 |
 |
|
|
|
|
ГОСУДАРСТВО И ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО |
|
Трубецкой Е. Н.
ОБЩЕСТВО
Трубецкой Е. Н. Лекции по энциклопедии права. М., 1917. С. 212, 213– 214, 214–215, 216–218, 221–226
Рассматривая право в объективном и субъективном смысле, мы видели, что оно есть общественное явление, не могущее осуществляться вне общества. Отсюда ясно, насколько для нас важно выяснение понятия общества. Весьма распространенное воззрение, представителями которого являются в Англии – Герберт Спенсер, а в Германии – Лилиенфельд, рассматривают общество как организм.
Некоторые из новейших сторонников этого учения считают его весьма новым. Впрочем, так думают не одни его сторонники: проф. Коркунов, напр., который полемизирует против органической теории, полагает, что она возникла не ранее конца XVIII столетия. Однако такое мнение ошибочно, потому что органическое, воззрение на общество не было чуждо и древним. Еще Аристотель сравнивал государство с живым телом и на этом основании отрицал возможность существования человека, как существа изолированного. Как руки и ноги, отнятые от человеческого тела, не могут вести самостоятельного существования, так и человек не может существовать вне государства. Наконец, самому профессору Коркунову известно, что Платон уподобляет общество человеческому телу в своем диалоге «Государство». Сравнение государства с организмом напрашивается само собой, а потому в древности оно было в обращении не только среди философов. [...]
[...] Как теперь, так и в древности те, кто сравнивал
общество с «живым телом» или организмом, хотели этим сказать, что как члены
живого организма по природе связаны в одно целое и вне единства этого живого
целого существовать не могут, так и человек по природе составляет часть живого
целого высшего порядка – общественного тела или организма: человек, отрешенный
от всяких общественных связей, так же немыслим, как рука или нога, отсеченная
от тела, – в этом заключается тот элемент органического воззрения на общество,
который был известен уже древним. [182]
В истории философии органическому воззрению на общество всегда противополагалось механическое воззрение. Которое из двух воззрений древнее, решить трудно. Не подлежит сомнению тот факт, что уже софисты, против которых полемизировал Сократ, были сторонниками чисто механического воззрения; Сократ же противополагал им воззрение органическое. А именно, софисты учили, что общество – искусственное создание, произвольное установление людей. Первоначально люди жили разрозненно, впоследствии же, ввиду невыгод такого изолированного состояния, они вошли в соглашение между собой, образовали общество и государство, создали законы и власть. Словом, софисты понимали общество как искусственный механизм, созданный человеком: с их точки зрения человек так же возможен в изолированном, как и в общественном состоянии.
Такого же механического воззрения придерживался Эпикур, так же понимали общество и многие мыслители нового времени. Ряд теоретиков естественного права XVII и XVIII вв. придерживался того мнения, что общественному состоянию человечества исторически предшествовало состояние естественное, когда люди жили разрозненно; общество и государство были искусственно созданы людьми посредством общественного договора: сознавши в определенный момент невыгоды изолированного естественного состояния, люди согласились выйти из него – составили общество, установили власти, создали весь юридический порядок. [...]
[...] Как только в начале XIX в. возникает реакция новейшего историзма против национализма старой естественной школы, на смену механическому пониманию общества является органическое воззрение. В начале XIX столетия целый ряд противников естественной школы – богословствующие юристы, реакционеры всех возможных оттенков и, наконец, корифеи исторической школы сходятся в одном общем положении, что общество не есть искусственное создание людей. Не общество есть продукт свободного творчества человека, а, наоборот, человек есть продукт исторически сложившихся общественных условий, определенной исторической среды, часть социального организма, подчиненная законам целого. В настоящее время чисто механическое воззрение на общество, можно сказать, окончательно сошло со сцены. Этому способствовали, с одной стороны, успехи новейшей исторической науки, а с другой стороны -новейшие психологические исследования.
Исторические исследования XIX века неопровержимо доказали, что общественный строй не есть продукт свободного творческого человеческого разума, а представляет результат необходимого закономерного развития человечества. Развитие человеческого об[183]щества так же, как и развитие животного организма, подчиняется необходимым законам, коих не властна уничтожить или изменить человеческая воля. Культурная работа каждого нового поколения составляет необходимое продолжение культурной работы предшествующих поколений. Между отдельными поколениями существует теснейшая связь исторического преемства. Самые потрясения и революции составляют необходимый результат предшествовавшего исторического развития. Словом, исторические исследования показали, что как между современниками, так и между сменяющими друг друга поколениями существует тесная органическая связь. [...]
[...] Говоря об обществе, как организме, следует прежде всего выяснить, в чем состоит основное различие между общественным организмом и организмом порядка биологического. Это упускается из виду многими из социологов и государствоведов текущего столетия: увлечение сходством между организмом обоих порядков нередко переходит в преувеличение, результатом чего являются смешение понятий биологических и социологических. В частности, этого недостатка не избег и Герберт Спенсер; параллели, проводимые им между обществом и организмом, большею частью чрезвычайно остроумны; но в конце концов и он впадает в преувеличение, говоря об «общности основных принципов организации» между двумя рядами организмов.
Мы не станем входить в подробное изложение и разбор всех этих аналогий, проводимых Спенсером, Лилиенфельдом и другими современными социологами, и ограничимся указанием основных различий между законами жизни организмов обоих порядков. Сам Спенсер указывает на такие важные отличия, которые способны ниспровергнуть его мнение об «общности основных принципов организации». Одно из главных отличий социального организма от биологического заключается бесспорно в том, что Спенсер называет «дискретностью» частей социального организма. Все части животного организма непосредственно, физически связаны между собой и образуют одно конкретное целое; тогда как живые единицы, составляющие общество, «дискретны», т.е. свободны от этой физической связи, не находятся в непосредственном соприкосновении, но рассеяны в пространстве, на более или менее далеком расстоянии друг от друга. Словом, между частями биологического организма существует связь физическая; напротив того, между людьми – частями социального организма – связь психическая.
Из этого различия, которое само по себе столь важно, что не допускает отождествления социального организма с биологическим, вытекает другое значительное различие между организмами обоих порядков. Часть каждого растительного или животного организма [184] не составляет сама по себе самостоятельного целого, не может жить вне этого организма, не может отделиться от него, чтобы прирасти к другому какому-нибудь организму. Член же социального организма имеет возможность отделиться от него (напр., посредством эмиграции, перемены подданства) и стать частью другого социального организма. Далее, животная клеточка, с которой социологи любят сравнивать человека, может быть членом одного только организма, тогда как человек может быть одновременно членом нескольких социальных организмов. Он может быть за раз членом церкви и государства, которые даже могут находиться во вражде между собой (как было в средние века во время борьбы императоров с папами). Словом, физическая связь, существующая между определенным биологическим организмом и его частями, имеет характер безусловной необходимости, связь же психическая, соединяющая человека с определенным социальным целым, такой необходимостью не обладает. Необходимость в области социальной выражается не в том, что человек должен быть членом того или другого определенного общества, а в том лишь, что он непременно должен быть членом какого-нибудь социального организма и вне общества существовать не может. Таким образом, человек – и в этом коренное различие между принципами социальной и животной организации – есть свободный член общественного организма: он до известной степени свободен выбирать общество, к которому он желает принадлежать.
Оставаясь в пределах того или другого социального организма, человек, в отличие от клеточек живого организма, сам выбирает ту функцию, которую он желает отправлять; между тем как каждый из членов животного организма отправляет какую-либо одну, строго специализированную функцию, человек – член общественного организма может отправлять зараз или поочередно множество самых разнородных функций (напр., быть одновременно профессором и адвокатом, быть сначала студентом, потом солдатом, а затем уже -членом суда и т.п.). [...]
ГОСУДАРСТВО
Исследовав вопрос о сущности общества, перейдем к рассмотрению той его формы, которая представляется наиболее интересной для юристов, – к рассмотрению государства. Всякая форма человеческого общества предполагает непременно существование такой общественной цели, которая не может быть осуществлена разрозненными усилиями отдельных лиц; общество всегда преследует та[185]кую цель, для достижения которой люди должны соединиться, образовать кооперацию. Далее, для существования общества недостаточно преходящих, мимолетных целей; если люди соединяются для того, чтобы выполнить сообща какую-нибудь работу, или устроить облаву на медведей, или. пирушку, то тут не может быть и речи об обществе: для существования общества необходима цель постоянная, длящаяся. Есть такие цели, для достижения которых человек добровольно вступает в ту или другую кооперацию: такие цели лежат в основе, напр., акционерных компаний, обществ ученых или благотворительных. Но есть и такие цели, которые объединяют людей помимо их воли, которые навязываются людям в силу самого их рождения. В силу самого рождения я принадлежу к тому или другому классу, национальности, государству: хочу я или не хочу, я в силу того положения, в какое поставило меня рождение, заинтересован в целом ряде целей, общих мне с другими лицами.
Разнообразию целей соответствует и великое разнообразие форм человеческого общества. Так как различные человеческие общества отличаются друг от друга прежде всего своими целями, то казалось бы, что для определения отличия государства от других форм человеческого общества надо рассмотреть отличие цели государства от целей других общественных союзов. Поэтому многие философы и государствоведы, пытавшиеся дать определения государства, клали в основание своих исследований отличие государственной цели от целей других общественных союзов. Попытки эти, однако, должны были окончиться полнейшей неудачей: прийти к какому-нибудь соглашению относительно цели государства представляется невозможным, так как не только самое понимание цели государства в различные эпохи различно, но и в действительности государство в различные эпохи преследует различные цели: отсюда – разногласия между мыслителями, исходившими при определении государства из изучения его цели.
Аристотель, например, определяет государство, как «соединение многих родов и деревень ради общения наилучшей, совершенной жизни». Древние греки вообще не признавали ничего высшего, чем государство и преследуемая им земная цель. И в самом деле, государство у них было средоточием всех умственных и нравственных интересов граждан: оно олицетворяло собою высшую цель и смысл существования личности, почему Аристотель и называет его «сообществом совершеннейшей жизни». В Риме государство уже перестает быть средоточием всех умственных и нравственных интересов; задача его существенно суживается: соответственно с этим римлянин Цицерон видит в нем уже не олицетворение «высшего со[186]вершенства» человеческой жизни, а союз людей, объединенных общими началами права и общей пользой.
В средние века цель государства – совершенно иная: оно рассматривается как орудие церкви: задачей его считается насаждение истинной веры; и в самом деле, помимо целей светских средневековое государство преследует также и цели религиозные, что явствует, напр., из истории крестовых походов.
В новое время цель государства опять-таки меняется: оно становится светским союзом, преследующим чисто светские цели. Но и в этих пределах то, что понимается под целью государства, беспрестанно меняется; в действительности и тут цель государства то расширяется, то суживается. Сообразно с этим, по справедливому замечанию Коркунова, определения государства, даваемые с точки зрения его целей, в высшей степени субъективны; в этих определениях отражается не только разнообразие целей, в действительности преследуемых государством, но и разнообразие тех целей, которыми государство должно задаваться с точки зрения идеальных представлений о нем различных исследователей. Так, напр., по Гегелю, государство есть «высшая действительность нравственной идеи», по Велькеру, оно «союз, стремящийся к правовой свободе и к счастью своих подданных», по Чичерину, оно – «союз, управляемый верховной властью для общего блага». Все эти определения несостоятельны потому, что в действительности государство вовсе не всегда представляет собой высшую действительность, нравственной идеи, вовсе не всегда стремится к общему благу, к счастью всех своих подданных: словом, государство в действительности преследует весьма разнообразные цели; а потому при определении государства нельзя исходить из представления единой цели, преследуемой всеми государственными союзами.
Чтобы найти определение государства, надо начать с того признака, который никогда не возбуждал спора. Таким признаком является власть: никто никогда не сомневался в том, что государство есть союз, обладающий властью над своими членами. Стало быть, исходной точкой для определения государства должна послужить власть.
Но тут затруднение заключается в том, что власть есть
признак, в котором государство сходится со многими другими союзами: властью
обладают, напр., различные местные общества, за которыми признается
правительством автономия, напр., городские общества, олицетворяемые думами,
уездные общества, олицетворяемые уездными земскими собраниями и т.п. Очевидно,
что для определения государства необходимо выяснить, в чем заключается отличие
государственной власти от власти других общественных союзов.
[187]
Проф. Коркунов видит отличительную особенность государства в том, что оно одно осуществляет самостоятельно принудительную власть. Коркунов хочет этим сказать, что власть государства, будучи принудительною, есть вместе с тем власть первоначальная, ни от кого не заимствованная, не подчиненная никакой другой власти, и что в этом заключается коренное отличие государства от всяких союзов.
Вряд ли, однако, можно согласиться с тем, что признаки, характеризующие государственную власть в отличие от власти других общественных союзов, верно подмечены проф. Коркуновым. Прежде всего принудительный характер присущ не исключительно одной государственной власти. Власть, которою пользовалась в средние века католическая церковь, была принудительной; разбойничья шайка или революционный клуб, карающий своих членов смертью за всякую измену и отступничество, обладают властью в высокой степени принудительной. Мало того, все перечисленные формы общения при всем их различии сходятся в том, что власть их – совершенно самостоятельная, не заимствованная ни от какой другой власти. Таким образом, все эти три формы общения обладают теми специальными признаками, в которых Коркунов видит особенность и отличие государства.
В действительности основное отличие государства состоит не в том, что оно имеет власть самостоятельную и принудительную, а в том, что оно пользуется властью самостоятельной и исключительной в пределах определенной территории. Власть католической церкви тем и отличается от государственной власти, что она – территориальна. Власти римского папы подчинены все католики, где бы они ни проживали, стало быть, это – власть над лицами, а не над лицами и территорией. Правда, в былые времена существовала особая папская территория; но тогда эта территория была папским государством, и папа, как верховный глава этой области, был светским государем. Власть шайки разбойников и политического клуба есть также власть только над лицами. Но допустим, что шайка разбойников завоевывает какую-нибудь территорию (как это иногда и бывало в средние века), изгоняет из ее пределов всякую другую власть и подчиняет своему исключительному господству. В этом случае разбойничья шайка утрачивает свой первоначальный характер и приобретает характер государственный.
Особенность государства, как сказано, заключается в том, что оно властвует самостоятельно и исключительно в пределах определенной территории. Не подлежит сомнению, что, кроме государства, существуют другие общественные союзы, власть которых также территориальна (местные автономные общества). Власть этих сою[188]зов, будучи территориальною, отличается от власти государства тем, что она не самостоятельна, а напротив того, заимствована и подчинена высшей власти. Власть земства или города не самостоятельна; она существует лишь постольку, поскольку государство дает ее местным обществам, допускает в своих пределах местное самоуправление; она не исключительна, так как наряду с ней в той же местности существуют другие власти – власть центрального правительства в лице губернатора и др. Напротив того, государство в пределах подчиненной ему территории господствует вполне исключительно, т.е. не допускает в этих пределах существования власти, не подчиненной ему. Никакое государство, как бы сильно оно ни было, не может воспрепятствовать образованию в своих пределах враждебных ему анархических партий или разбойничьих обществ; но оно остается государством лишь до тех пор, пока оно в состоянии отстаивать свою самостоятельную власть над территорией против внутренних и внешних врагов.
Определив отличительные особенности государственной власти, мы можем следующим образом резюмировать результат нашего анализа: государство есть союз людей, властвующий самостоятельно и исключительно в пределах определенной территории. Соответственно с этим определением в понятие государства входят следующие три элемента: 1) власть, обладающая указанными признаками самостоятельности и исключительности; 2) совокупность лиц, подчиненных этой власти, – народ и 3) территория. Подробная характеристика каждого из этих признаков в отдельности входит в область государственного права, а потому может быть опущена в курсе юридической энциклопедии. [...]
Печатается по:
Хропанюк
В. Н. Теория государства и права. Хрестоматия. Учебное пособие. – М., 1998, –
944 с.