Теория божественного происхождения
права
СОЦИАЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ ПРАВА. ЗАКОН, СУД И ВЛАСТЬ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ ЭТИХ
ФУНКЦИЙ
[...] Поступки, вызываемые сознанием
обязанности
[...] Поступки, вызываемые сознанием
правомочий
[...] Поступки, вызываемые
нарушением права
Поступки, вызываемые угрозой кары и
обещанием награды
[...] Поступки, вызываемые правовым
принуждением
Влияние «правового отбора» на
обществ. жизнь
ПРАВОВОЙ ПРОГРЕСС ЧЕЛОВЕЧЕСТВА И ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ РАЗВИТИЯ ПРАВА
Критерий правового равенства
личности
Критерий количественного роста
солидарности и социально-благожелательного поведения
Критерий качественного роста
солидарности и социально-благожелательного поведения
Критерий качества тех средств,
которыми добывается социально-благожелательное поведение
Сорокин П.А. Элементарный учебник общей теории права в связи с теорией государства.
С. 32 – 33, 93 – 96, 112. 114 – 115, 122, 168–186, 186–196.
[...] Установив общее понятие права, теперь перейдем к более подробному анализу правовой нормы, рассмотрим ее строение и составные части.
Большинство правовых норм обычно делится на две основные части: а) на часть определительную, указывающую определенное обязательное поведение (диспозиция) и в) часть санкционирующую, указывающую те последствия, которые наступят в случае нарушения обязательного поведения, указываемого определительной частью нормы (санкция). Пример: «виновный в краже приговаривается к 6 месяцам тюрьмы».
Виды санкций. Здесь первая часть правовой нормы кратко говорит, что кража запрещена, воздержание от нее обязательно; вторая часть указывает то правовое последствие, которое постигнет лицо, совершившее кражу, т.е. нарушившее определительную (диспозитивную) часть правовой нормы. Здесь санкцией служит наказание в виде тюрьмы. Такой вид санкции является обычным в нормах уголовного права. Другим видом санкции является принудительное исполнение требования определительной части нормы. Так, лицо, отказывающееся уплатить долг, принуждается к уплате через судебного пристава, накладывающего арест на его имущество и распродающего последнее с аукциона с целью удовлетворения [415] кредитора. Третьим видом санкции служит возмещение ущерба, к которому принуждается, напр., лицо за клевету, причинившую ущерб репутации того или иного человека. Четвертым видом санкции является санкция ничтожности, состоящая в том, что при несоблюдении условий, указанных в определительной части правовой нормы, юридический акт объявляется ничтожным, не имеющим силы. Если, напр., закон, для действительности духовного завещания, требует двух свидетелей, то духовное завещание, составленное без свидетелей, будет юридически ничтожно, недействительно.
Таковы основные виды санкций, побуждающих к исполнению определительной части правовой нормы. Рядом с такими нормами, однако, есть нормы права или законы, не имеющие санкций. Такие законы называются «несовершенными законами или правовыми нормами» (leges imperfectae).
В каждой полной правовой норме далее следует различать понятие: 1) субъекта права, 2) субъекта обязанности, и 3) объекта права, 4) объекта обязанности, 5) ссылку «на источник права», 6) дополнительные условия: времени, места и способа действия, 7) адресата (или десцинатора) правовых действий. [...]
[...] Выше мы видели, что право есть правило поведения, указывающее обязательное дозволенно-должное поведение, видели, что это правило существует в виде правового убеждения и проявляется в поведении людей и в организации обществ и государств. Теперь необходимо кратко очертить 1) каким образом появилось указываемое правовой нормой деление поступков на дозволенные и недозволенные, 2) каким обстоятельством оно было вызвано, 3) в силу чего одни поступки правовой нормой считаются дозволенными и обязательными, другие – недозволенными и преступными, 4) каким образом устанавливался официальный порядок и официальное право, существующее в каждом обществе и государстве, и каким образом они изменяются.
I) Ряд вопросов, затрагиваемых в этой главе, более подробно изложены в главах: «Влияние права» и «Законы развития права».
В древности на эти вопросы отвечали в том смысле, что право и законы своим происхождением обязаны божеству. Правовые кодексы – это свод божеских велений, открытых божеством людям для [416] того, чтобы они могли жить свято и поступать согласно воле божьей. Дозволенные и обязательные поступки те, которые соответствуют последней, недозволенные те, которые ей противоречат. Пример такой теории дан в Библии, в рассказе о вручении Богом Моисею скрижалей Завета на горе Синае. Аналогичные же рассказы можно найти и в других религиозно-правовых сводах. Нет надобности останавливаться на критике теории божественного происхождения права. Она ровно ничего не объясняет, ибо за научное объяснение нельзя считать ссылку на божью волю.
Договорная теория.
Второй ответ на поставленные вопросы дает так называемая договорная теория. Сущность этой теории, развитой главным образом Гоббсом, Локком и Руссо, сводится к следующему. В древности люди, согласно этому учению, были совершенно свободны и не знали никакого права, никаких обязательных норм поведения. Пока они были добродетельны и невинны (как гласит библейское предание), такое «естественное состояние» могло сохраняться. Но как только они испортились (в силу ли грехопадения, как утверждает Библия, или в силу того, что люди начали жить в обществе себе подобных и приобрели оседлость, как думал Руссо), такая свобода и естественное состояние превратились в войну «всех против всех». Не сдерживаемые ничем, не имея никакой принудительной власти, люди стали друг для друга волками. Всякий порядок исчез. Жизнь превратилась в анархию, при которой жизнь каждого ничем не была гарантирована. Такая война всех против всех не могла долго продолжаться. Чувство самосохранения, здравый рассудок и собственный интерес каждого заставлял покончить с этой анархией. Выход из нее был найден в общественном договоре. Люди, собравшись вместе, согласились все отказаться от своих прав и установить порядок и вручили защиту порядка и права единой государственной власти. Такой властью, по учению Гоббса, является монарх. Его слово становится приказом, его речь – законом. По учению Руссо, такой верховной властью является весь народ, олицетворяемый демократически-представительной государственной властью.
Отсюда видно, что согласно этой теории, источником права является общественный договор, некогда заключенный людьми. Он дал начало и первым нормам права, и закону, и суду, и государственной власти.
В наше время эта теория признана ошибочной. Мы теперь знаем, что «естественного состояния» в смысле этой теории никогда не было, не было также и общественного договора. Допущение последне[417]го означало бы допущение такой сознательности первобытных людей, какой не только они, но и современные люди едва ли обладают.
Под теорией «естественного права» разумеется учение, утверждающее, что наряду с изменчивыми нормами официального права есть вечные правовые нормы, свойственные людям всех времен и всех народов. Эти правовые нормы прирождены человеку. Он с ними родится. Они даются человеку самой природой. Они вечны и неотъемлемы. Сообразно с этим ответ теории естественного права на вопрос о происхождении права сводится к тому, что право, в виде «естественного права», дано вместе с человеком; оно родилось с ним и ему прирождено, как прирождено человеку иметь две ноги и две руки.
Ошибочна и эта теория. Прежде всего неверно, что есть какое-то вечное естественное право, неизменяемое, имеющееся у всех народов,- во все времена на свете все меняется. Изменчиво и право. Оно различно у дикаря и у культурного человека. Оно различно у одного и того же народа в различные времена. Раньше наши предки считали долгом сжигать жену на могиле мужа, теперь такой обычай мы считаем преступлением. Раньше всякое уклонение от официальной религии влекло смертную казнь, теперь свобода религии является требованием нашей совести. Ту же изменчивость мы встречаем и в других областях права. Отсюда понятно, что «естественное право» -утопия, оно не существовало и не существует. Ошибочен поэтому и ответ этой теории на вопрос о происхождении права.
Больше истины заключается в решении т. наз. исторической школы (Савиньи и Пухта). По учению этого направления, право возникло и развилось так же, как возник язык народа, его верования, обычаи и т.д. Право – естественный продукт народной души. Оно, подобно языку, создалось не искусственно, не усилиями отдельных лиц, а образовалось само собой медленным и постепенным творчеством всего народа. Каков народ – таково и его право. В этом ответе больше истины. Но его грех в том, что он слишком неясен: он дает лишь неопределенные, общие положения, которые можно понимать весьма различно. Грешит он и в том, что слишком «спокойной» рисует историю развития права, он забывает, что развитие права – сплошная борьба, что правовая жизнь – это постоянная борьба за право, что последнее родилось из борьбы и живет борьбою. [...] [418]
Следовательно, официальное право и порядок любого общества или государства существуют и сохраняются: 1) в силу того, что они совпадают с правовыми убеждениями большей или сильнейшей части общества (добровольное подчинение праву) и 2) в силу принуждения, посредством которого остальная часть общества насильственно заставляется соблюдать и подчиняться этому порядку.
Если существовало рабство, то оно существовало не только в силу одного насилия, но и в силу того, что правовые убеждения большей или сильнейшей части общества считали этот институт нормальным явлением. Как только эти правовые убеждения изменились, – рабство пало. То же следует сказать и о всяком правовом строе. С этой точки зрения правильно положение, что всякий народ имеет то право, какого он или сильнейшая его часть заслуживает. Крепостное право жило до тех пор, пока население, крепостные, признавали его справедливым; приписывали себе обязанность работать на помещика, а ему – право владеть ими. Изменились эти убеждения, и начались восстания крестьян. Они росли и в итоге привели к падению крепостничества.
Из сказанного легко понять, что всякое право для своего существования требует тем больше принудительных мер, чем менее оно соответствует правовым убеждениям общества и обратно. [...]
[...] Право возникло благодаря общественной жизни людей. Из этого следует, что судьбы права неразрывно связаны судьбами общества. Первое одновременно является и продуктом общества, выражением установившегося в обществе обязательного порядка и средством установления последнего. Оно определяет и указывает каждому члену общества то поведение, которому он должен следовать и то поведение, которого он должен избегать. Встает вопрос: каким же образом право способствует установлению этого порядка? Иными словами: каковы общественные функции права?
Ответ на эти вопросы гласит: право способствует установлению общественного (официального) обязательного для всех порядка тем, во-первых, что оно точно распределяет права и обязанности между членами общества, указывая, кто и на что имеет право и обязан делать, во-вторых, тем, что оно организует общество, создавая власть этого общества, как живого представителя последнего, как его ру[419]ководителя и как блюстителя установленного порядка. Этими путями право создает общественный порядок и нестройную массу сожительствующих индивидов превращает в стройное общество, представляющее нечто единое, цельное, самостоятельное. [...]
[...] Власть часто называют силой. Откуда же она черпает эту силу? В чем секрет силы власти? Ответ следует из сказанного: сила власти заключается в том, что граждане, подвластные, сами наделяют ее полномочиями, признают за ней права на властвование, а за собой обязанность повиноваться. Не будь этого признания, всякая власть была бы бессильна. В этом признании секрет власти. Она будет тем сильнее, чем большим признанием граждан она пользуется. Если же этого признания нет, то и власть будет слабой, бессильной и обреченной на гибель и низвержение. Правда, путем организованного насилия она может держаться некоторое время. Но это время не может длиться долго. Рано или поздно власть такая падет.
Таковы основные общественные функции права. Своей распределительной ролью право достигает распределения прав и обязанностей, социальных благ и повинностей, указывает общественный порядок и линию должного и запрещенного поведения членов общества. На этой почве вырастает закон с его характерными чертами и суд. Своей организационной ролью право создает власть и иерархию отдельных властей, как высшую общественную силу, охраняющую правопорядок и управляющую обществом.
[...]
А) Прежде всего влиянием права мы обязаны рядом поступков, представляющих исполнение наших обязанностей. Сознание своей обязанности непроизвольно толкает нас к поведению, требуемому этим сознанием. Мы не убиваем, не крадем, хотя часто и нуждаемся; не насилуем; мы воздерживаемся от таких поступков. Спрашивается: почему? Некоторые, быть может, потому, что боятся наказания. Но большинство людей воздерживается от таких «преступлений» не столько за страх, сколько за совесть – вследствие сознания обязанности не делать таких недозволенных действий, вследствие того, что они «противны совести» и вызывают правовое отвращение.
Не будь этого правового сознания или будь оно иным, напр., считающим кражу дозволенным поступком, иным было бы наше поведение: мы бы, вероятно, крали, как это делают многие воры по профессии, по убеждению коих кража – вовсе не плохое действие.
Под влиянием этого же правового сознания мы совершаем ряд поступков, платим долги, уплачиваем подати, идем в присяжные, соблюдаем договоры, честно выполняем ряд трудных работ и т.д. и [420] т.д. Еще резче влияние права проявляется в случаях «самонаказания» лиц, нарушивших свою обязанность: в жизни весьма нередки случаи, когда человек, не исполнивший своей обязанности, кончает с собой; так, кончают с собой проигравшие казенные деньги, опозорившие себя люди: офицеры, общественные деятели и т.д. Во всех этих случаях право невидимо и незримо управляет нашим поведением. Последнее было бы весьма отличным, если бы содержание правовых убеждений было иным. Так и было в древности.
Теперь мы считаем недопустимым заклание жен на могилах умерших мужей. Такое действие едва ли бы могли мы выполнить. Наше правовое сознание не позволяет нам этого делать, вызывает в нас чувство отвращения и отталкивает от таких действий. Иначе было в прошлом. У ряда народов такие действия были обычны. Почему? Потому, что их правовое сознание предписывало им делать это: сожжение жен считалось обязанностью. Сознание этой обязанности толкало на такие поступки. Теперь большинство народа не будет добровольно подставлять спину под удары бича господина. Не будет потому, что не считает себя обязанным делать это, а господина – имеющих право избивать кого бы то ни было. Иначе было в прошлом: при рабстве, при крепостничестве массы людей беспрекословно подставляли свои спины под удары бичей и розог. Причину такого повиновения следует искать не только в принуждении, но и в добровольном повиновении, обуславливаемом сознанием своей обязанности подчиняться господину и в признании за ним права бить рабов и крепостных. С изменением правовых убеждений такой порядок стал невозможен, рабство и крепостничество пало.
Внимательное наблюдение за своим поведением показывает, что весьма значительная часть наших поступков вызвана именно этим сознанием обязанности и без него была бы необъяснима.
В) Еще резче и мотивирующее влияние права выступает в тех поступках, которые представляют акты осуществления нашего права и правомочий. В нашей повседневной жизни мы постоянно совершаем ряд актов, которые мы не делали бы, если бы у нас не было сознания своих правомочий. Мы требуем платы за труд, требуем положенного нам жалованья, требуем от А уплаты долга, который он обязан уплатить нам, требуем от прислуги услуг, которые она обязалась выполнять, по своему хотению дарим, пользуемся и распоряжаемся принадлежащими нам вещами, ибо сознаем свое право собственности на них; родители осуществляют ряд прав по адресу детей, начальники постоянно приказывают подчиненным, мы совершенно неоспоримо занимаем принадлежащее нам место на пароходе или в [421] вагоне, считаем себя в праве принять кого-либо или не принять в нашем доме, без колебаний берем в магазине вещь, купленную им, оплаченную нами и т.д. и т.д. Короче, каждый день каждый из нас совершает массу поступков, вызываемых сознанием наших правомочий. Не будь этого последнего – эти акты с нашей стороны не имели бы места. Не будь у нас сознания нашего права требовать уплаты долга от А, мы бы его не требовали от А, как не требуем от лиц, которые нам не должны, и тем не менее в этом случае имело бы место обращение к суду с требованием заставить А уплатить долг или распродать его имущество. Не будь у нас сознания нашего права на пользование услугами прислуги, мы не обращались бы к ней с приказами: «убрать комнату», «поставить самовар», «вычистить платье» и т.д., как не обращаемся с такими требованиями к другим, не обязанным по нашему адресу лицам. Не будь у нас правомочия собственности, мы не стали бы по своему хотению распоряжаться принадлежащими нам вещами, как не претендуем на пользование, распоряжение и владение чужими вещами, т.е. теми, которые не являются нашей собственностью. Тоже повторяется и во всех подобных случаях. Общий вывод из них тот, что сознание наших правомочий заставляет нас совершать ежедневно и ежечасно множество поступков, которые без этого сознания не могли бы иметь места. Это значит, что право является и здесь силой, мотивирующей наше поведение и определенным образом направляющей его.
Это мотивирующее влияние права станет еще яснее, когда мы обратимся к анализу нашей психики. Сознание нашего права для нас является вполне достаточным основанием для наших требований. Требуя от лиц выполнения тех актов, которые исполнить они обязаны, – мы сознаем, что требуем «должное», нечто непререкаемое, чего оспаривать никто не может. Иными словами, мы требуем права, а не милости. Отказать в его исполнении нам никто не может: будь он кто угодно. [...]
С) Эта мотивирующая сила права особенно резко выделяется тогда, когда мы видим нарушение наших прав или прав другого лица. В этом случае, помимо нашей воли, мы негодуем и возмущаемся таким нарушением. В душе каждого из нас возникает убеждение, что нарушено что-то «должное, священное», и вместе с ним вспыхивает непреодолимое желание бороться за нарушение прав.
Совершенно непроизвольно в подобных условиях вспыхивает борьба за право. Она становится тем острее, чем более важное право [422] нарушено и чем глубже сознание оскорбленного правового убеждении. В древние времена случаи нарушения прав заставляли индивида браться за оружие и мстить виновнику. Нередко бывают и теперь подобные случаи: муж, заставший жену с любовником, часто расправляется с ними на месте, крестьяне, поймавшие конокрада или вора, тут же устраивают над ним самосуд; все случаи «самоуправства» представляют явление этого же порядка. Нормальным реагированием на нарушение права теперь является обращение к суду. Но чем хуже функционирует суд, тем чаще и теперь случается самовольное восстановление права. Индивид, право которого нарушено, не надеясь на помощь суда, непроизвольно сам расправляется с виновником. Блестящее подтверждение сказанного дала история самосудов в России за время революции. Оскорбленное правовое сознание, не находившее удовлетворения в судах, переставших действовать, принуждено было искать выхода в самоуправстве и в самосуде.
И мы знаем, что число их возросло до небывалой величины; они превратились в «бытовое явление», как «бытовым явлением» Америки были «суды Линча», т.е. те же самосуды.
Образно говоря, право, в случае его нарушения, превращается в силу, которая заставляет индивида негодовать, возмущаться, вызывает своеобразную боль оскорбленного правового достоинства, побуждает его сжимать кулаки, браться за оружие, бросаться на виновника и пускаться в борьбу, весьма часто невыгодную, сопряженную с опасностям и с лишением, с экономическим ущербом.
Подобное явление наблюдается, как в индивидуальной, так и в социальной жизни. В последней сознание нарушенного права масс влечет за собой их восстание, борьбу за нарушенные права, в виде революции. [...]
[...] Защищая нарушенное право, человек защищает свою личность, ее нравственное и общественное достоинство. Вот почему защита права есть защита величайшей общественной ценности. Человек, не имеющий сознания своих прав, – это раб, это «рабская душа». Весь строй его психики и поведения иной, чем строй человека, сознающего свои права и готового за них бороться. Основное различие между свободным гражданином и рабом, «холопской душой», «лакеем», состоит именно в том, что раб и холопская душа не сознают своих прав и не способны за них бороться, тогда как свободный человек знает свои права и борется за них. Недаром же римляне называли рабов «рабскими душами» (anima servilis) и в противоположность этому с гордостью говорили: civis romanus sum (я римский гражданин), что означало: я свободный человек, сознающий свои [423] права. Народ, не имеющий сознания своих прав – раб, а не свободный народ. Народ, не хотящий, не умеющий бороться за свои права, – холопский народ: такой народ не может быть свободным, а раз получив свободу, легко может потерять ее, а вместе с ней и все свои права. Иное представляет народ, сознающий свои права и готовый до конца бороться за них. Такой народ, потеряв свободу, сумеет ее завоевать, а раз завоевав, – он сумеет сохранить ее. Примером такого народа может служить английская нация. Едва ли у какой-либо другой нации столь глубоко вошло в плоть и кровь сознание своих прав и готовность бороться за них. Мудрено ли поэтому, что англичане раньше других народов стали свободными; мудрено ли, что они свободы не потеряли и не потеряют. Недаром же и в гимне их поется: «Никогда англичанин не будет рабом». Этим правовым сознанием объясняется готовность англичан всюду и везде защищать свое право, как бы оно ни было мало и как бы ни велики были жертвы, сопряженные с этой защитой. Если англичанина надули на несколько рублей, он способен задержаться на неделю и истратить в десять раз больше того, что с него взяли обманом, лишь бы восстановить нарушенное право. Это мало понятное для нас поведение имеет громадный смысл: защищая ничтожное нарушенное право, он защищает свою личность, он защищает все права, он исполняет долг пред самим собой. Привыкнув защищать право в мелочах, он с тем большей энергией защищает его тогда, когда дело идет о родине, о свободе, и о других важных правах. Понятно поэтому, почему англичанин свободен и почему он «никогда не будет рабом».
Иными словами, влияние права, как чисто мотивирующей силы, сказывается не только в том, что оно вызывает одни поступки и удерживает от других, но и в том, что оно облагораживает весь душевный строй людей, всю их психику, превращает ее из «холопской души» в душу свободного гражданина.
С этой точки зрения развитие и укрепление правового чувства в народе есть здоровое явление, необходимое для развития его свободы и улучшения его жизни. То же относится к каждому индивиду. Одной из задач педагога по отношению к детям является воспитание в них здорового правового чувства: развитие в них, наряду с сознанием своих обязанностей, и сознания своих прав, сопровождаемого готовностью бороться и защищать их всегда и всюду.
Из сказанного следует, что раз право, в форме простого сознания своих правомочий и обязанностей, столь значительно влияет на поведение индивида, оно тем самым значительно влияет и на поведение всего общества, ибо общественная жизнь складывается из поступков отдельных членов общества. Отсюда следует, что право, [424] прежде всего, в качестве чистой мотивирующей силы является фактором общественной жизни. [...]
[...] Влияние права не ограничивается очерченным выше влиянием чистого сознания своих прав и обязанностей. Оно гораздо шире. В предыдущем мы рассматривали поступки, исполняемые в силу чистого правового убеждения, в силу права «за совесть, а не за страх». Но право, и официальное право в особенности, в тех случаях, когда его предписания добровольно не исполняются, прибегает к принуждению в различных формах и насильно заставляет подчиняться его приказам. Очерчивая влияние права, мы должны учесть и эту форму правового действия. Здесь, следовательно, идет речь о влиянии права, как принудительной силы.
Влияние права, как принудительной силы, проявляемся в троякого рода фактах. Во-первых, в том, что многие поступки совершаются людьми или от многих поступков люди воздерживаются не за совесть, а в силу желания избежать наказания или получить награду. Во-вторых, в том, что право в ряде случаев физически принуждает людей держаться определенного поведения. В-третьих, в том, что можно назвать прямым и косвенным правовым отбором.
А) Влияние правовой угрозы наказанием и правовой награды. Весьма часто в обычной жизни, люди, имеющие определенные правовые убеждения, при тех или иных «искушениях», склонны бывают поддаться последним и нарушить правовую норму. Если бы нарушение права не влекло за собой никакого наказания, то такие правонарушения были бы довольно часты. Одни правовые убеждения, в силу слабости и несовершенства людей, бывают недостаточны для многих, чтобы удержать их от соблазна. В этом случае право проявляет свое влияние иначе: не силою чистого убеждения, а страхом наказания. Если многих людей оно бессильно удержать убеждением от преступлений, то удерживает их угрозой кары или обещание награды. Иными словами, здесь право начинает играть на других струнах души, на боязни наказания и желания награды. [...]
[...] Коротко говоря, влияние угрозы вообще и угроза наказанием в частности, оказывает значительное влияние на поведение людей, а тем самым и на общественную жизнь. То же следует сказать и о влиянии награды. Право заставляет подчиниться себе не только угрозой кары, но и обещанием награды, в виде, напр., повышения по службе, увеличения жалованья, раздачи орденов, почетных знаков и т.д. Каждый знает, что многие чиновники добросовестно исполняют свои обязанности потому, что «делают карьеру»; не будь [425] наградного рычага права, многие из них едва ли бы обнаружили то исключительное рвение, какое они проявляют из желания получить награду. То же следует сказать о людях вообще. [...]
[...] Влияние права путем угрозы наказанием и обещания награды было громадным, оно играло и до сих пор играет огромную роль в общественном поведении и в социальной жизни даже теперь, когда, как увидим ниже, кары и награды начинают играть меньшую роль, влияние их огромно. Если бы они были совершенно уничтожены, механизм общественной жизни стал бы значительно иным: преступления возросли бы, исполнение своих обязанностей многие сочли бы не нужным, и т.д. Само собой разумеется, чтобы право влияло путем наказания и наград на поведение, оно должно не только «угрожать» ими, но и выполнять свою угрозу. И чем скорее оно ее выполняет, чем неизбежнее это осуществление, чем, наконец, больше сама кара или награда, тем влияние правовой угрозы карой и обещания награды больше и действеннее.
Если же угроза остается на бумаге, тогда она перестает влиять, с ней перестают считаться, и право, в этой форме, становится бездейственным. [...]
В) Принудительное (в узком смысле), физическое влияние права. Под этим видом правового принудительного влияния разумеются те случаи, когда право физически заставляет людей исполнять его предписания. Так, свидетель, эксперт, виновный, не являющиеся на суд, приводятся и насильно принуждаются выполнить обязанности; должник, не уплачивающий своего долга, принуждается к этой уплате путем распродажи его имущества; солдат, уклоняющийся от несения воинской службы, принуждается к ее исполнению; пьяный, не желающий покинуть чужой дом или улицу, арестуется и отводится полицией в участок; лицо, нападающее на другого, физически не допускается к избиению; толпа, пытающаяся разгромить магазин, физически (пожарными насосами, выстрелами и т.д.) вынуждается прекратить это правонарушение и т.д. Таких физически принудительных актов, обязанных своим существованием праву, ежедневно совершается множество и в индивидуальном и в массовом масштабе.
Не будь права, они не могли бы иметь места.
Право здесь принимает форму настоящей физической силы и
властью, чисто физическим путем, заставляет непокорных подчиняться его велениям
и тем самым является фактором общественной жизни. [426]
С) Принудительное влияние права в форме прямого и косвенного правового отбора.
Третьим видом принудительного влияния права на общественную жизнь являются те изменения в последней, которые вызываются, изменением народонаселения, производимым действием права.
Это прямое, влияние права на народонаселение проявляется прежде всего в удалении правом ряда мест с жизненной сцены. Речь идет о смертной казни.
Незначительное с первого разу количество лиц, убиваемых по приговору права, будет весьма значительным, если учесть количество жертв за всю историю человечества. Их придется считать не тысячами, а сотнями тысяч и даже миллионами. Цифра расстрелянных и убитых по приговору суда, при военных положениях на месте преступления, при усмирении бунтов, при индивидуальных правовых конфликтах и т.д., весьма значительна и теперь. В прошлом она была несравненно больше.
Эта цифра станет поистине грандиозной, если учесть войны и их жертвы, жертвы массовых и групповых столкновений, происходящие на почве права и порождаемые правом.
Количество таких лиц за всю историю человечества, поистине громадно. Здесь право выступает в роли фактора, удаляющего из жизни лиц, не подчиняющихся его велениям. Иными словами, право выступает в роли фактора социального подбора.
Эта роль права станет еще более важной, если учесть результаты не только прямого, но и косвенного правого отбора. На состав и характер народонаселения право действует не только путем прямого удаления преступников из жизни, но и косвенным путем: другими наказаниями, ссылкой, тюрьмой, каторгой и т.д.
Сколько лиц преждевременно сведено в могилу ударами розог, палок, пыткой и истязаниями, произведенными по приказу права. Сколько лиц умерло раньше времени, исчахнув в тюрьмах, сырых казематах и на каторге. Сколько лиц погибло в ссылке, от лишений, холода, голода и др. опасностей. Жертвы надо считать сотнями тысяч. Эти сотни тысяч надо удесятерить, если учесть, что эти наказания влияли не только на самих преступников, но и на лиц, близких к ним, – на их детей, жен и т.д. Часто гибель наказываемого влекла за собой прямо или косвенно и гибель их близких. Если учесть все эти изменения, производимые правом в составе народонаселения, то поистине роль его, как фактора социального отбора, будет колоссальной.
Эти изменения в народонаселении, в свою очередь, не остаются без влияния на другие стороны общественной жизни; часто, напр.. [427] ссылка преступников в дикие страны влекла за собой колонизацию их и превращение в страны культурные.
Так было с нашей Сибирью, так было отчасти с Австралией и отчасти с Америкой, где основателями Северо-Амер. Соед. Штатов были изгнанные из Англии люди, преследуемые за религиозные убеждения. В других странах массовое удаление преступников, в особенности политических, людей обычно сильных, полезных и энергичных, – способствовало длительному «обескровлению» страны и остановке ее развития. Так случилось, напр., с Испанией, где, по вычислениям историков, инквизиция вырывала более 300000 жертв из населения; после такой «работы» инквизиторов Испания стала «обескровленной», ее умственное, экономическое и политическое развитие остановилось; конечно, такой факт вызван не только правовым «отбором» но и другими факторами. Но и первый среди них играл роль.
Прямой и косвенный правовой подбор отражается и на других сторонах общественной жизни: моральной, экономической, политической, религиозной и т.д.
Такова в основных чертах социальная роль права, как принудительной силы. [...]
[...] Влияние права на поведение человека и общественную жизнь не исчерпывается очерченными формами действия права, как чисто мотивационной силы и как силы принудительной; к этим видам необходимо добавить еще дрессирующую роль права.
Значение повторения в жизни людей.
Это влияние его основано на значении привычки и повторения. Повторение тех или иных действий, как известно, играет громадную роль в жизни человека. Если человек крадет один, другой и третий раз, то в результате такого повторения правовое убеждение его, состоящее в недозволенности кражи, расшатывается, акты кражи становятся для него привычными, и в итоге мы получали профессионального вора. И обратно: если человек в тяжелых условиях нужды или при соблазнительных случаях находит в себе силу воздержаться от кражи один, другой и третий раз, то повторение воздержания от кражи имеет своим результатом укрепление правового убеждения: «кража – преступна», с одной стороны, с другой – создание прочной и сильной привычки отказа от кражи при всяких условиях. Таким образом, получается индивид, который ни в коем случае не пойдет на такое преступление. На почве того же повторения вырабатываются типы привычных курильщиков и пьяниц.
Сначала просто «балующийся» табаком индивид, после помимо своей воли, в «заядлого» курильщика, которому отстать от курения [428] уже трудно. Курение, благодаря повторению, входит в плоть и кровь и становится насущной потребностью. То же приходится сказать и о привычных алкоголиках.
То же громадное значение играет повторение по отношению ко всему нашему поведению. Человек, солгавший иного раз, или позволивший несколько раз брать взятки, в силу повторения, становится привычным лжецом или привычным взяточником. И обратно, лицо, воздержавшееся от лжи и взятки много раз, приобретает привычку говорить всегда правду и никогда не лгать.
Роль повторения огромна, как в жизни животных, так и в жизни человека. У первых, в силу повторения, при одинаковых условиях создаются автоматические шаблоны поведения, способные превратиться в настоящий инстинкт. То же применимо и к человеку, у которого, повторение создает настоящую привычку, властно принуждающую его действовать по шаблону этой привычки.
На этой силе повторения и основано дрессирующее влияние права.
Предположим, что издается закон, карающий годом тюрьмы или 10,000 рублевым штрафом всякого курильщика. Если не все, то значительная часть курильщиков, не желая подвергаться такому наказанию, – с одной стороны, с другой – находя полезным бросить курение, не будет курить день, неделю, месяц. Чем больше времени они не курят, тем более слабой становится потребность курить.
Повторение некурения постепенно разрушает привычку курить. После достаточного времени эта привычка может совершенно исчезнуть. Бывшие курильщики, переставшие курить под влиянием правовой угрозы, с течением времени не будут курить и тогда, когда эта угроза будет снята.
Этот схематический пример показывает, что право, на почве повторения, может в ряде случаев уничтожить одни привычки, в данном примере привычку курения, и привить новые. В подобных явлениях оно выступает в роли дрессировщика, который, в известных границах, способен выдрессировать людей в том или ином направлении.
В истории человечества право действительно играло и играет такую роль. Многие общественные обычаи и привычки созданы таким путем. Больше того, право, на почве дрессирующего значения повторения, нередко играло важную роль в определении судеб целого народа.
Из истории нам известно, что благодаря дрессирующему влиянию
права, народ терял свою свободу и из свободного народа становился рабом не
только по принуждению, но и рабом по душе. [429]
Это обычно происходило так. Свободный народ покорялся другим, более сильным народам и принудительно обращался в рабство. Покоренная группа вначале мирилась с рабским состоянием только в силу принуждения: благодаря беспощадным карам и мучительным репрессиям. Но долговременное пребывание в рабском состоянии и многочисленное повторение повиновения и обязанностей раба не проходило даром.
С течением времени правовое сознание свободного гражданина выветривалось, традиции прошлого забывались, привычка повиновения укреплялась, глубже и глубже входила в плоть и кровь рабская психология, в итоге – по прошествии нескольких поколений свободный некогда народ превращался в прирожденного холопа, в раба по своей психике, по своей природе.
Приблизительно таковой и была история возникновения и существования рабства.
Аналогичной была схема и обратных случаев: превращения крепостного народа в свободный народ. Здесь новое правовое сознание, проникшее в душу крепостных, властно заставляло их бороться с порабощением и добиваться своей свободы. Если они в борьбе за свободную жизнь переходили от слов к делу и повторяли борьбу действием многократно, – такое повторение уничтожило мало-помалу всю рабскую психологию, укрепляло новое правовое сознание и в дальнейшем еще упорнее заставляло бороться их за свои права. На почве повторения и дрессирующего влияния нового правосознания вместо крепостной группы возникал новый свободный народ, вначале он был свободным только в душе, но упорная борьба, вызываемая новым правосознанием, большей частью делала его свободным и в жизни. Крепостное право – рано или поздно – падало, и на его месте утверждалось право свободного человека.
Быть может, нигде так резко, как в военной службе и в
явлениях военной дисциплины, не проявляется дрессирующее влияние права. Военная
дисциплина и выправка основана в значительной степени на этом влиянии. Военная
муштровка представляет не что иное, как систематическое пользование
дрессирующим влиянием права: путем приказов здесь сначала приучают человека
«стоять прямо, держать руки по швам, глазами есть начальство, делать повороты
кругом -направо и налево, определенным образом держать ружье, козырять, отвечать
«так точно» и «никак нет» и т.д. Если вначале и командующему и солдату нужно
прилагать множество усилий для получения надлежащих актов и действий, то потом,
после ряда повторений, военная выправка становится привычной, выполняется сама
собой и часто, особенно у николаевских солдат, оставалась и остается на всю
жизнь. [430]
Из сказанного следует, что дрессирующая роль права играет немалое значение в поведении людей и в общественной жизни. Право и здесь выступает, как определенная сила. Эта сила может быть использована и плохо и хорошо.
Путем дрессирующего влияния права можно привить обычаи, как дурные и общественно-вредные, так и хорошие, общественно полезные.
Примером первых может служить прививка рабских привычек и рабской психологии; примером вторых – прививка психологии и поведения свободного человека.
Все здесь зависит от того, в чьих руках находится аппарат официального права и на служение каким целям он посвящен. Дурные правители могут причинить не мало вреда обществу путем использования этого аппарата; и обратно, разумный и честный правитель может содействовать развитию и прогрессу общества, умелым использованием механизма и влияния права. Право прививало человечеству на протяжении истории нравы и обычаи и дурные и хорошие. Но число последних было гораздо больше. В общем и целом сила права служила хорошим и общественно полезным целям. Такая роль права является нормой, обратная исключением.
1) Право является фактором общественной жизни и имеет громадное влияние на поведение человека и ход общественных событий.
2) Это влияние права проявляется в трех основных формах: а) в чисто мотивационном влиянии его, в) во влиянии его, как принудительной силы, с) влиянии его, основанном на роли повторения и привычки (дрессирующая роль права). [...]
[...] В предыдущем мы познакомились с понятием права и видели, что по своему содержанию оно изменчиво, оно различно у разных лиц и народов, и меняется с ходом истории. Сам собой встает вопрос: в какую же сторону направлено изменение права, становится ли оно по своему содержанию с поступательным ходом истории и лучше, совершеннее, или наоборот, с ходом истории оно становится хуже. Этот вопрос равносилен вопросу: улучшается ли в морально-правовом отношении человечество с ходом истории или нет? Есть ли морально-правовой прогресс человечества или таковой отсут[431]ствует? Вопрос этот возник уже давно и получил множество ответов. Все эти ответы можно свести к трем основным решениям.
Теория морально-правового регресса.
Одни мыслители утверждали, что никакого морально-правового прогресса человечества нет. С поступательным ходом истории человечество не только не становится лучше в морально-правовом смысле, но, наоборот, становится хуже. Идеал морально-правового человека находится не впереди, а позади, на заре истории.
Типичными примерами такого взгляда могут служить древние космогонии, в частности, библейская. В последней говорится, что вначале люди были чисты и невинны; как боги, они не знали ни добра, ни зла. Но потом появился искуситель, люди впали в грех и с тех пор испортились. На почве этих преданий некоторые церковные и светские мыслители, в противоположность теории Дарвина, построили свою, гласящую, что не человек произошел от обезьяны, а наоборот, обезьяна есть выродившийся человек.
Отрицая нравственно-правовой прогресс человечества, это течение тем самым отрицает и улучшение права с поступательным ходом истории.
Теория круговоротов.
Второе решение поставленного вопроса гласит: с поступательным ходом истории нет ни морально-правового прогресса, ни регресса, а есть «топтание на одном месте», прохождение определенного круга и возвращение к исходному положению. Сообразно с этим и эволюция права сводится к «шагу на месте». Право, подобно белке в колесе, пройдя определенный цикл изменений, снова возвращается к отправному пункту, снова начинает проходить прежний круг.
Эта теория, выраженная рядом мыслителей, чрезвычайно образно и ярко формулирована в той же Библии.
«Род проходит и род приходит, а земля пребывает во веки, – читаем мы в книге Екклезиаста.-- Восходит солнце и заходит солнце и спешит к месту своему, где оно восходит. Что было, то и будет. Что делалось, то и будет делаться и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое», но это было уже в веках, бывших прежде нас».
Теория нравственно-правового прогресса.
Третий ответ на вопрос о морально-правовом улучшении человечества и прогрессе самого права решает его положительно. Он гласит, что с поступательным ходом истории человечество в общем [432] и целом (не без временных поворотов и задержек) совершенствуется в морально-правовом отношении, улучшается и право человечества.
Эта точка зрения выражена весьма многими учеными нашего времени.
Таковы три основные решения поставленного вопроса.
Которое же из них истинно? Прежде всего приходится отбросить, как ложную, теорию круговоротов. Право изменяется, но в своем изменении оно не повторяет никаких циклов, наблюдение всей жизни человечества и истории права не дает никакого основания для теории круговоротов. Никакой народ и никакое право в своем изменении не повторяет раз пройденного круга.
Остаются, следовательно, теория прогресса и теория регресса.
Для того, чтобы решить, которая из них правильна, необходимо, очевидно, предварительно условиться: что мы понимаем под лучшим и что под худшим; иными словами, необходимо установить критерий морально-правового улучшения и морально-правового ухудшения (прогресса и регресса).
Только установив такой критерий, можно говорить: улучшается ли право или нет. Если право в своем развитии приближается к такому критерию или идеалу, напр., к заповеди: «любите друг друга», – налицо будет правовой прогресс; если удаляется от состояния, указываемого этим идеальным критерием, налицо будет правовой регресс. [...]
[...] Правовая норма отвечает не на вопрос: «какое поведение теоретически истинно или ложно», а на вопрос: «каким должно быть поведение, чтобы быть хорошим, справедливым поведением»? Иными словами, к идеалу правовой нормы применим не теоретический, а практический критерий, – критерий блага личности и блага общества, т.е. всех других личностей.
Таким критерием исторический опыт человечества указывает критерий действенной любви людей друг к другу, т.е. норму: «люби ближнего, помогай ему, будь солидарен с ним, « а не норму: «ненавидь ближнего, причиняй ему зло» и т.д.
Мораль и право всех народов, всех времен прямо или косвенно, в различных терминах, хорошим и должным поведением по адресу «ближних» считали поведение, совпадающее с заповедью любви и солидарности, поведение, как выше было указано, полезное для группы, а не поведение, руководствующееся заветом ненависти к ближнему, причинения ему вреда, т.е. поведение общественно-вредное. Дозволенными и должными актами, как мы видели, были акты общественно полезные; недозволенные, преступные – акты социально-вредные. [433] Таков практический опыт человечества и указываемый им критерий улучшения или ухудшения как самого права, так и морально-правового состояния человечества.
Тот же критерий диктуется и современной морально-правовой совестью человечества. С точки зрения этой совести идеальным обществом будет такое, где всестороннему развитию личности – умственному, нравственному и художественному – предоставлен полный простор, где интересы одной личности не противоречат интересам других, где человек для человека является богом, где люди действенно и самоотверженно любят и уважают друг друга, где они в своем поведении преследуют прежде всего и больше всего общее благо всех и преследуют не по принуждению, или по корысти, а по доброй воле, – в силу сознания чистого общественного долга. Нет сомнения, что такое, а не противоположное общество, построенное на взаимной грызне и борьбе, на унижении, ненависти одних к другим, является идеалом для современного правового сознания.
Сообразно с сказанным, идеалом права по содержанию является право, определяющее поведение и общественную организацию, соответствующую только что очерченному виду общества, основанного на взаимной любви и солидарности и построенного на принципе служения личности.
Такое право для краткости можно определить, как право взаимной солидарности и любви людей друг к другу, как право социально-благожелательного поведения. Такое право является правом, отданным на служение личности, ибо только в обществе, где люди друг с другом солидарны и в взаимных отношениях руководствуются заветами любви и взаимопомощи, возможны подлинная свобода, развитие и уважение личности. Только в таком обществе личность может быть «самоцелью», высшей ценностью. [...]
[...] Говоря коротко, только право взаимной солидарности и любви является правом, осуществляющим заветы: братства, равенства и свободы.
Таков правовой идеал человечества, и таковым должно быть право идеального общества. Этим самым дается критерий для прогресса и регресса правового состояния человечества. Если окажется, что с поступательным ходом истории право и поведение людей все более и более приближаются к очерченному идеальному обществу, построенному на праве взаимной любви и солидарности, это будет означать прогресс и улучшение правового состояния человечества. Если, наоборот, с поступательным ходом истории поведение людей и право обществ удаляются от такого состояния общества и права, это будет свидетельством правового регресса человечества. [...]
[434
[...] Указав искомый критерий, мы теперь должны были бы дать ответ на вопрос: существует ли правовой прогресс человечества. Однако предварительно мы должны решить еще один вопрос: какими объективными мерками мы можем определить, приближается ли правовое состояние человечества с ходом истории к указанному идеальному состоянию или удаляется от него? Где и в чем могут состоять объективные измерители роста или уменьшения солидарности и любви? В чем искать необходимый нам морально-правовой термометр?
Такого термометра в буквальном смысле нет. Но есть ряд способов, позволяющих объективно решать: приближается или удаляется правовое состояние человечества к очерченному идеалу права.
Таких способов несколько. Остановимся на главных.
1) Выше мы видели, что право идеального общества – это право, отданное на служение личности и интересам ее развития. Верховной ценностью идеального общества является человеческая личность, ее благо и ее интересы. Отсюда следует вывод: если с поступательным ходом истории право все более и более раскрепощает личность, увеличивает ее свободу и ее основные права, все более и более ценит интересы ее развития, это будет первым доказательством правового прогресса человечества.
2) Из принципа «самоценности личности» следует принцип правового и морального равенства личностей. Только равноправные личности могут быть равноценными. Только равноценные личности могут быть самоценными. Отсюда вывод: если с поступательным ходом истории правовое и моральное равенство личностей возрастает, это будет вторым свидетельством правового прогресса человечества.
3) Третьим критерием правового прогресса может быть количественный рост альтруизма и солидарности. Способом количественного измерения солидарно – альтруистической энергии является исчисление количества лиц, по адресу которых требуется правом альтруистически-солидарное поведение, т.е. число лиц, по адресу которых не допускается совершение злостных и вредных для них поступков, с одной стороны, и интересы которых защищаются правом, с другой. Если мы имеем два одинаковых общества, из которых [435] в первом социально-благожелательное поведение требуется только по адресу 100 человек, а во втором – по адресу 100,000 человек, то количественно любовь и солидарность во втором обществе будут в 1000 раз больше, чем в первом. Отсюда следует вывод: если с поступательным ходом истории окажется, что число лиц, по адресу которых требуется социально-благожелательное поведение, все более и более растет, то при прочих равных условиях это будет третьим доказательством правового прогресса человечества.
4) Наряду с количественным критерием солидарного и социально-благожелательного поведения для определения правового прогресса должен быть применен и качественный критерий, определяющий интенсивность и глубину социально-благожелательного поведения. Солидарность и общественно-любовное поведение по своей глубине имеют различные степени. Начинаясь от незначительных услуг, вроде уступки места соседу в трамвае или в вагоне, они доходят до актов самопожертвования ради блага общества или других людей. Эта качественная сторона дела, естественно, не может быть обойдена. В применении к праву она может быть исследована по тому минимуму социально-благожелательного поведения, который требуется правом данного общества от его членов. Если, напр., право одного общества запрещает его членам только убийство, а не запрещает более мелких оскорблений и причинений вреда, то при прочих равных условиях мы имеем основание думать, что качественная степень социально-благожелательного поведения в таком обществе еще низка, гораздо ниже, чем в обществе, в котором право защищает не только жизнь его членов, но и другие менее важные блага: телесную невредимость, честь, неприкосновенность личности, право индивида на свободу слова, печати, союзов, собраний, на свободу религиозных верований и т.д. Общество, в котором право требует от его членов воздержания от нарушения подобных прав личности, является обществом, в котором качественная степень социально-благожелательного поведения гораздо выше, чем в первом. Точно так же, если мы имеем общество, в котором право предписывает богачам уделять 1 % своих доходов на общественные нужды и такое же общество, в котором право требует с богачей не 1 %, а 65 % дохода в пользу общества, то при прочих равных условиях второе общество мы должны считать более высоким по качественной степени социальной солидарности, требуемой от его членов.
Отсюда вывод: если мы увидим, что с ходом истории все более и более повышаются требования права, предъявляемые людям в от[436]ношении взаимно-благожелательного поведения, это будет четвертым доказательством правового прогресса человечества.
5) Пятым критерием изменения правового прогресса человечества может служить падение наказаний и наград, применяемых правом для принуждения членов общества к социально-благожелательному и общественнополезному поведению. Этот признак может служить критерием правового прогресса по следующим соображениям.
Представим себе два одинаковых общества. Предположим, что ни в том, ни в другом члены его не убивают друг друга. Но в первом потому, что боятся наказаний, – смертной казни, налагаемой на убийц, а во втором не убивают в силу чистого сознания долга: недопустимости убийства. При прочих равных условиях мы должны заключить, что социально-благожелательное поведение во втором обществе гораздо выше, чем в первом, ибо в первом люди не убивают друг друга только потому, что над ними висит угроза беспощадного наказания – тогда как во втором же убивают потому, что убийство по своей природе внушает отвращение, органически противное правовому сознанию его членов. Подобно тому, как из двух чиновников, не берущих взятки, морально выше тот, кто не берет их в силу сознания долга, а не из страха наказания, так и здесь, второе общество является более близким к правовому идеалу, чем первое.
Отсюда вывод: если с поступательным ходом истории окажется, что наказания и награды постепенно падают, без понижения минимума требований солидарно социально-полезного поведения, это будет пятым доказательством правового прогресса человечества.
6) В связи с предыдущим критерием стоит другой признак, также могущий быть показателем правового прогресса человечества. Этот признак заключается в изучении тех средств, которыми добывалось от людей социально-полезное поведение, добросовестное исполнение общественно-полезных обязанностей – в прошлом и теперь.
С морально-правовой точки зрения далеко не безразлично, в силу чего человек благожелательно относится к людям и добросовестно исполняет свои обязанности. Если один делает это из-за страха наказания, другой – из-за корысти и личного эгоизма, третий – из-за чистого сознания морально-правового долга, то степень морально-правовой воспитанности их далеко не одинакова. Наказанием можно заставить и тигра не бросаться на овцу, находящуюся в одной [437] клетке с ним. Совершенно иначе обстоит дело тогда, когда человек не вредит другому не из страха наказания, не из корысти, а из чувства долга, из органической любви и уважения к сочеловекам.
Отсюда вывод: если мы увидим, что с поступательным ходом истории те средства, которыми люди побуждаются к социально-благожелательному поведению и к добросовестному исполнению общественнополезных обязанностей, все более и более облагораживаются, становятся лучше, выше и менее грубыми, – это будет шестым доказательством правового прогресса человечества.
Таковы основные, объективные критерии, позволяющие судить о том, совершается ли с ходом истории правовой прогресс человечества или нет. Они в своей совокупности могут быть названы «морально-правовыми термометром» человечества.
Указав их, теперь мы отвечаем на поставленный основной вопрос. Наш ответ гласит: морально-правовая история человечества в общем и целом является в то же время морально-правовым прогрессом. В исторических изменениях права, несмотря на временные остановки и повороты назад, даны некоторые постоянные тенденции линий направления, приближающие – в ходе истории – человечество к тому идеальному обществу, построенному на идеальном праве, которое было очерчено выше. [...]
Печатается по:
Хропанюк
В. Н. Теория государства и права. Хрестоматия. Учебное пособие. – М., 1998, –
944 с.