ического состава человеческих тел
или церковных зданий, самолетов или любой другой части созданного человеком
мира, ибо это — задача органической и неорганической химии. Точно так же они не
изучают физические свойства человеческого мира, это — забота физики. Анатомия и
физиология человека принадлежат к области биологии. Обществоведы, конечно,
должны знать выводы физических и биологических наук, касающиеся человека, но
эти выводы не являются существенной частью социологии и других общественных
наук. Они представляют собой "досоциологию" или "досоциальную
науку". Задачи социологии и общественных наук в целом начинаются там, где
заканчивается изучение человека физикой и биологией'.
Позже
мы увидим, что физико-химические и биологические свойства человека
действительно относятся к области социальных наук, но только постольку,
поскольку они непосредственно связаны с надорганикой либо в качестве ее
инструментов и средств выражения, либо в качестве факторов, которые
обусловливают надорганику или обусловливаются ею.
§ 2. Описание надорганики
Надорганика тождественна сознанию во всех своих явно
выраженных проявлениях. Феномен надорганики включает язык, науку и философию,
религию, искусство (живопись, скульптуру, архитектуру, музыку, литературу и
драму), право и этику, нравы и манеры, технические изобретения и процессы,
начиная от простейших орудий труда и кончая самыми сложными машинами, дорожное
строительство, зодчество, возделывание полей и садов, приручение и дрессировку
животных и т. д., а также социальные институты. Это все надорганические
явления, поскольку они являются проявлениями различных форм сознания; они не
возникают в результате голых рефлексов или инстинктов2.
' Большинство вступительных текстов в
социологических трудах переполнены подобной "досоциологической"
информацией, взятой из механики, физики, химии и особенно биологии. Если для
педагогических целей ее введение желательно, то для строго социологического
изучения человека и человеческого мира включение значительного объема
информации нецелесообразно. В данной работе предполагается, что большинство
"досоциологических" знаний о человеке читателю известны, а потому их
содержание сведено до минимума.
2 Лучшее
определение надорганики дано Е. Де-Роберти. Он справедливо указывает, что
переход от неорганического к органическому, а затем к надорганическому является
постепенным. Живой природе присущи рудиментарные ментальные процессы, подобные
раздражимости, ощущениям, чувствам, эмоциям и ассоциации образов. Но ни один
вид, кроме человека, не обладает высшими формами сознания, представленного
четырьмя основными классами социальной мысли: а) абстрактными понятиями и
законами научного мышления, б) философскими и религиозными обобщениями, в)
языком символов в искусствах, г) рациональной прикладной мыслью во всех
дисциплинах от технологии, агрономии и медицины до этики, социального
планирования и инженерии. Такая надорганическая мысль — суть "ткань" социокультурных явлений. Реальные исторические события и социокультурные
явления всегда представляют собой смесь физических, биологических и надорганических явлений. См.: De Roberty E. Nouveau
programme de sociologie P., 1904. Обществоведы, заявляющие, что социальные феномены
являются по своей природе психологическими или ментальными, говорят примерно то
же самое Практически все представители психологических и социопсихологических
школ в социологии (а они представляют собой основные течения общественной
мысли) находятся в неявном или явном согласии с тезисом этой работы. См. Sorokm P A.
Contemporary Sociological Theories. N. Y., 1928. Ch 8—13.
[157]
§ 3. Область
надорганики
Другими словами, в своих развитых формах надорганика
находится исключительно в сфере взаимодействующих людей и продуктов их
взаимодействия.
Вне человека можно наблюдать лишь рудиментарные формы
надорганического поведения, подобно рефлексам и инстинктам, переживаниям,
чувствам и эмоциям, зачаткам репродуцирующего воображения, элементарной
ассоциации образов и рудиментарной способности учиться на собственном опыте.
Некоторые виды животных, такие, как муравьи и мухи, имеют сложные организации,
но они базируются на врожденных рефлексах и инстинктах. Рефлексы и инстинкты лежат
в основе и такой (производящей большое впечатление) деятельности, как
строительство гнезд птицами, паутины пауками и хаток бобрами. Немного может
узнать животное на основе лишь собственного опыта при отсутствии высокоразвитых
нервной системы и мозга, сколько бы его ни учили.
Когда Келлогги пытались обучать в аналогичных условиях
семимесячного шимпанзе и своего сына, который был примерно того же возраста,
что и шимпанзе, то он сначала превосходил их ребенка в деятельности, которая
обусловливалась анатомией, врожденными инстинктами и рефлексами. Он научился
пользоваться ложкой, пить из чашки, открывать двери. Но шимпанзе не понимал
человеческую речь, за исключением нескольких простых слов и фраз, не мог
научиться говорить или решать арифметические и другие задачи умеренной степени
сложности'. Не имея больших умственных способностей, животные не создают
лингвистических, научных, философских или других надорганических систем. То
немногое, чему они обучаются, усваивается ими главным образом через механизм условных
рефлексов2. Как уже было показано, надорганика относится главным
образом к сфере взаимодействующих людей и продуктам такого взаимодействия. Ни
один человек, будучи с рождения изолированным от других людей, не может
существенно развить свое сознание. Каспар Хайзер, Анна, Гесский мальчик,
девочка из Сонги, Амала и Камала — "дети волка" — и другие
изолированные от людей дети не умели говорить, не могли вспомнить свое прошлое
или решить простые интеллектуальные задачи. Они в действительности больше
походили на животных, чем на разумные существа3.
Научное знание, философская мысль, эстетические вкусы и
другие составляющие надорганики не наследуются биологически, люди получают их
от других людей благодаря непрекращающемуся взаимодействию с культурой как
носителем надорганических ценностей. Если бы любого из нас изолировать от мира
людей, много ли он узнал бы самостоятельно о нашей культуре? Элементарное
владение языком, простейшие правила сложения и вычитания, начальные сведения из
физики и биологии, применение таких простых орудий, как рычаг, колесо, лук и
стрелы, или добывание и использование огня, легко осваиваемые семилетним
мальчиком, были бы недостижимы для 99% из нас, даже если бы мы жили сто лет и
имели мозг Исаака Ньютона. Понадобились многие поколения взаимодействующих
людей, чтобы были сделаны такие открытия и из-
' Wheeler W. M. Ants,
Their Structure, Development, and Behaviour. N. Y., 1916; id. Social Life Among
the Insects. N. Y., 1938.
2 Pavlov
I. Lectures on Conditioned Reflexes. N. Y., 1928.
3 Halbwachs M. Les cadres
sociaux de la mémoire. P., 1925; Gesell A. Wolf Child
and Human Child. N. Y., 1941.
[158]
обретения. В условиях полной
изоляции от социокультурного мира потребовались бы века и тысячелетия, чтобы отдельные
индивиды овладели всем этим, да и то вряд ли им это удалось. Индивидуальный
опыт является весьма ограниченным. Изоляция от других людей лишает человека
бесконечно богатого опыта, накопленного благодаря миллионам поколений. В этом
случае его сознание обречено оставаться на самом рудиментарном уровне. Даже
развитый, умный человек начинает деградировать, если он вырывается на долгое
время из взаимодействия с людьми и соприкосновения с созданным человеком миром.
Наука,
философия, религия, этика, технология, искусство и социальные структуры
создавались и обобщались благодаря деятельности бесчисленных человеческих
поколений. Определенное приращение надорганики может возникать из
взаимодействия инноватора и предшествующей культуры, но накопление знания, являющееся
точкой отсчета, само есть продукт человеческого взаимодействия. В этом смысле
надорганическая культура может рассматриваться как прямой или косвенный продукт
взаимодействия между людьми.
§ 4.
Человеческая личность как продукт социокультурных сил
Родившись, человек еще не является личностью или субъектом
надорганической жизни. Его "я" и имя, научные идеи, религиозные
взгляды, эстетические вкусы, моральные убеждения, манеры и нравы, занятия,
экономическое положение и социальный статус, судьба и жизненный путь — ничто
еще не предопределено. Его можно сравнить с фонографом, на котором можно
проигрывать любую запись. Хороший фонограф конечно же лучше воспроизводит любую
запись, чем плохой. Но то, какие записи он будет играть — симфонию Бетховена
или джаз, — не зависит от фонографа. Точно так же человек с лучшей физической
конституцией может лучше проигрывать "социокультурные записи", чем
тот, кто рождается с худшими наследственными данными; но то, какие записи он
станет играть, относительно мало зависит от органических или биологических
факторов. Зовут ли его Смит или Джонс, протестант ли он или буддист, говорит ли
он по-английски или по-турецки, республиканец он или демократ, лифтер или
король, является ли он гражданином России или Сиама, состоит в моногамном или
полигамном браке, носит восточную или американскую одежду — эти и другие
социокультурные характеристики не наследуются биологически, а приобретаются в
процессе взаимодействия с людьми, среди которых он рождается, воспитывается,
получает образование.
Джозеф
Райнхарт, рожденный в американской семье, был в возрасте трех лет брошен своими
родителями, усыновлен китайской семьей, привезен в Китай и воспитывался там до
девятнадцати лет, став типичным китайцем по языку, мыслям и верованию, манерам
и образу жизни'. Близнецы, рожденные с одинаковыми организмами, развивают свой
ум до разного уровня и имеют разные социокультурные характеристики, если их
помещают в разную социокультурную среду. Мейбл и Мери, однояйцевые близнецы,
выросшие одна — на американской ферме, другая — в американском городе, показали
множество различий по тесту Стэнфорда-Бинэ. Они также имели ярко выраженные
отличия в манерах и нравах, несмотря на то что социокультурные различия
Scheinfeld A. You and
Heredity. N. Y., 1939.
[159]
между сельской и городской
американской средой не являются слишком существенными'. Организмы двух людей
могут совсем немного разниться, а могут быть и совершенно разными в
биологическом смысле, например, они могут быть относительно слабыми и сильными
физически, относительно посредственными и блестящими умственно, однако оба эти
человека могут стать королями или мультимиллионерами2 в зависимости
от социокультурных условий. Несмотря на значительные различия в биологической
наследственности, дети, родившиеся и выросшие в англоязычных странах, имеют
родным языком английский; в римско-католическом окружении от 80 до 100% детей
становятся католиками, и т. д.
А это означает: что касается социокультурных черт и
жизненного пути человека, то каждый находится под воздействием надорганической
среды, в которой он рождается и воспитывается. Даже определенные биологические
характеристики косвенно определяются социокультурными факторами. Во многих
обществах предписывалось убивать детей, рожденных с определенными
табуированными чертами. Другие общества запрещают браки между высшими и низшими
кастами, между рабами и хозяевами или между определенными этническими, расовыми
и религиозными группами. Таким путем социокультурные факторы обусловливают и
контролируют до значительной степени то, какие виды биологических организмов
воспроизводятся, а какие уничтожаются.
Роль
биологических сил во всех этих отношениях сводится к двум функциям. Во-первых,
организм с лучшей наследственностью будет успешнее осуществлять социокультурные
функции, предписанные ему надорганической средой. Во-вторых, биологические
организмы, родившиеся с определенными характеристиками, обязательно
ограничиваются этими характеристиками, например, умственно отсталый человек не
может стать ученым, а человек со слабой конституцией не может стать
тяжелоатлетом. Другими словами, как социокультурные индивиды, мы являемся теми,
кем мы есть благодаря действию социокультурных сил; и мы ведем себя таким
образом, каким нас побуждают действовать эти силы. В связи с указанными выше
обстоятельствами предмет социологии и социальных наук в целом отличается от
предмета физических и биологических наук.
§
5. Социология в системе общественных наук
Надорганика или социокультурное пространство изучаются
всеми социальными и гуманитарными дисциплинами. Поэтому логически встает вопрос
о том, каково отличие социологии от экономики, поли гики, истории, психологии и
других социальных наук. Хотя в более глубоком смысле все научные дисциплины
составляют одну неделимую науку, предпринимаемое в практических целях
разделение труда требует специализации в каждой дисциплине. Физика отличается
от химии, и обе эти науки — от биологии, хотя границы между ними являются
расплыв-
' Newman H. H. Mental
and Physical Traits of Identical Twins Reared Apart // Journal of Heredity.
1932. V. 23. P. 2—18. Ср.: Newman H. H., Freeman F. N.. Holzinger K J. Twins:
A Study of Heredity and Environment. Chicago, 1937.
2 Среди монархов и мультимиллионеров были люди как с сильной, так и
со слабой конституцией, как с посредственными, так и блес гящими мыслительными
способностями (Sorokin P. A. Monarchs and Rulers
// Social Forces. 1925. V. 4;
American Millionaires and Multimillionaires /,/ Social Forces. 1925. V. 5).
[160]
чатыми и
пересекающимися друг с другом. Физическая механика пересекается с геометрией и
математикой, обе они пересекаются с химией, и все три с биологией, давая нам
органическую химию и математическую физику. Разница между социологией и другими
социальными науками также относительна; тем не менее они столь
же
различимы, как физика, химия и биология.
В
большой группе социальных и гуманитарных дисциплин, которые имеют дело с надорганическим миром, социология выполняет свою собственную определенную
задачу и осуществляет свои функции способами, явственно отличными от других
наук. Во-первых, в отличие от истории и других индивидуализирующих наук
социология является генерализирующей наукой. В то время как история
концентрирует свое внимание на изучении социокультурных феноменов, которые
являются уникальными и неповторимыми во времени и в пространстве (Соединенные
Штаты как определенная нация, христианство как уникальная религия, Авраам
Линкольн как определенный человек. Тридцатилетняя война как отличающаяся от
других войн), социология изучает свойства надорганики, которые повторяются во
времени и в пространстве, то есть являются общими для всех социокультурных
феноменов (общая социология) или для всех видов данного класса социокультурных
явлений — для всех войн, всех наций, всех революций, всех религий и т. д.
(специальные социологии). Благодаря этому генерализирующему качеству социология
коренным образом отличается от истории и других индивидуализирующих
гуманитарных дисциплин'.
§
6. Отличие социологии от других общественных наук
Не в меньшей степени
задача социологии отличается от задач таких генерализирующих социальных наук,
как экономика, политология и право. Экономика также является генерализирующей
наукой, поскольку она пытается обнаружить и сформулировать свойства, отношения
и закономерности, которые повторяются во времени и в пространстве и являются
общими для всех экономических явлений определенного класса. То же самое можно
сказать, с соответствующими поправками, о любой другой генерализирующей
социальной науке.
Социология отличается от таких дисциплин в нескольких
отношениях. Прежде всего, каждая из этих наук имеет дело лишь с одной сферой социокультурного пространства: экономика с экономическими отношениями, политика
с политическими отношениями. Социология имеет дело по своим специальным
направлениям со всеми сферами этого пространства. Например, экономика изучает
хозяйственные структуры как инвариант общества; политология анализирует
государство как особый тип общества; религиоведение исследует церковь как тип
общества. Метасоциология исследует общество как род, с присущими ему свойствами
и отношениями, которые обнаруживаются в любом обществе, будь то фирма, церковь,
государство, клуб, семья и т. п. Или другой пример: экономика имеет дело с
производственными циклами и флуктуациями, политология изучает циклы и
флуктуации в политической жизни. Социология же рассматривает циклы и флуктуации
как родовой признак социальных явлений, возникающий практически во
' О глубоком различии между генерализующими
и индивидуализирующими науками см.: Rickert H. Die Grenzen der Naturwissenschaftlichen Begriffsbildung.
Tübingen, 1902; Xénopol A. La
théorie de l'histoire. P., 1908.
6 Питирим Сорокин
[161]
всех
социальных процессах, будь то экономические, политические, творческие,
религиозные, философские, в их взаимосвязях друг с другом. То же можно сказать
о таких социальных процессах, как соревнование и эксплуатация, господство и
подчинение, стратификация и дифференциация, солидарность и антагонизм и т. д.
Каждый из этих процессов возникает не только в отдельных сферах надорганики, но
практически во всех отсеках социокультурной жизни и, будучи таковым, требует
изучения своего родового вида и связей между каждым отдельно взятым видом и
другими специальными подвидами того же процесса. Такое изучение переходит
границы любой отдельной дисциплины. Оно требует существования особой науки,
которая рассматривает родовые виды всех этих явлений и взаимосвязи между ними.
Эта задача выполняется социологией. Схематично это можно изобразить следующим
образом. Пусть указанные классы социальных явлений состоят из следующих общих
элементов и отношений: экономические: а, Ь, с, n, m, f
политические:
а, Ь, с, h, d, j
религиозные:
а, Ь, с, g, i, q
и так
далее.
Допустив,
что все остальные виды социокультурных феноменов имеют такие же общие элементы
и отношения, как а, Ь, с, и все они принадлежат к одному роду социокультурных
феноменов, то они не могут не обладать ими, и соответственно изучение этих
общих элементов — а, Ь, с — будет составлять основную задачу социологии. С
другой стороны, исследование того, как осуществляется связь между
несовпадающими элементами, скажем, n, h, j (например, как
производительные циклы связаны с циклами в развитии преступности, научных
теорий, самоубийств, художественных вкусов, революций и так далее), составляет
ее вторую важнейшую задачу. Ни одна из этих задач не решается какой-либо другой
общественной наукой; ни одна из них не принадлежит логически другой науке. Они
охватывают специальную область социологии.
Наряду
с этой глубинной разницей между задачами социологии и задачами генерализирующих
общественных наук существует важное отличие в их основных допущениях,
касающихся природы человека и отношений между социальными явлениями.
Дискретный характер экономики побуждает ее постулировать наличность homo economicus — чисто
экономического существа, руководимого экономическим интересом и утилитарной
рациональностью, что приводит к полному исключению неэкономических религиозных
верований и неутилитарных моральных убеждений, антиэгоистичного альтруизма и не
приносящих дохода художественных ценностей, нерациональных нравов и
иррациональных страстей. В соответствии с этим экономические явления
воспринимаются как совершенно изолированные от других социокультурных феноменов
и неподвластные религиозным, юридическим, политическим, художественным или
моральным силам. Столь же односторонним путем реализуется идея о homo politicus в политической сфере, равно как и homo religiosus в сфере религии.
В
отличие от подобных допущений homo socius социологией рассматривается как родовой и многогранный homo, одновременно и
нераздельно экономический, политический, религиозный, этический,
художественный, частью рациональный и утилитарный, частью нерациональный и даже
иррациональный и при всем при этом отличающийся непрестанным взаимодействием
всех этих аспектов. Соответственно каждый класс
[162]
социокультурных
явлений рассматривается социологией как связанный со всеми остальными классами
(правда, с различной степенью взаимозависимости), которые находятся под
влиянием всего остального социокультурного пространства и, в свою очередь,
влияющими на него. В этом смысле социология изучает человека и социокультурное
пространство такими, какие они есть на самом деле, во всем их разнообразии, как
Подлинные сущности, в отличие от других наук, которые в целях аналитики
рассматривают явления, искусственно выделяя их и полностью изолируя от
остальных.
А).
Теории причины самоубийств. Предыдущее повествование ясно указывает на
специфические функции социологии среди смежных социальных и гуманитарных
дисциплин, как, впрочем, и на познавательную значимость этих функций. Без
дисциплины, осуществляющей эти функции, назовем ли мы ее социологией или
абракадаброй, невозможно получить адекватное знание о важных социокультурных
феноменах. Даже такое, как может показаться, малозначительное явление, как
самоубийство, не может быть адекватно понято, особенно в том, что касается его
причин, без изучения его в рамках социокультурного пространства человека в
целом. Дабы четче прояснить вопрос о функциях социологии, остановимся для
краткою анализа на проблеме самоубийств и его причинах. Это явление
рассматривается биологией и медициной, психиатрией, психологией, историей,
экономикой, политологией, правом, этикой и другими биологическими, социальными
и гуманитарными дисциплинами. Каждая из них пытается найти причины в своей
собственной области. Биологи и врачи общего профиля ищут их в плохом здоровье и
прочих биологических условиях; психиатры, специалисты в области психических
патологий и расстройств, и психологи — в том или ином болезненном опыте,
подобно безответной любви, разочарованиям, страху скандала или наказания и т.
д. Географы ищут причины в климатических и других подобных им условиях;
экономисты — в экономических факторах, подобно бедности, депрессиям и
банкротству. До определенной степени каждая из этих теорий верна. Но ни одна из
них не является адекватной, поскольку не может объяснить целый ряд
фундаментальных свойств самоубийств, таких, как тип людей, их совершающих,
частота их распределения в различных обществах, периоды возрастания и убывания,
и т. д.
История
вообще не может ответить на эти вопросы, она просто описывает уникальные или
непохожие на другие случаи самоубийства в различные исторические периоды.
Описание условий, при которых Сенека вскрыл себе вены, не является причинным
анализом и даже не претендует на это. Когда указывают на несчастную любовь или
психическое заболевание, то и это не является причиной, поскольку миллионы
людей в подобных обстоятельствах не совершали самоубийств. То же самое можно
сказать о любом отдельном случае самоубийства, изучаемом в соответствии с
какой-либо одной из специальных дисциплин. Простое частное исследование того
или иного случая не вскрывает его причины, поскольку у нас нет должных
когнитивных условий для того, чтобы найти одну постоянную причину среди сотен
переменных. Самоубийство же следует исследовать как феномен, который повторяется
в разных обществах и в различные периоды. В таком качестве оно становится не
отдельным случаем, а родовым процессом или типичным феноменом, существующим
всегда и повсюду. Если его рассматривать таким образом, то мы получим данные о
его частотности в различных группах и периодах. Имея эти данные, мы
можем проверить специальные теории врачей, биологов, психологов, психиатров,
экономистов
[163]
и географов. Проверка показывает,
что их теории содержат в лучшем случае лишь небольшую часть правды, но далеко
не всю правду.
Возьмем,
к примеру, экономическое объяснение причин самоубийств. Проведенное В. Херлбартом исследование самоубийств в Соединенных Штатах в 1902—1925 годах на
первый взгляд поддерживает теорию об экономических причинах самоубийств'.
Кривая флуктуации бизнеса и кривая самоубийств в Соединенных Штатах в эти годы
кажутся хорошо синхронизированными, периоды депрессии сопровождаются
увеличением числа самоубийств, а периоды процветания — их уменьшением.
Близкие
результаты были получены Л. Даблином и Б. Бунзелем в 1910—1931 годах.
Коэффициент корреляции между месячным индексом бизнеса и месячным индексом
самоубийств в период 1910—1931 годов относительно высок. С. Крезе, Э. Морселли,
Э. Дюркгейм и М. Хальбвакс отметили такое же возрастание самоубийств во время
периодов депрессий. М. Хальбвакс обобщил значительное число данных, указывающих
на такое же отношение между периодами депрессии и самоубийств в Пруссии,
Германии, Австрии и Франции. В Австрии крах 1872 года сопровождался увеличением
числа самоубийсгв примерно на 50 процентов. В Пруссии и Германии кривая
самоубийств с 1881 по 1913 год двигалась в обратном направлении по отношению к
кривой цен и параллельно с числом банкротств и финансовых крахов2.
Хотя
может показаться, что циклы самоубийств обусловлены и в достаточной степени
объясняются экономическими причинами, несколько более строгий анализ
свидетельствует, что такая трактовка является лишь частичной правдой.
Во-первых, даже в этих данных связь между самоубийством и бедностью или
финансовым стрессом далеко не убедительна. Ни одно из этих исследований не дает
высокого коэффициента корреляции между двумя явлениями. Поэтому для того чтобы
объяснить флуктуации кривой самоубийств, нужен учет и других факторов. Во-вторых,
если бы экономические причины были на самом деле главными факторами
самоубийств, то должно было бы ожидать, что самоубийства будут иметь тенденцию
к уменьшению в данной стране при улучшении ее экономического благосостояния.
Действительное положение дел совершенно иное. Почти во всех европейских странах
реальная заработная плата и уровень жизни поднялись на 200—300 и более
процентов в течение XIX века, особенно во второй его половине. Однако кривая
самоубийств почти во всех этих странах не опустилась, а, напротив, поднялась
именно в этот период. За последние шестьдесят или семьдесят лет процент
самоубийств на 10 тысяч жителей поднялся в Италии от 2,8 до 8,3 %, во Франции —
от 7,1 до 23, в Англии — от 7,3 до 11, в Пруссии — от 10,6 до 20,5, в
Соединенных Штатах — от 3,18 (в 1860 г.) до 11,9 % (в 1922 г.). Лишь в
Германии, Норвегии, Швейцарии и Дании кривая самоубийств двигалась хаотично3.
Во всех этих странах уровень жизни существенно возрос с 1840 по 1914год.
Такая
зависимость сразу показывает, что долговременные тенденции самоубийств не
объясняются экономическими факторами бедности и процветания. К тому же выводу
мы приходим, когда рассматриваем
' Hurlburt W. С.
Prosperity, Depression, and the Suicide Rate // American Journal of Sociology.
1932. V. 37. P. 102. Ср.: Dublin L. I., Bunuel В. То Be or Not To Be. N. Y., 1933.
2 Hallbwachs M. Les Causes du
Suicide. P., 1930. P. 102.
3 Ferri E. A
Century of Homicides and Suicides in Europe // Bulletin de l'Institut International de
statistigue. P. 433; Bunger W. A. Le suicide comme
phénomène social // Revue de l'Institut de
Sociologie. 1936. V. 16. P.
322—323; Sorokin P. A., Zimmerman С. Principles of Rural-Urban Sociology. N. Y., 1929.
[164]
распределение и частоту
самоубийстз по странам и регионам. Многие аграрные страны, такие, как
Балканские государства или Россия, в XIX веке были беднее, чем западные
индустриальные страны. И однако число самоубийств в этих более бедных странах
было ниже, чем в странах процветающих. В средние века Европа была экономически
беднее, чем в XIX или XX столетиях, однако число самоубийств в средневековой
Европе, похоже, было очень незначительным. Более того, ^сли бы экономическое
процветание было главным противодействующим фактором, а бедность — главной
причиной, мы должны были бы ожидать, что бедные люди регулярно давали бы
большее число самоубийств, чем богатые. Однако данные свидетельствуют
совершенно о другом. С уверенностью можно констатировать, что преуспевающие,
особенно очень богатые люди имеют тенденцию к большему числу самоубийств, чем
бедные'.
Этих наблюдений достаточно, чтобы утверждать, что
экономические факторы сами по себе не объясняют ни распределение самоубийств,
ни их основные тенденции и флуктуации. Они определяют лишь некоторые малозначительные
флуктуации в определенные периоды и в определенных странах (главным образом
индустриальных и экономически развитых), но не более того2.
Любая теория, пытающаяся объяснить явление лишь с помощью
одного отдельного фактора, не уделяя должного внимания данному обществу и
культуре в целом, — ошибочна. Каким бы убедительным на первый взгляд ни было
объяснение самоубийства в терминах физиографических факторов, таких, как климат
или времена года, более глубокий анализ этого явления показывает, что ни климат,
ни смена времен года, ни долгота и широта не являются действительными причинами
этого социального феномена. Самоубийства имеют достаточно общие-сезонные
флуктуации, которые достигают своего максимума в мае или июне в европейских
странах; но причина их увеличения в эти месяцы скрыта не в погоде или
температуре, а в интенсивности социальной жизни и социальных конфликтов. Если
кривая самоубийств падает до минимума во время июля, августа и сентября,
причина опять-таки кроется не в климате или других физиографических факторах, а
в ослаблении социальной жизни (отпуска и т. п.) и уменьшении социальных поводов
к самоубийствам3. Хотя климат и другие географические факторы могут
вносить свои коррективы, они сами по себе не являются основными и никоим
образом не могут объяснить распределение самоубийств в пространстве или их
флуктуацию во времени.
Теории врачей, психиатров и психологов содержат одну и ту
же ошибку. Долгое время эти люди пытались объяснить самоубийство,
' См. данные по
профессионально-экономическим классам в: Sorokin P. А., Zimmerman С. Principles... СП. 7.
2 Однако даже в таких незначительных флуктуациях каузальная роль
сведена не непосредственно к экономическим факторам, как таковым, а к
социальной дезорганизации, проявлениями которой являются депрессии, банкротства
и внезапные экономические изменения, приводящие к последующей психосоциальной
изоляции. Это подтверждается тем фактом, что не только глубокая депрессия, но и
неожиданное экономическое процветание часто сопровождаются увеличением самоубийств.
С другой стороны, когда внезапные изменения экономики не вызывают социальную
дезорганизацию и не ведут к психосоциальной изоляции индивидов, они и не
стимулируют увеличения самоубийств.
3 О космических теориях самоубийств см.: Morselli
H. Suicide. N. Y, 1882. Великолепную критику подобной интерпретации см.: Durkheim
E. Le Suicide. Ch.3.
[165]
исходя из того, что это — болезнь,
которая проистекает из психического состояния, расстройства или ненормальности.
"Самоубийство — суть всегда болезнь и акт умственного отчуждения".
Такова их формула'. Главным аргументом в пользу таких теорий является
утверждение о высоком проценте психической ненормальности среди лиц,
совершающих самоубийства (в некоторых случаях говорится о 100 процентах), а
также о параллелизме кривой самоубийств и психических заболеваний. Хотя
некоторые приводимые данные являются бесспорными, интерпретация же этих фактов
сомнительна, главный тезис невероятно преувеличен, а большая часть свидетельств
ошибочна.
1).
Процент психически ненормальных лиц среди жертв самоубийств, видимо, в
большинстве случаев был чрезвычайно преувеличен. Когда были проведены более
точные ретроспективные исследования, то предыдущие цифры были снижены до весьма
низкого удельного веса — 10 % или даже менее того2. 2). Природа
многих психических заболеваний до сих пор еще не ясна и не поддается четкому
диагнозу. Поэтому существует большая неопределенность даже в тех случаях, когда
индивид предположительно диагностируется как психически ненормальный. Нередко
сам факт того, что человек совершил самоубийство, подстрекает к автоматическому
диагнозу о его ненормальности. 3). Какое психическое состояние является или не
является ненормальным, зависит, с некоторыми исключениями, такими, как идиотия,
от социокультурных условий. В этом смысле оно чисто условно и не может быть
диагностировано психиатром; скорее оно напрямую зависит от превалирующих
социальных норм. Психические процессы, рассматриваемые врачами как
патологические, могут быть в других обществах расценены как вполне нормальные,
даже более того, как блестящие, добродетельные, святые, вдохновенные или
героические. По мнению многих психиатров, большинство святых и мистиков
средневековья были ненормальными и больными людьми, которые в то время рассматривались
как святые или одаренные и в таком качестве весьма почитались3. В
связи с этой условностью резонно поставить под вопрос утверждение, что такие
явления, как меланхолическая депрессия, суицидальная мания, истерия,
хронический бред, перевозбужденность и даже так называемое умопомешательство,
обязательно являются формами психического заболевания, поскольку
соответствующий стандарт поведения не может быть нормой сам по себе, а отражает
лишь норму определенной культуры. Если известный процент тех, кто совершает
самоубийство, обнаруживает эти черты, то это не обязательно означает, что эти
люди с нарушенной психикой4. Это также объясняет предположительно
высокий
' Bourdm Du suicide
considéré comme maladie. P., 1845; Bay et A. Le Suicide et
la morale. P., 1922.
2 Krose S. J. Die Ursachen of
Selbstmordhaüfigkeit. Freiburg, 1906; Die Selbstmorde.
1893—1908 // Vierteljahrhefte zur Statistik des deutschen Reichs. B., 1910 Bd. l.
3 О том, что является, а что не является психическим заболеванием и
о зависимости диагноза от социальных условий см.: Benthley A. Mental
Disease. N. Y 1934; Benedict
R. The Patterns of Culture. Boston, 1934. Ch.
1—2.
4 Согласно основным нормам современной психиатрии, идеальное
психическое здоровье, похоже, совпадает с полной умственной посредственностью:
человек должен быть интеллектуально не слишком блестящим, не слишком скучным,
достаточно, но не слишком, эмоциональным и т. д. Большинство гениальных людей
считалось бы ненормальными, психически неуравновешенными людьми. Это показывает
относительность психиатрических норм психического здоровья и нездоровья.
[166]
процент психически ненормальных
лиц среди тех, кто совершает самоубийство. 4). Из самого факта наличия
определенной психической ненормальности не следует, что она суть причина
самоубийств. Психические болезни часто не наследуются, а приобретаются; они
являются результатом определенных социальных условий, в которые помещена
жертва. Во многих случаях социальные условия (А) одновременно порождают рост
психической ненормальности, такой, как меланхолическая депрессия (В), и
тенденцию к самоубийству (С). В таких случаях В не является причиной С, но и В,
и С являются следствиями общей причины А (заданных социальных условий).
Тщательное исследование обнаруживает во многих случаях отношение такого рода,
но не поддерживает слишком упрощенную интерпретацию, свойственную
психиатрической теории. 5). Подавляющее большинство данных, полученных из
непосредственных наблюдений, явно опровергает психиатрическую теорию в ее
гипертрофированных формах. Исследования Э. Дюркгейма, М. Хальбвакса, С. Крезе и
других показывают, что страны, регионы или классы, которые дают большее число
психических болезней, не показывают большего числа самоубийств, и наоборот.
Отношение между этими двумя явлениями не обнаруживает позитивной корреляции или
связи. В большинстве европейских стран самоубийства и психические заболевания
имели тенденцию к возрастанию в течение последних 80—90 лет, но их рост не был
ни параллельным, ни взаимно последовательным. Более того, исходя из норм
психиатрии, население в средние века было психически более ненормальным (такой
вывод можно сделать по волнам возникновения психических "эпидемий",
бичевания, мистицизма, экстазов, массовой истерии и т. д.), чем население
нашего столетия. Однако нет основания полагать, что самоубийства в средние века
были более частым явлением, чем в наши дни; на самом деле по логике вещей их
число было гораздо ниже, чем, скажем, в XIX веке. Такие факты опровергают
преувеличенные утверждения психиатрических теорий и показывают их неспособность
объяснить существенные черты самоубийства, его распределение в обществе или
флуктуации во времени'.
Предыдущие критические замечания по поводу психиатрической
теории применимы также, с небольшими модификациями, к медицинским теориям
самоубийств (плохое здоровье, плохие санитарные условия и т. п.). У нас нет
оснований предполагать, что здоровье современного населения Запада хуже, чем в
средние века. Однако число самоубийств в XIX—XX веках было больше, чем в
средневековье. Мы опять же не можем с полным основанием утверждать, что
здоровье европейцев или американцев конца XIX века и в предвоенные годы начала
XX века было хуже, чем в 1700— 18 50 годы. По крайней
мере, медицинская наука с энтузиазмом проповедует, что на протяжении последнего
столетия происходило постепенное улучшение здоровья, снижение смертности и
заболеваемости и увеличение продолжительности жизни. Если это так, то тогда
увеличение числа самоубийств среди населения в наше время определенно
противоречит теории плохого здоровья как причины самоубийства. Более того, вряд
ли можно говорить о том, что здоровье англичан или немцев хуже, чем здоровье
испанцев или итальянцев. Однако с конца XIX века первые две нации показали
заметно более высокий процент самоубийств, чем две последние2.
Б). Теория самоубийств Эмиля Дюркгейма. Приведенные
соображения свидетельствуют о том, что никакие каузальные теории само-
' См. критику теории: Durkheim
E. La Suicide. Ch. 1; Hallbwachs. Les Causes du suicide.
Ch. 13.
1 См. сравнение уровней самоубийств в цитированных выше
трудах.
[167]
убийств, которые игнорируют
социальную организацию и культурные образцы, не вскрывают сути феномена. Что же
тогда объясняет его распределение в пространстве и флуктуации во времени?
Похоже, что Э. Дюркгейм вполне удовлетворительно разрешил эту проблему. Смысл
его теории заключен в целостном рассмотрении соответствующего общества и его
культуры в качестве причин самоубийств. Когда вся сеть социальных отношений
хорошо интегрирована, то тогда существует высокая степень социального
сцепления; люди ощущают себя жизненными частями общества, к которому они
принадлежат; они свободны от чувств психосоциальной изоляции, одиночества или
забытости. Такой тип организации оказывает мощный ингибирующий эффект на
тенденцию к совершению самоубийств. Культура такого общества действует в том же
направлении. Поскольку общество интегрировано и поскольку это единство
ощущается его членами, его культура также является единой. Ее ценности
принимают и разделяются всеми его членами, рассматриваются как
надындивидуальные, бесспорные и священные. Такая культура не поощряет
самоубийства и становится мощным антисуицидальным фактором. Напротив, общество
с низкой степенью сцепления, члены которого слабо связаны между собой и с
референтной группой, общество с запутанной сетью социальных норм, с
"атомизированными", "релятивизированными" культурными
ценностями, не пользующимися всеобщим признанием и являющимися делом простого
личностного предпочтения, — такое общество является мощным генератором
самоубийств, независимо от климатических или экономических условий и состояния
психического и физического здоровья его членов. Такова суть дюркгеймовской
гипотезы. Она рассматривает данное общество и культуру как нечто целое и
пытается таким образом объяснить распределение самоубийств в пространстве и во
времени.
Каковы в таком случае факты, подтверждающие теорию? Их так
много и они столь убедительны, что делают теорию Э. Дюркгейма более адекватной
и валидной, чем любую другую теорию самоубийства.
1). Факторы социокультурного сцепления и психосоциальной
изоляции объясняют, почему в данном обществе разведенные дают большее число
самоубийств, чем просто одинокие; а одинокие — больше, чем женатые; бездетные
семьи дают более высокий процент, чем семьи с детьми; и, наконец, чем больше
число детей в семье, тем ниже в них число самоубийств. Разведенные люди более,
чем кто-либо, изолированы психосоциально, в особенности в прошлом, когда развод
был скандальным происшествием, ведущим к социальному остракизму. Наименее
изолированными являются семьи с большим числом детей, члены которых связаны
друг с другом самыми тесными узами. 2). В свете этой теории легко понять,
почему аграрные классы демонстрируют более низкое число самоубийств, чем
городские; почему среди различных занятий те, которые лучше интегрируют людей,
дают более низкое число самоубийств, чем менее интегрированные и более
индивидуалистичные профессиональные группы; почему обеспеченные люди дают большее
число, чем бедные; и почему особенно высокое число самоубийств типично для
бродяг и других лиц без каких-либо постоянных занятий или связей. 3). Теория
объясняет также, почему в странах, где общинный и "семейный" типы
организации сохраняются (как во многих преимущественно аграрных странах, слабо
индустриализированных и урбанизированных), число самоубийств имеет тенденцию к
уменьшению.
[168]
в отличие от
высокоурбанизированных, индустриализированных и "индивидуализированных"
стран, несмотря на то что последние могут быть экономически более
преуспевающими, чем первые.
4).
Факторы социокультурного сцепления и психосоциальной изоляции объясняют также,
почему атеисты и неверующие (то есть люди, не связанные религиозными узами)
дают большее число самоубийств, чем люди, инкорпорированные в ведущие
религиозные организации, и почему среди последних католики и православные
христиане, ортодоксальные иудаисты дают меньшее число самоубийств, чем более
свободно мыслящие и менее догматичные протестанты.
5).
Теория объясняет, почему в XIX—XX веках кривая самоубийств возрастает
именно в большинстве европейских держав. 6). Теория Э. Дюркгейма объясняет
также, почему с началом крупных социальных движений (будь то народная война,
революция или реформа) кривая самоубийств неожиданно падает, поскольку чувство
индивидуального уступает место чувству совместной принадлежности общему делу, и
почему она снова возрастает к концу движения, когда чувство социальной
целостности исчезает и вновь появляется психосоциальная изоляция. 7). Она
показывает, почему периоды внезапных разрывов социальных связей, происходящих,
например, во время экономических кризисов, сопровождаются ростом самоубийств.
8). Она демонстрирует также, почему среди мужчин число самоубийств больше, чем
среди женщин. 9). Она объясняет годовые и дневные кривые самоубийств. 10). Она
объясняет, почему даже в современном обществе физически и психически больные
показывают несколько более высокий процент самоубийств, чем нормальные люди; болезнь
и ненормальность часто усиливают психосоциальную изоляцию таких людей'.
Все эти
и многие другие черты феномена самоубийства, как, например, распределение среди
различных групп населения и флуктуации во времени, становятся понятными в свете
этой геории. Повторим: не рассматривая всего характера данной социальной
организации и культуры, мы не можем понять распределение частоты самоубийств и
их динамику. Специализированный "атомистический" подход позволяет в
лучшем случае понять отдельные стороны явления и никогда — его причины. Отсюда
— когнитивная потребность целостного рассмотрения общества, а это — исходная
точка зрения социологии.
§ 7. Пределы
возможностей специальных дисциплин
То, что было сказано о причинах самоубийств, еще более
последовательно применимо к анализу причин преступлений, революций, войн и
практически ко всем другим социокультурным феноменам. Если их не исследовать
как повторяющиеся явления, рассматриваемые одновременно в матрице
общества и культуры, ни одно из них нельзя адекватно понять или обнаружить его
истинные причины. Например, если задаться вопросом, почему уровень преступности
в Соединенных Штатах выше, чем в ряде других стран, каковы причины флуктуации
определенного преступления или всех преступлений, вместе взятых, или
' См. анализ этой теории в цитированных
выше трудах Э. Дюркгейма, М. Хальбвакса, Π Сорокина, К. Циммермана, С. Крезе и других.
[169]
почему строгость наказания за
различные преступления то возрастает, то уменьшается, то ни один из этих
вопросов не может получить правильного ответа без изучения преступности как
перманентного фактора в общей структуре рассматриваемых обществ и их культуры.
Можно с уверенностью утверждать, что никакая специальная причинная теория
преступности — биологическая, психиатрическая, экономическая, географическая,
экологическая, образовательная — не может адекватно объяснить, почему
определенные действия рассматриваются как преступные, а другие как нормальные.
Неадекватность таких односторонних теорий непосредственно связана с их
"атомистическим", сингулярным однобоким подходом, игнорирующим
целостный анализ общества и культуры. Это еще более справедливо по отношению к
таким глобальным социокультурным феноменам, как войны и революции. Даже
дискретные явления, изучаемые с позиций экономики или политологии, права или
этики, искусств или истории, не могут быть полностью поняты без рассмотрения
тех социокультурных созвездий, в которых они происходят. К. Маннгейм правильно
отмечает, что, например, в политологии "рано или поздно сталкиваешься с
вопросом, почему страны в один и тот же период времени и на одной
плоскости развития имеют совершенно различные типы конституций и формы
правления и почему экспорт технологии и конституции из одной страны в
другую приводит к изменению их формы в той стране, куда они попадают?.. Таким
образом, политолог оказывается отброшенным к неизвестным сущностям, которым он
навешивает либо ярлык "национального духа", либо ярлык
"культурного наследия людей". Это означает, что необходимо рассматривать
общество и культуру как целое. То же самое происходит, когда он рассматривает
проблему власти и господства или многие другие экономические проблемы...
Становится, например, все более очевидным, что выбор, совершаемый индивидами,
когда они выступают как потребители, не является произвольным, а, напротив,
соответствует определенным коллективным стандартам, которые... детерминируются
неэкономическими, "социальными" факторами. Какими же
социальными факторами? Чтобы ответить на этот и подобные вопросы, экономист,
как и политолог, действует, как будто существует некая теория постоянных и
переменных, объясняющая формирование человеческих потребностей"'. Иными
словами, вновь необходим выход за рамки специальной дисциплины.
В
медицине существует процедура, которую обычно проделывает каждый компетентный
врач: перед тем как диагностировать болезнь пациента, он исследует весь
организм в целом и знакомится с историей его жизни. В социальных науках эта
процедура, к сожалению, почти отсутствует, ибо ее необходимость еще не
осознана. Как и в медицине, специализированный подход здесь становится
плодотворным и разумным, лишь когда во внимание принимается все социокультурное
пространство. В противном случае науке уготована судьба быть неадекватной и
ложной. В большой семье общественных наук социология играет именно эту роль.
Вышесказанное в достаточной мере демонстрирует специфические функции социологии
в системе социальных и гуманитарных наук, конкретные ипостаси этих функций, и,
наконец, необходимость такой науки, независимо от того, как она называется —
социологией или абракадаброй.
' Mannheim
К. The
Place of Sociology // Conference in the Social Sciences: The Relations in
Theory and in Teaching. L., 1935. P. 31; Weber M.
Wirtschaftssoziologie // Wirtschaft und Gesellschaft.
Tübingen, 1922; Löwi A.
Economics and Sociology. L.,
1935.
[170]
§ 8.
Социология как особая наука
Хотя социология является наукой генерализирующей, имея дело
с целостным социокультурным пространством, это еще не означает, что она
занимается энциклопедическим исследованием всех социальных наук или что она
составляет их философский синтез. Исследование общих и характерных свойств,
отношений сходства социокультурных явлений предполагает такую же специализацию,
как и изучение их уникальных или сегментарных черг и отношений. Несмотря на
свою генерализующую природу, социология остается строго специальной наукой.
Хотя президент или казначей фирмы имеет дело со всей компанией в целом, это не
означает, что его работа не является специализированной или что он выполняет
работу за всех сотрудников фирмы. По той же причине социология, изучающая
целостное социокультурное пространство, не пытается выполнить миссию остальных
социальных наук.
Как задача казначея или президента не является
невыполнимой, так и задачи генерализирующих наук, таких, как физика и химия,
которые имеют дело с регулярными свойствами и отношениями всего материального
пространства, общая биология, которая изучает свойства и повторяющиеся
отношения живого мира, или социология, котюрая делает то же самое, но по
отношению к надорганическому миру, не являются невыполнимыми. Эти задачи вовсе
не обязагельно превосходят возможности отдельной науки. Возможно, они более
трудны, чем задачи одной очень узкой специальности, но то, что они никоим
образом не являются невыполнимыми, подтверждается самим фактом существования
этих дисциплин.
§ 9.
Взаимозависимость между социологией и другими науками
В своих генерализующих функциях социология зависит от
открытий в других специальных науках; но каждая наука, в свою очередь, зависит
от смежных с ней наук, а специальные науки — от генерализующих, причем в не
меньшей, если даже не в большей степени. Физики привлекают математику,
механику, геометрию и химию, а каждая из этих дисциплин использует другие
науки. Ученому немыслимо работать над любой проблемой, не апеллируя к открытиям
других дисциплин и ученых. Ни одна специальная проблема физики или химии не
'может быть разрешена без знания этих генерализующих дисциплин. То же
справедливо и в отношении специальных проблем биологии и основных принципов
общей биологии. Специальная наука геология гораздо больше зависит от общей
физики, химии и биологии, чем сами эти науки зависят от геологии.
Точно так же, если социология зависит от истории,
экономики, политологии и других отдельных общественных дисциплин, то и все они
в не меньшей мере зависят от генерализующей науки социологии. Социологические
теории Платона и Аристотеля оказали огромное влияние на политическую,
экономическую, правовую, историческую и другие специальные дисциплины, причем
их влияние ощутимо вплоть до сегодняшнего дня. То же касается и обобщающих
выводов Августина и Фомы Аквинского, Гоббса и Макиавелли, Ибн Халдуна и Вико,
Монтескье и Локка, Руссо и Боссюэ, Конта и Спенсера, Гегеля и Маркса,
Шпенглера, Дюркгейма, Тарда, Вебера и Парето. Можно цитировать сотни
[171]
исторических, экономических,
политических, антропологических, психологических, лингвистических и даже
синологических работ, написанных на основе социологических выкладок Августина,
Аквината, Макиавелли, Гоббса, Гегеля, Спенсера, Конта или Маркса. Возникновение
любой важной социологической системы всегда оказывало влияние на всю систему
отдельных дисциплин, на их ведущие принципы, интерпретации, изучаемые проблемы,
методы и технику исследования Почти все специальные гуманитарные и социальные
дисциплины второй половины XIX века строились на гегельянских или
конто-спенсеровских принципах. Позже они оказались под огромным влиянием
марксистской социологии в области экономической интерпретации данных,
тардовскодюркгеймовских, веберовских, паретовских и шпенглерианских
социологических принципов и методов.
Более
того, возникновение социологии как систематической науки привело к
"социологизации" всех специальных дисциплин на протяжении последних
нескольких десятилетий. Их содержание, методы, интерпретации, включая даже те,
чьи авторы враждебно относились к социологии, становились все более социологическими
и привели к возникновению во всех этих дисциплинах социологических или же
институциональных школ: в юриспруденции и истории (так называемая социальная
история), в экономике и политологии, в антропологии и психологии (социальная
психология), в науках, изучающих искусство и мораль, религию и даже логику.
Подобная "социологизация" этих дисциплин является красноречивым
свидетельством влияния на них социологии. Зависимость между социологией и
другими социальными дисциплинами является обоюдосторонней, то есть зто скорее
взаимозависимость, а не однобокое влияние социологии на другие науки.
Как
генерализующая дисциплина общая социология должна быть дос
га точно абстрактной и теоретической, и по этой причине может казлься многим
"практичным людям" нерациональной академической специальностью,
оторванной от конкретной реальности и лишенной практической утилитарной
ценности. Здесь так же, как и во всех подобных рассуждениях "слишком"
практичных людей (которые, кстати, по мнению Лаоцзы, являются самыми
непрактичными), ошибка совершенно очевидна. Математика является, вероятно,
самой абстрактной и теоретической дисциплиной из всех наук. Однако ее
практическое значение не ставится под сомнение. Алгебра явно более абстрактная
дисциплина, чем арифметика, но никто не делает из этого вывод, что она менее
практически значима, чем арифметика! Общая теоретическая физика, химия и
биология гораздо более абстрактны и "непрактичны", чем поваренная
книга или инструкция к "шевроле" или другому автомобилю. Однако без
теоретической физики, химии и биологии ни автомобиль, ни хорошая поваренная
книга не могут быть произведены на свет. То же верно и в отношении социологии
как генерализующей, теоретической и абстрактной дисциплины. Ее практическое
влияние — благотворно оно или нет сейчас, это не принципиально, — было весьма
впечатляющим. В большинстве великих социальных революций, реформ и
реконструкций именно социология того или иного рода была ведущей идеологией и
направлением. Социология Локка сыграла эту роль в революции 1688 года при
установлении "либерально-демократического режима в Англии; труды Вольтера,
Руссо и других энциклопедистов сыграли ту же роль во Французской революции 1789
года и в последующие годы. В наше время марксистская социология была ведущим
ин-
[172]
теллектуальным направлением и "святыней"
коммунистической революции в России; расистские социологии А. Гобино, X.
Чемберлена и других стали кредо нацистского путча и третьего рейха. От
социологии Конфуция до социологии настоящего времени практическое действие этой
науки было очень заметным (хотя речь часто шла об ошибочных социологиях, а не о
валидных). Сказанного достаточно, чтобы развеять иллюзии слишком практичных
людей относительно утилитарной ценности социологии.
Подведем
итог: социология — это генерализующая наука о социокультурных явлениях,
рассматриваемых в своих родовых видах, типах и разнообразных взаимосвязях.
§
10. Общая и специальная социология
Социология, подобно биологии, которая делится на
общую и специальную (ботаника, зоология и др.), и подобно экономике,
которая также состоит из общей и специальной экономики (банковское дело и
деньги, транспорт и сельское хозяйство), может быть поделена на общую
социологию и специальную. Общая социология изучает а) родовые свойства всех
социокультурных явлений в их структурных и динамических аспектах, б)
повторяющиеся взаимосвязи между социокультурными и космическими явлениями;
собственно социокультурные и биологические феномены; различные подклассы
социокультурных явлений.
Общая
структурная социология изучает а)
структуру и состав родовых социокультурных явлений (подобно изучению структуры
клетки как явления жизни или атома в физике), б) основные структурные типы
групп или институтов, в соответствии с которыми дифференцируется и
стратифицируется население, и их взаимоотношения, в) основные структурные типы
кульгурных систем и их взаимоотношения; г) структуру и типы личности, входящие
в состав социальных групп и культурных систем
Общая
динамическая социология исследует а)
повторяющиеся социальные процессы, такие, как социальный контакт,
взаимодействие, социализация, конфликт, господство, подчинение, адаптация,
амальгама, миграция, мобильность, далее, она изучает, -как рождаются социальные
системы, как они приобретают и теряют членов, как последние распределяются в
рамках всех социальных структур, как становятся организованными или
дезорганизованными и как все эти процессы воздействуют на людей, в них
вовлеченных; б) повторяющиеся культурные процессы — изобретение, диффузия,
интеграция и дезинтеграция, конверсия и аккумуляция культурных образцов и
систем, их воздействие на формирование личности; в) ритм, темп, периодичность,
тенденции к флуктуации в социальных и культурных процессах, социокультурные
изменения и эволюция; г) происходящие в людях повторяющиеся социокультурные
процессы. То есть общая динамическая социология исследует, как и почему люди
меняются.
Специальные социологии.
Каждая из них, по сути, делает то же самое, но в отношении специального класса
социокультурных явлений, избранного для тщательного изучения. Самые развитые
специальные социологии в настоящий момент это: демографическая социология,
аграрная социология, урбан-социология, социология семьи, права, религии,
знания; социология войны, революции, социальной дезорганизации; социология преступления
и наказания (криминология); социология искусств; экономическая социология и
некоторые другие.
[173]
В схематической форме главные разделы в социологии могут
быть представлены следующим образом'.
Общая структурная социология
Общая динамическая
социология
Специальная социология
Теория повторяющегося
в а) социальных системах
и скоплениях; б) культурных системах и скоплениях; в) личностях в их
структурном аспекте, основных типах их взаимоотношений.
Теория структуры и динамики соответствующего класса социокультурных явлений, изучаемых в их родовых и повторяющихся аспектах и отношениях:
Теория о: а) социальных процессах и
изменениях; б) культурных процессах и изменениях; в) личностных процессах и
изменениях в их типах, взаимоотношениях, ритмах, тенденциях и причинных факторах.
Это разграничение социологии является логически более
адекватным2 и лучше соответствует тому, чем является социология на
самом деле. Определение ее как науки "о культуре", "об
обществе", "о человеческих отношениях" и т. п. представляется
слишком общим. Они не указывают на специфические черты социологии и не отличают
ее от других социальных наук, хотя, с другой стороны, значительная часть этих
определений прекрасно вписывается в верхнюю таблицу.
Таблица
дает логическую структуру социологии как научной дисциплины независимо от того,
кто проводит исследования — профессиональный социолог или историк, экономист
или инженер. Из того, что сэр Исаак Ньютон написал свои "Principia"3* и "Наблюдения над пророчествами
Даниила", не следует, что обе эти работы принадлежат одной науке; первая
является великим
' Можно легко заметить, что в этом делении
социологии на структурную и динамическую я следую контовскому делению
социологии на социальную статику и динамику. До сего времени это было самым
плодотворным из всех классификаций.
2 Теоретическая социология изучает социокультурное пространство как
таковое. Она отличается от нормативной социологии, которая создает идеал
социокультурного мира, такого, каким он должен быть, и от практической
или при^ кладной социологии, которая, как медицина или агрономия, занимается
научной систематизацией наиболее эффективных путей и способов реализации
определенной цели — ликвидации бедности, войн и т. д. О различии между
теоретической, нормативной и прикладными дисциплинами см. мою: Sociology and Ethics // Ogburn W. F.,
Goldenweiser A. The Social Sciences and Their Interrelations. Boston, 1927.
3 * Имеется в виду главный труд И. Ньютона "Принципы
философии", где изложены его философские и методологические взгляды.
[174]
трудом по механике, вторая — по
теологии. Многие важные социологические рабогы были написаны историками (Ф. де
Куланж), инженерами (Ф. Ле-Плей и Герберт Спенсер) или математиками (Огюст
Конт). Многие социологические обобщения обнаруживаются в трудах по истории,
философии, экономике и другим наукам. И наоборот, некоторые профессиональные
социологи написали книги, которые отнюдь не принадлежат к области социологии, а
попадают в область какой-то иной науки. Даже в учебниках по социологии можно
найти большие разделы, которые относятся к досоциологии или к другим
дисциплинам. Эту разницу между логической природой социологии и
профессиональным авторством в социологическом исследовании необходимо ясно
сознавать'.
§ 11. Методы
и основные принципы
По существу, методы и основные принципы социологии являются
теми же, что и в науке в целом. Но каждая фундаментальная наука модифицирует
эти принципы, методы и технические процедуры в соответствии с природой
изучаемых явлений. Например, принципы и методы химии отличаются от принципов и
методов физики и биологии.
Равным образом и социология разработала свою собственную
модификацию принципов и методик, которые следует использовать с учетом особого
характера социокультурных процессов, в особенности таких их компонентов, как
значение-ценность-норма. Она оперирует такими категориями, как причинность,
время, пространство, но способом, существенно отличающимся от естественных
наук. В исследованиях социологи используют логико-математический и
силлогистический дедуктивный методы; умеренно применяют интуитивное прозрение
(правда, всегда верифицируя его другими методами); широко употребляют
эмпирическое наблюдение во всех его формах, начиная от индукции, статистического
анализа и кончая клиническим наблюдением и даже экспериментом. В то же время
они постоянно модифицируют все эти методы и технику так, чтобы можно было
приспособить их к специфическому характеру надорганической вселенной2.
' О социологии как науке см.: Sorokin P. A. Sociology as
a Science. Rice S. What is Sociology // Social Forces 1931. V. 10; см. также: Ogburn W.,
Golden-weiser A. The Social Sciences and Their Interrelations. Boston, 1927; Wiese L von
Sociology N Y 1941.
2 О методе см.: Durkheim E. The
Rules of Sociological Method. Chicago, 1938; Ellwood C. Methods in
Sociology. Durham, 1933; Znaniecki F. The Method of Sociology. N. Y.,
1934; Methods in Social Sciences / Rice S. (Ed.) N. Y., 1931; Sorokin P. A.
Sociocultural Causality, Space, Time. Durham, 1943; Maclver R. M. Social
Causation. Boston, 1942; Fields and Methods of Sociology. N. Y., 1933; Pareto
V. Mind and Society. N. Y., 1935. V. l. Ch. l; Dilthey W.
Einleitung in die Geisteswissenschaften. Leipzig, 1883; Weber M. Gesammelte
Aufsätze zur Wissenschaftslehre. Tübingen, 1922; Sorokin
P. A. Social and Cultural Dynamics. N. Y., 1937^1. Vols. \—^;
Thomas W., Znaniecki F. The
Polish Peasant. N. Y., 1927. V. l; Toynbee A.
A Study of History. Oxford, 1936. V. l; Greenwood E.
Experimental Sociology. N. Y., 1945.
[175]
назад оглавление
вперед
