] на долю обычая выпадает лишь скромная роль – пополнения пробелов законодательства. [...]
[...] Закон. В отличие от обычая под законом в обширном смысле слова подразумевают обыкновенно всякую норму права, созданную прямым предписанием государственной власти.
Такое официальное понимание закона, господствующее в юриспруденции, представляется, однако, слишком узким. Кроме государства есть множество других правовых авторитетов, могущих создавать и в действительности создающих законы. Так, напр., законодательствовать могут группы государств, находящихся в международном общении: любой договор двух государств, напр., договор, установляющий торговые пошлины, является актом законодательства международного. Любой канон церкви есть акт церковного законодательства. Точно так же нормы, установляемые обязательными постановлениями подчиненных государству учреждений, напр., университетов, городских дум, земств, суть законы в обширном смысле слова.
Вообще законодательствовать в обширном смысле значит создавать путем прямого изъявления воли те или другие юридические нормы; всякий внешний авторитет, издающий нормы этим путем, является тем самым законодателем. Законом в обширном смысле, поэтому должна быть признана всякая юридическая норма, установленная прямым велением того или другого внешнего авторитета.
Раз все источники позитивного права так или иначе сводятся к внешнему авторитету, всего правильнее брать за основание классификации этих источников способы проявления этого авторитета. Авторитет может создавать правовые нормы или путем прямого или же путем косвенного изъявления воли. В первом случае мы будем иметь закон, во втором случае – прецедент или обычай.
Каков бы ни был внешний правовой авторитет, норма, изданная его прямым предписанием, будет законом в обширном смысле. Такое понятие закона шире тех ходячих определений, которые обыкновенно даются в учебниках; но мы уже видели, что и самое понятие права шире того, что официально признается за право.
Под наше понятие закона в обширном смысле подойдут не только нормы, издаваемые официально признаваемыми учреждениями, обществами и союзами, но также и правила, издаваемые частными [603] ооществами, все равно легальными или нелегальными, и даже частными лицами. [...]
[...] От закона в обширном смысле нужно отличать закон в тесном смысле, под которым следует разуметь норму, установленную высшим в пределах каждой данной правовой организации правовым авторитетом.
Веления, издаваемые различными правовыми авторитетами, обладают неодинаковою обязательною силою. Правовые авторитеты в человеческом обществе образуют иерархическую лестницу со множеством ступеней. Авторитет всякого общественного союза возвышается над авторитетом лиц, входящих в его состав; среди самих общественных союзов следует различать подчиненные и самостоятельные, верховные. Понятно, что авторитет органов власти, олицетворяющих эти союзы, не может быть одинаковым. Авторитет государственной власти больше, нежели авторитет местного провинциального собрания – городской думы или земства. Авторитет вселенского собора или папы больше, нежели авторитет какого-нибудь местного собора той же католической церкви. Неодинаков и авторитет органов, действующих от имени каждого данного союза: например, авторитет городской думы больше, нежели авторитет городской управы. Авторитет парламента в конституционном или парламентарном государстве больше, нежели авторитет кабинета министров.
Законом в тесном смысле, как сказано, должна считаться правовая норма, установленная высшим авторитетом в этой лестнице, авторитетом верховным. В конституционном государстве это будет авторитет монарха в парламенте, в церкви это будет авторитет собора или папы, в международных отношениях – авторитет конгресса или конференции. Законом в тесном смысле вообще может считаться только такая правовая норма, которая может быть отменена только авторитетом власти, ее издававшей, а не каким-нибудь высшим над нею авторитетом.
От законов в тесном смысле нужно отличать нормы, издаваемые органами власти подзаконными.
Сюда относятся прежде всего правительственные распоряжения.
Это различие имеет огромное практическое значение. Законы в тесном смысле выражают тот общий порядок государства, которому должны подчиняться все граждане, стало быть, и представители [604] исполнительной власти. Поэтому, правительственные распоряжения могут издаваться только в пределах, указанных законом, играя относительно последнего подчиненную роль, и получают обязательную силу только под условием непротиворечия их закону. В правительственных распоряжениях может заключаться разъяснение или дополнение к закону, но они ни в каком случае не могут отменять закона. Это различие между законами и правительственными распоряжениями имеет значение преимущественно в странах конституционных, где между властью законодательною и правительственною проведена твердая граница. В государствах самодержавных в высшей степени трудно провести резкую границу между законом и административным распоряжением, так как в этом случае и законодательная и исполнительная власть сосредоточивается в одних руках – монарха-самодержца. В таких странах и закон, и распоряжение монарха имеют одинаковую обязательную силу.
Не то в государствах конституционных, где законодательная власть принадлежит парламенту, а исполнительная – кабинету министров, которые ответственны перед парламентом и подчиняются последнему в порядке надзора. В таких государствах между законами в тесном смысле и правительственными распоряжениями всегда могут быть проведены твердые осязательные границы. [...]
[...] Все власти подчиняются установленным законам и могут издавать распоряжения только в тех пределах, в каких им это предоставляется законодательною властью парламента. В этом точном разграничении законов и правительственных распоряжений заключается одна из самых прочных гарантий законности управления.
По степени важности и силы законы разделяются на основные, или конституционные, и простые, или обыкновенные. Основные законы суть те, которые определяют государственное устройство, т.е. устройство верховной власти и устройство тех органов, которым поручаются различные функции верховной власти, законодательство, суть и администрация. Кроме того, к числу основных законов относятся и все те нормы, которым законодатель придает особенно важное значение и желает сообщить характер твердости и постоянства. Под законами обыкновенными разумеются все остальные законы, которые не относятся к разряду основных. Понятно, что различие между основными и обыкновенными законами существует повсеместно, потому что во всех государствах существуют такие [605] законы, которые определяют самые основы государственного устройства, образ правления, и которые пользуются по сравнению с прочими законами большею важностью и силой. Но не во всех государствах это различие имеет одинаковую практическую важность и юридическое значение. Только там важно это различие, где существуют особые условия для издания основных законов или отмены их. Различие это имеет важное значение только в тех конституционных государствах, где издание основных законов обставлено особыми формальностями по сравнению с изданием простых законов. [...]
[...] Кроме этого деления законов, существуют еще деления, основанные на других признаках. Так, по пространству действия законы разделяются на общие и местные.
Под общими законами разумеются такие, которые действуют на всем пространстве государственной территории, за исключением местностей, где действует местное право. Местные законы, напротив, обнимают только известную часть территории государства и вне своей области не имеют силы. Впрочем, различие между общими и местными законами отличается условным характером. Одни и те же законы могут быть, с одной стороны, местными, с другой – общими. [...]
[...] По своему содержанию законы разделяются также на общие и специальные. Общие законы простираются на всех граждан данного государства, без различия их состояния, и обнимают все подлежащие им отношения. Законы специальные издаются для известного разряда лиц и специальных отношений, отличающихся особенными свойствами, которые не соответствуют общим нормам и требуют поэтому особых норм: таковы отношения мореходства, торговли, рабочего, военного класса и проч.
Независимо от этих разделений законов следует различать еще следующие, более частные виды законов.
Привилегии. Этим именем называются такие законы, которые установляют какие-либо преимущества в пользу какого-либо лица или разряда лиц. Предоставляя лицу известные положительные права (право на изобретение), или освобождая его от определенного общего предписания (от налогов и других повинностей), или укрепляя за лицом известные юридические качества (совершеннолетие),-привилегии, в некоторых случаях, оказываются необходимыми и [606] составляют справедливое вознаграждение за общественные заслуги Само собою разумеется, что раздача привилегий должна быть производима лишь с крайней осторожностью и только в случаях действительной необходимости, особенно в наше время, когда сознание равенства всех перед законом достигло высокой степени развития.
Законы исключительные или чрезвычайные назначаются для таких особых обстоятельств, при которых существующие законы оказываются или несоответственными государственным нуждам, или недостаточными. Такие законы вызываются уклонением известной части государства от спокойного подчинения законам, возникновением политических партий, угрожающих общественному и государственному порядку, особенными свойствами той или другой части населения, требующими усиленного надзора, и т.п. Несомненно, неуклонное соблюдение общих законов, насколько это возможно, всегда предпочтительнее, нежели установление чрезвычайных законов; на нем зиждется единство государственной жизни, равенство юридического положения граждан; благодаря ему предупреждаются недоразумения и неизбежные распри и неудовольствия. Однако иногда нет возможности обойтись без них; единство государственной жизни, сохранение общественного порядка в иных случаях требуют энергичных и решительных мер от законодательной власти и правительства. Но желательно, разумеется, чтобы прибегали к исключительным законам и удерживали их только в пределах настоятельной необходимости; во избежание злоупотреблений, нередко сопровождающих эти законы, в случае сомнения при их применении, их следует толковать в ограничительном смысле. [...]
[...] Кодификация. Всякое законоположение возникает по мере того, как сама жизнь ставит праву вопросы, требующие разрешения. Ввиду необозримого множества общественных потребностей, каждое законодательство представляет такую же необозримую массу законов, возникших в разное время и по различным поводам. Это обилие законов чрезвычайно затрудняет знакомство с ними, что, в свою очередь, затрудняет возможность применять их в жизни. Для того чтобы облегчить как знакомство с законами, так и пользование ими необходимо привести их в порядок, в известную систему. Возникая в различное время, в силу различных потребностей и под влиянием различных воззрений, законы часто оказываются противоречащими одни другим. Законодательные учреждения также не [607] всегда руководствуются одинаковыми воззрениями, вследствие чего и законы, ими издаваемые, сплошь да рядом не гармонируют между собою. Отсюда возникает потребность в обработке, которая сводила бы существующие законы в одно целое и приводила бы их в порядок. Такая систематическая обработка действующего законодательства может совершаться или в форме инкорпорации, или в форме кодификации.
Инкорпорация представляет такую обработку законодательства, которое не вносит в нее никаких новых начал. Это – внешняя систематическая обработка действующих узаконений, которая облегчает пользование ими, располагает их в систематическом порядке, но оставляет без изменения их внутреннее содержание. [...]
[...] Административные взыскания. Естественным и необходимым дополнением к закону являются административные распоряжения.
Закон не в состоянии предвидеть и исчерпать всех запросов человеческой жизни, всего бесконечного разнообразия человеческих потребностей. Человеческое общество находится в состоянии беспрерывного развития; никакое законодательство не обладает достаточной гибкостью, чтобы быстро приспособляться ко всем изменениям человеческих отношений, и достаточной подвижностью, чтобы в ответ на всякую новую потребность тотчас создавать новую норму. Существующее законодательство представляет громоздкий и тяжелый аппарат, в работе которого встречаются паузы, остановки. Уже из рассмотрения четырех стаей образования закона мы могли видеть, что появлению на свет каждого закона предшествует мучительный процесс рождения, особенно если при этом сталкиваются противоположные интересы и воззрения людей, стоящих у власти. Юридический обычай, восполняющий многие пробелы закона, большею частью развивается еще медленнее. Для образования его нужно многократное повторение однородных случаев, вызывающих применение одних и тех же решений. Назревая очень медленно, иногда в течение целых веков, правовой обычай, поэтому, бессилен нормировать новые отношения, выходящие из обычной колеи.
Пока совершаются предродовые потуги законодательства, предшествующие появлению закона, жизнь не ждет и предъявляет все новые и новые требования. Поэтому администрации часто приходится сталкиваться с казусами, которые не могут быть разрешены на основании действующего права и которые, между тем, требуют [608] безотлагательного решения. Этим вызывается необходимость существования наряду с законом другой вспомогательной по отношению к нему формы права – административных распоряжений.
Мы уже говорили о различии между административным распоряжением и законом. Закон в тесном смысле издается такими учреждениями или лицами, которым принадлежит верховная власть в ее целом или часть верховной власти; административные же распоряжения имеют значение подчиненное и могут издаваться только в тех пределах, в каких это разрешается законом, причем они могут исходить и от подчиненных правительственных органов. Административные распоряжения создают, однако, очень важные нормы права. Не будучи в состоянии все предусмотреть и исчерпать всех сторон каких-либо сложных жизненных отношений, законодательство сплошь да рядом ограничивается предписанием общего свойства, предоставляя административной власти дополнять эти постановления закона, создавать нормы и вырабатывать ряд правил, соответственно потребностям жизни. [...]
[...] Судебная практика. Наряду с административными распоряжениями закон в тесном смысле дополняется нормами, создаваемыми судебной практикой. Суд есть инстанция, применяющая закон к казусам, встречающимся в действительности. Но в силу невозможности для законодателя предвидеть все разнообразие казусов, судебная практика поневоле не ограничивается одним только применением закона к случаям действительной жизни. В жизни общества встречаются случаи, законом не предусмотренные, и суд, разбирая такие случаи, призван играть творческую роль; он должен разрешать всякие казусы и, сталкиваясь с новыми казусами, волей-неволей вынужден создавать для них новые нормы права. Правосудие так или иначе должно совершиться, почему во всех новейших законодательствах принято правило, что суд не может отказываться от решения спорного дела под предлогом неполноты или неясности закона. Если он отказывается вынести решение по какому-либо делу, то за этот отказ он ответствует, как за отказ в правосудии. Если суд сталкивается с казусом, для которого он не может найти соответствующего закона, он должен разрешить его, основываясь на общем разуме законов, – так как разрешил бы его сам законодатель. Он может воспользоваться законом, предусматривающим аналогический случай; если же нельзя подыскать подобного закона, то суд [609] должен решить дело по духу действующего законодательства, руководствуясь намерениями и целями законодателя, которые нашли выражение в законодательстве, как целом.
Одним словом, суд должен искать логического единства законодательства, как целого, и на этом основании разрешать казусы, встречающиеся в его практике. [...]
[...] Так как деятельность суда есть деятельность отчасти творческая, то она должна находиться под сильным влиянием науки права, в особенности, если суд сталкивается с пробелами в законодательстве. Суд восполняет эти пробелы, обращаясь к науке, посредством юридического мышления. На этом основании некоторые ученые считают науку права самостоятельным источником права; сторонники исторической школы, держащиеся такого мнения, считали сословие юристов выразителем живущего в народе правосознания. Невозможно согласиться с этим взглядом. Не подлежит, конечно, сомнению, что наука служит одной из главных причин развития права, но, с точки зрения данного нами определения источников права, наука не есть источник права. Под источниками права должно разуметь те причины, которые сообщают нормам их обязательное значение; наука же о праве обязательной силы сообщить нормам не может. Те нормы, которые формулирует наука, приобретают обязательное значение только тогда, когда входят в жизнь путем прецедента, обычая или закона. [...]
[...] Статутарное или автономическое право. В числе форм права, дополняющих закон в тесном смысле наряду с административными распоряжениями и судебной практикой, имеет чрезвычайно важное значение право статутарное, или автономическое, т.е. нормы, изданные самоуправляющимися общественными союзами и учреждениями.
Автономические статуты играют роль самостоятельных источников права вследствие невозможности для центральной законодательной власти обнять своими определениями всего разнообразия жизненных отношений. Центральные законодательные органы не могут предвидеть всех разнообразных местных потребностей: они не могут предвидеть, напр., какие способы освещения и замощения улиц окажутся самыми удобными в данном городе; сколько школ и больниц нужно построить в том или ином уезде, чтобы удовлетворить потребность жителей; сколько дорог нужно провести в той или [610] иной местности и какое их устройство будет наилучшим образом удовлетворять местные нужда.
Все такого рода местные нужды и пользы гораздо лучше известны местным жителям, чем центральным органам власти. Поэтому возникает необходимость устройства органов местного самоуправления, которые ведали бы местные пользы и нужды. Таковы в нашем отечестве земства и городские думы. Кроме местных нужд и потребностей, существует целый ряд специальных общественных и государственных потребностей, которые могут быть лучше удовлетворены посредством деятельности автономных учреждений. Так, напр., все университетские уставы предоставляют университетам в той или иной мере некоторые автономические права. Центральная власть, не будучи в состоянии предусмотреть всех нужд и потребностей университетского быта, предоставляет самому университету право издавать некоторые обязательные постановления, нормирующие университетскую жизнь. [...]
[...] По отношению к законам государственным статутарное право имеет подчиненное значение. Обязательные постановления могут издаваться только теми союзами и учреждениями, которые уполномочены на это законом и лишь в определенных, установленных законодателем границах.
Автономический статут может только пополнять, но никак не изменять или отменять существующие законы. Такие же автономические постановления, которые противоречат законам, не имеют обязательного значения.
Автономическое право существует во всех цивилизованных государствах. Но наибольшего своего развития оно достигает в наиболее культурных странах. Чем выше уровень культурного развития народа, тем шире могут быть автономные права, предоставляемые органам местного самоуправления, так как для успешности деятельности самоуправления необходимо некоторое умственное развитие населения, понимание своих собственных интересов и потребностей. [...]
[...] Действие закона. Для применения закона важно выяснить те пределы, в каких он действует. Всякий закон действует в пределах места, времени и распространяется на определенный круг лиц. Нет такого закона, который бы существовал вечно, распространялся на весь мир и был бы обязателен для всех лиц, независим от того, к ка[611]кому государству они принадлежат. Поэтому имеет большое значение вопрос о пределах действия закона вообще. Этот общий вопрос распадается на три части: 1) о действии закона в пределах времени, 2) в пределах места и 3) в отношении к лицам.
Всякий закон становится обязательным только с того времени, как он опубликован во всеобщее сведение. Но действие его не может простираться на факты и деяния, предшествовавшие времени его обнародования. Действие его простирается только на будущее время; и юридические отношения, сложившиеся при старых законах, должны быть рассматриваемы на основании прежних законов; иначе говоря, lex ad praeteritum non valet,- закон не имеет обратной силы.
Правило о необратном действии закона служит гарантией безусловного повиновения: но человек только в том случае может повиноваться ему, если он знает требования закона, и если ему известно, какие последствия повлечет за собою то или другое его противозаконное действие. Каждый гражданин должен быть уверен, что всякое действие его повлечет за собою известные последствия, которые он, во всяком случае, может предвидеть. Где этой уверенности нет, там нет законного порядка, там царствует произвол.
Правило о необратном действии закона служит гарантией личной свободы против произвола законодателя. Если бы уголовный закон имел обратное действие, то каждый гражданин, совершая сегодня деяние дозволенное, не мог бы быть уверен, что завтра это деяние не повлечет за собой наказания на основании нового закона, его воспрещающего. Не менее вредное влияние имело бы обратное действие закона и в сфере гражданского права. Положим, напр., что новый закон требует непременным условием приобретения недвижимого имущества, ввод во владение. Распространять действие этого правила на недвижимые имущества, приобретенные ранее появления нового закона, значило бы упразднить на время всякую собственность на недвижимое имущество.
Стало быть, правило о необратном действии закона необходимо для того, чтобы обеспечить неприкосновенность личности и ее законно приобретенных прав. С одной стороны, им обеспечивается ненаказуемость тех деяний, которые во время их совершения законом не воспрещены, а с другой стороны – уверенность, что гражданин спокойно может пользоваться той свободой, которую закон ему [612] представляет. Правило это обусловливается, во-первых, элементарным требованием справедливости, чтобы закон не подвергал людей невыгодным последствиям за совершение ими деяний дозволенных; во-вторых, оно необходимо в интересах самого государства. Обратное действие закона создавало бы в обществе ту неуверенность в завтрашнем дне, которая служит источником опасных смут и брожений. Граждане не могут относиться с уважением к закону, который, предписывая или дозволяя тот или другой образ действий, подвергает их риску поплатиться со временем за то, что они сообразовались с его предписаниями.
В интересах самого государства необходимо, чтобы новый закон не поражал законно приобретенных прав личности. Поэтому новый закон, который в чем-либо уменьшает права отдельных лиц, обратного действия иметь не может. Напротив, такой закон, который не поражает каких-либо личных прав и не влечет для лиц невыгодных последствий,- может иметь обратное действие. Например, новый закон, определяющий за преступление более легкое наказание, чем прежний закон, может применяться и к преступлениям, совершенным до его издания. Такое исключение из правила о необратном действии закона допускается на том основании, что смягчение наказания не ограничивает личных прав, ограничивая, напротив, карательную власть государства. По той же причине могут и даже должны иметь обратное действие законы, изменяющие формы судопроизводства. Всякое улучшение в уголовном судопроизводстве гарантирует безопасность личности против несправедливых уголовных преследований, обеспечивает интересы личности. Например, введение суда присяжных, вместо суда коронного, отнюдь не суживает прав подсудимых, напротив, суд присяжных более обеспечивает справедливость и беспристрастие судебных решений, чем суд коронный, который находится и в большей зависимости от правительства и более доступен внешним влияниям. Поэтому закон, устанавливающий более совершенные формы судопроизводства, должен применяться и к тем делам, которые возникли до его издания. Вообще, когда государство признает недостаточность той или другой формы судопроизводства для отыскания истины, то на обязанности его лежит применить новые формы судоговорения ко всем делам, независимо от того, когда они возникли. Правило это, очевидно, должно [613] применяться как в уголовном, так и в гражданском судопроизводстве.
Вообще правило о необратном действии закона подлежит некоторым ограничениям. Наиболее широкое применение оно находит в праве частном, гражданском, но и здесь оно должно подвергнуться ряду ограничений. Те изменения, которые может вносить закон в гражданское право, бывают двоякого рода: 1) закон оставляет совершенно неприкосновенным тот или другой институт гражданского права, но изменяет самый способ приобретения частных прав, основанных на этом институте; оставляя, например, без изменения институт наследства, закон может изменить порядок наследования; 2) наконец, закон может уничтожить целый институт права. [...]
[...] Законодательство вообще признает правило о необратном действии закона. Исключения допускаются только в двух случаях: 1) когда в самом законе именно сказано, что он – только подтверждение и изъяснение закона прежнего и 2) когда сам закон постановляет, что сила его распространяется на времена, предшествовавшие его обнародованию.
Оба эти исключения формулированы неудачно, вызывают сомнения в своей целесообразности и противоречат тем началам, которые в современной науке права пользуются общим признанием. В особенности это верно относительно первого исключения: в настоящее время можно считать общепризнанным, что всякое толкование закона, исходящее от самого законодателя, есть новый закон, который по тому самому не должен иметь обратного действия. Толкование закона иногда бывает таково, что оно совершенно изменяет смысл закона прежнего. Поэтому, если допустить, что легальное толкование имеет обратное действие, то под видом разъяснения прежнего закона законодатель может издавать совершенно новые юридические нормы, сообщая им при этом обратное действие; а это по отношению к большей части юридических норм представляется крайне несправедливым. [...]
Печатается по:
Хропанюк
В. Н. Теория государства и права. Хрестоматия. Учебное пособие. – М., 1998, –
944 с.