назад    оглавление    вперед

 

КЛАССИФИКАЦИЯ АКТОВ ПОВЕДЕНИЯ

Сорокин П.А. ЧЕЛОВЕК. ЦИВИЛИЗАЦИЯ. ОБЩЕСТВО.

/Общ. ред., сост. и предисл. А. Ю. Союмонов: Пер. с англ. С. А. Сидоренко.

- М.· Политиздат, 1992. — 543 с

§ 1. Три основные формы актов поведения

§ 2. Три основные формы реагирования на чужие поступки

 

§ 1. Три основные формы актов поведения

Если бы кто-нибудь предпринял анализ взаимного поведения членов какой-нибудь социальной группы, совершенно игнорируя психические процессы, происходящие в психике каждого члена при том или ином поступке, и описывая только внешние формы актов поведения, то вся социальная жизнь, или все то, что делает социальное явление категорией, ускользнуло бы целиком из-под анализа такого исследователя. Общество превратилось бы в этом случае в простую сумму взаимодействующих "масс", люди стали простой совокупностью атомов и молекул или простыми "центрами сил", а их акты, поведение и поступки перестали бы быть "актами" и превратились бы в простые "движения" этих масс. Ассоциация превратилась бы в простое "сложение сил", борьба — "в вычитание сил", убийство — в ряд движений "центра сил А" по отношению к "центру сил В"; акт убийства преступником жертвы качественно ничем не отличался бы в этом случае от операции хирурга и убийства солдатом врага на поле битвы, так как акты всех этих лиц с внешней стороны довольно близки и сходны. Для подобного исследователя не существовало бы ни актов борьбы, ни актов спасения, ни слов молитвы, ни слов ругани, ни поступков злых, ни поступков добрых — а все эти явления превратились бы в простую сумму тех или иных движений ряда "центров сил", их взаимных перемещений, в ряд звуковых комплексов определенной высоты и тона, с определенным числом колебаний и т. д. Одним словом, подобный исследователь, подошедший к анализу социального явления с чисто физическими и химическими методами и принципами, не увидел бы в социальном явлении ничего, кроме обычных физических и химических тел и их реакций. Как бы ни были прекрасны его микроскопы, телескопы и спектроскопы — он не наздет в актах людей и в них самих никакого элемента "добра" или "зла", "убийства" или "ненависти"; точно так же и в звуках, производимых людьми, он не услышит ни тона "проклятия", ни тона "благословения", ни тона молитвы, ни тона "приказа"; его аппараты не покажут ему ничего подобного.

Всякая грань между человеком и его поступками, с одной стороны, и между физическими и химическими телами и их формами взаимодействия — с другой, в этом случае исчезает¹.

Из сказанного понятно, что подобное изучение не есть изучение социального общения людей, а изучение людей как обычных физических тел. Для того чтобы возможно было изучение социального явления, то есть психического взаимодействия людей, необходимо должны быть привлечены и психологические категории и понятия. На наш вопрос, что такое право, мораль, религия, искусство и т. д., наш воображаемый исследователь отвечает нам, что право — это "соотношение сил', а преступление — "утечка сил". Но ведь если право есть только соотношение сил, то чем же оно может отличаться от соотношения сил между грузом А и грузом В, находящимися на концах рычага? Ведь и тут тоже соотношение сил; но следует ли из этого, что соотношение грузов или сил А и В есть правовое отношение? И рассеяние теплоты благодаря лучеиспусканию есть также "утечка энергии". Но значит ли, что это рассеяние есть в то же время и преступление?

Отсюда видно, что наш исследователь, изучая, социальное явление по вышеуказанному рецепту, не только не дал бы анализа тех или иных социальных фактов, но даже не коснулся бы их, оставив социальное явление в стороне целиком.

Как уже выше было указано, в последнем всегда необходимо различать, с одной стороны, психическую его сторону и, во-вторых, внешнюю сторону, объективирующую первую. Характер психических переживаний определяет собою характер поступков, подразделение первых обусловливает и подразделение вторых. Поэтому, анализируя социальное явление, и в частности поведение людей, живущих в группе, и пытаясь расчленить па те или иные категории бесконечно разнородные поступки, следует всегда исходить из анализа тех психических переживаний, которыми сопровождается тот или иной акт поведения человека. Этот анализ даст ключ и к объяснению тех внешних актов, которые носят название поступков человека, из совокупности которых и слагается его поведение.

Со времени своего рождения вплоть до смерти каждый человек непрерывно действует, производит бесчисленное множество актов и получает в ответ на эти акты бесчисленное множество реакций от других людей, в обществе которых он живет. Из совокупности его поступков создается его поведение; характер первых определяет собою и характер последнего. Эти акты по своему конкретному виду настолько разнородны и разнообразны, что нет никакой возможности хотя бы приблизительно перечислить и описать их. Но эта конкретная разнородность, однако, не мешает с известной точки зрения сгруппировать все эти поступки в определенные разряды и подвести их под вполне определенные немногочисленные категории.

Можно указать две такие основные категории, под которые подойдут все поступки человека. Одни акты человека есть делание чего-нибудь, другие акты — есть "неделание" чего-нибудь. Всякий конкретный акт подойдет тод одну из этих категорий.

Последняя категория "не делать" до последнего времени обычно понималась как категория "воздержания" от чего-нибудь. Поэтому все акты "неделания" и определялись как акты "воздержания".

Профессор Л. И. Петражицкий внес в это мнение поправку и вполне правильно указал, что не следует смешивать акты "воздержания" с иного рода актами "неделания", обозначаемыми им термином "терпение".

Стоит сравнить психический характер актов "воздержания" и актов "терпения", и разница между ними сразу становится ощутимой. Первые акты есть акты пассивные, состоящие в воздержании от каких-либо действий, а вторые есть акты активные, состоящие именно в терпении ряда воздействий, исходящих от других людей.

Если взять, например, христианское изречение: "Не противься злому" или "Если ударят тебя в правую щеку, то подставь обидчику и левую", то акты; предписываемые этой заповедью, получают существенно различный вид в том случае, когда мы будем толковать их как "акты воздержания", с одной стороны, и как "акты терпения" — с другой.

В первом случае эти акты получают характер пассивного воздержания от сопротивления обидчику. Действиям его не противятся, как необходимому злу. Если бы можно было сопротивляться им, не нарушая нравственного закона, то такое сопротивление было бы желательно и необходимо.

При второй же интерпретации этих актов они гласят: терпи обиды, ибо это терпение есть великая добродетель, в этом терпении есть вели-

кая ценность и для него нужны великие способности. Не несопротивление, а именно терпение нужно и требуется, чтобы победить зло и уготовить царство Божие. Не пассивное воздержание, а любовное действенное терпение подчеркивается во втором случае. Уже Достоевский с обычной прозорливостью подчеркнул эти акты терпения и в противоположность Толстому в этом смысле — смысле терпения — разъяснил заповедь Христа "не противься злому". "Пред иною мыслью станешь в недоумении, — говорит у него старец Зосима, — особенно видя грех людей, и спросишь себя: "взять ли силой али смиренною любовью". Всегда решай: "возьму смиренною любовью". Решишься так раз навсегда, и весь мир покорить возможешь. Смирение любовное — страшная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего"². Очевидно, что эта "смиренная любовь" не есть пассивный акт воздержания, а именно активный акт терпения.

Итак, совокупность всего поведения человека распадается на ряд актов и поступков, а последние при всей их эмпирической разнородности представляют 1) или делание чего-нибудь (facere); 2) или неделание (non-facere) чего-нибудь, в свою очередь распадающееся на разновидности: а) актов воздержания (abstinere) и б) актов терпения (pâti).

Если теперь мы возьмем каждую из трех категорий поступков отдельно и попытаемся проанализировать различные акты, подходящие под эту категорию, то увидим, что не все эти акты сопровождаются одинаковым психическим переживанием³. Каждый из людей совершает множество актов делания. Так, например, я сегодня два часа занимался в конторе; заплатил 20 рублей моей хозяйке за комнату, возвратил товарищу взятые у него взаймы деньги и т. д. Все эти акты "делания" имели между собой то общее, что их делание или даже представление об этих действиях сопровождалось и сопровождается у меня своеобразным переживанием "обязанности". Я занимался в конторе потому, что "обязан" был заниматься, а хозяин конторы "имел право" требовать от меня этих занятий. Я отдал хозяйке деньги потому, что "обязан" был отдать, а за ней имелось право получать их.

То же самое переживание было у меня и при совершении акта — возвращения долга товарищу.

Подобных же актов делания я совершил еще очень много с той только разницей, что в этих случаях я за собой признавал право требовать от других ряда актов, а другим приписывал "обязанность" совершить эти акты. Утром я послал прислугу в лавку, и она пошла туда, затем попросил ее вычистить ботинки, и она вычистила... Я требовал от нее этих поступков потому, что себе приписывал право требовать их, а ей приписывал обязанность исполнить их.

Подобные же акты, сопровождаемые особым переживанием, наделяющим одних правами, а других — обязанностями, имеются и в остальных двух категориях актов: в актах воздержания и терпения.

Мне, например, очень хотелось взять несколько книг, которые были выставлены в витрине магазина, но я этого не сделал, воздержался, потому что "обязан" был не делать, а хозяин магазина имел право не терпеть моих покушений на его добро. Таким образом, этот акт "неделания" у меня сопровождался переживанием, наделявшим меня обязанностью "неделания" (воздержания от акта), а хозяина правом нетерпения.

Аналогичные же переживания я нахожу у себя и при третьей категории актов — актов терпения. Мне, например, очень мешает плач ребенка в соседней комнаге, и я бы с удовольствием переместил его в другую квартиру. Но я воздерживаюсь от этих актов и смиренно терплю его плач, так как считаю себя обязанным терпеть его, а ребенку или его родителям приписываю право производить шум. Очень часто на заседаниях научных кружков мне не нравились многие ораторы, которые, не говоря ничего существенного, отнимали своими речами массу времени. Мне иногда хотелось бы прервать их и лишить слова. Но я этого не делал, так как сознавал, что я должен терпеть их, а они имеют право говорить.

Из этих примеров видно, что в каждой категории моих поступков (facere, abstinere и pâti) имеется ряд актов, которые сопровождаются специфическими психическими процессами, наделяющими меня или других определенными правами и обязанностями. Назовем для краткости всю категорию актов, сопровождаемых указанными психическими переживаниями, категорией "должно-дозволенных" актов, поведение, состоящее из подобных поступков, — должно-дозволенным поведением, а взаимоотношения, устанавливающиеся между мной и другими на основе подобного поведения, — дозволенно-должньми взаимоотношениями.

Спрашивается теперь, все ли разряды актов (facere, abstinere и pâti), совершаемых мной, обладают этим "должно-дозволенным" характером, то есть все ли мои акты сопровождаются указанными психическими процессами, наделяющими одних субъектов "правами", а других "обязанностями"?

Очевидно, что нет. Я, например, дал сегодня "на чай" швейцару (акт facere); проработал вместо положенных двух часов четыре часа в конторе (facere); воздержался от выговора хозяйке за то, что она не прибрала вовремя в моей комнате (abstinere); не взял денег с товарища за работу, которую я ему сделал (abstinere); терпел в течение часа присутствие ребенка в моей комнате, хотя и имел право его выпроводить оттуда (pâti); терпел ругань пьяного на улице, хотя мог попросить городового его задержать и отправить в участок (pâti) и т. д.

При всех этих актах я не приписывал никакой обязанности себе и права другим. Я не был "обязан" дать швейцару "на чай", а за ним не признавал никакого права требовать οί меня денег. Я не был обязан работать в конторе 4 часа, и хозяин не имел права требовать от меня лишней двухчасовой работы. Я "имел право" сделать выговор хозяйке, а ее обязанностью считал выслушание выговора и принятие его к сведению Но я не сделал этого. То же самое было и в других случаях. При совершении всех этих актов я не переживал никакой "связанности" или обязанности Все эти акты у меня были добровольны, на которые никто не мог претендовать и требовать их от меня

Под тем же углом зрения я "понимаю" и ряд актов других людей, совершаемых по отношению ко мне. Так, например, профессор Χ одолжил мне ряд книг, хотя и не был обязан это сделать Хозяйка квартиры согласилась подождать следуемые ей 20 рублей, хотя и не обязана это делать. Мой знакомый подарил мне ряд ценных книг, хотя я сознаю, что я не имел права требовать их от него, а он не обязан был дарить их мне, и т. д. Во всех этих случаях и в бесчисленном множестве подобных случаев я рассматриваю их акты как акты вполне добровольные, к которым их ни я, ни никто другой обязывать не может Все эти акты являются "услугами " этих лиц по отношению ко мне, услугами, продиктованными желанием сделать мне нечто приятное, полезное и т. д. Точно так же и я, давая швейцару на чай, работая лишние 2 часа,

добровольно оказывал швейцару и хозяину конторы услуги, нечто приятное и желательное для них (с моей точки зрения). Итак, в каждом разряде актов (facere, abstinere и pâti) мы наряду с актами "дозволеннодолжными", сопровождающимися "атрибутивно-императивным" переживанием, находим вторую категорию актов, актов добровольных, совершаемых ради желания доставить кому-либо приятное и вообще нечто хорошее.

Эти акты по самому своему характеру определяются двумя чертами: 1) они добровольны, 2) не противоречат "дозволенно-должным" (атрибутивно-императивным) переживаниям и убеждениям. Они никогда не идут вразрез с последними и никогда не нарушают их. Потому-то они именно и желательны, что они не противоречат "должному" шаблону поведения Но тогда как последние всегда определенно регламентированы, и тогда как взаимоотношение двух субъектов, согласно им, носит всегда двусторонний связанный характер, в актах второй категории нет никакого "обязывающего" переживания. Если хочу я их совершить — совершу, не хочу — никто не может претендовать на них. Они своего рода роскошь, ни для кого не обязательная, но желательная или рекомендуемая Назовем для краткости эти добровольные акты, не противоречащие "должному" поведению кого-нибудь, но желательные с его же точки зрения, представляющие своего рода избыток благоволения, актами рекомендуемыми (с точки зрения того же лица), поведение, сое гоящее из подобных актов, поведением рекомендуемым; а взаимоотношение, устанавливающееся между данным лицом и другим на почве совершения подобных актов, — взаимоотношением рекомендуемым⁴.

Но исчерпывается ли каждая категория поступков и этими двумя видами должных и рекомендованных актов? Очевидно, что нет Я могу себе представить, что я не пойду на работу в контору, что я убью сегодня кого-нибудь, что я пойду и украду или силой возьму нужную мне вещь в магазине, или не заплачу хозяйке ничего, а жить в комнате буду Стоит мне представить подобные акты, идущие вразрез с моими же представлениями "должных" актов и взаимоотношений и нарушающие их, стоит мне представить, а тем более соверши гь эти акты, и у меня непроизвольно возникает в душе некоторое отвращение к этим актам и переживание их "недозволенности". Они кажутся мне чем-то недопустимым, запрещенным именно потому, что они противоречат тому поведению, которое в моих же глазах имеет характер должного.

Подобное же переживание "недозволенности" возбуждает во мне и ряд чужих актов, совершаемых по моему ли адресу кем-нибудь, или по адресу других людей.

Если бы кто-нибудь вздумал без моего позволения и даже вопреки запрещению расположиться в моей комнате и не пускать меня в нее; или если бы кто-нибудь ударил меня на улице или обругал без всякого повода — то все эти акты мной рассматривались бы как акты недопустимые и запрещенные.

Стоит мне далее представить себе картину, где более сильный бьет более слабого потому только, что он более сильный, стоит представить себе ряд поступков разврата, лжи, нечестности, насилия. угнетения, совершаемых кем-либо, — и все эти факты, как действительные, так и воображаемые, мной непроизвольно квалифицируются

[55]

как акты запрещенные, нарушающие мои убеждения должного поведения и потому отталкивающие меня. Все подобные акты, нарушающие шаблоны должного поведения и противоречащие им, и поведение, состоящее из подобных актов, назовем поведением и актами запрещенными или недозволенными.

Каждая из указанных выше категорий поведения, будучи данной у всех людей, может быть различной по содержанию для различных лиц. Для каждого человека тот или иной акт войдет в одну из этих трех категорий в зависимости от того, каковы его представления "дозволенно-должного" поведения. Категория "должных" актов — есть основная категория, и ее характером обусловливается принадлежность того или иного акта к той или другой категории. Если, например, мы возьмем члена древних обществ, считающего в качестве "должного" акта убийство чужеродца, то, очевидно, акт неубийства его будет им квалифицироваться как акт запрещенный, а убийство особенно большого количества врагов — как акт рекомендуемый. Те же акты получат совсем иную квалификацию со стороны человека, для которого в данной сфере "должным" шаблоном поведения будет принцип "не убий". Убийство в этом случае будет актом запрещенным, оставление жизни врагу — должным, а любовь к врагу — рекомендуемым.

Если обратиться к иной сфере социальных отношений, например половых, то и здесь те или иные формы поведения будут сопровождаться различными переживаниями, например, у первобытного человека и человека-христианина.

Для первого сожительство со многими женщинами (определенной половины клана и определенной возрастной группы) будет должной формой поведения. Совершенное воздержание от половой жизни — или попытка не допустить к своим женам других мужчин — явится уже актом недозволенным. Иначе отнесется к этим видам поведения христианин. С его точки зрения "должное" поведение в данной сфере есть моногамический брак, "во образ союза Христа с церковью". Рекомендуемое — безбрачие и целомудрие, запрещенное — половая жизнь вне брака или жизнь со многими женщинами. Эти нормы установлены Христом и отчетливо сформулированы апостолом Павлом. "Могий вместити, да вместит", — говорит Христос, рекомендуя целомудрие, дозволяя брак и запрещая блуд"⁵. "Безбрачным же и вдовам говорю, — пишет апостол Павел, — хорошо им оставаться как я, но если не могут воздержаться — пусть вступают в брак. Если и женишься, не согрешишь; и если девица выйдет замуж — не согрешит. Посему выдающий замуж свою девицу поступает хорошо; а не выдающий — поступает лучше"... "Бегайте блуда", ибо "ни блудники, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники... царства Божия не наследуют"⁶.

И в окружающей нас социальной жизни мы сплошь и рядом можем констатировать эту разнородность содержания каждой категории у различных людей и групп. Один и тот же акт, например забастовка рабочих, одними считается актом должным, другими — запрещенным. Из всех подобных примеров можно видеть, что хотя содержание каждой категории может быть и различно у различных людей, но наличность этих разрядов дана в сознании каждого (кроме тех, разумеется, кто страдает этическим идиотизмом и психической тупостью).

Теперь сделаем краткое резюме сказанного. Все акты каждого из

[56]

разрядов: facere, abstinere, pâti по характеру психических переживаний распадаются на три основные категории, на: 1) Ακτы "дозволенно-должные", которыми являются поступки, соответствующие представлениям "должного" поведения, атрибутивно-императивным переживаниям. Это суть или акты осуществления прав, или акты осуществления обязанностей. Если поведение кого-нибудь соответствует тем правам и обязанностям, которыми я или другой его наделяет, то его поведение в моих глазах или в глазах этого другого есть поведение должное, если оно не соответствует — то оно перестает быть таковым. То же самое получится и с точки зрения другого человека.

2) Акты "рекомендуемые". Такими актами для каждого человека будут акты, не противоречащие его представлениям дозволенно-должного поведения, но представляющие сверхнормальную роскошь, избыток над необходимым минимумом "доброго" поведения, каковым является дозволенно-должное поведение, и потому всегда желательные. Эти акты добровольны и потому не носят в себе никакого элемента обязанности.

3) Акты "запрещенные" или "недозволенные". Такими актами для каждого будут те акты, которые противоречат его представлениям "должного" поведения и нарушают его "должную" норму поведения (акты, противоречащие атрибутивно-императивным переживаниям).

4) Эти категории —категории чисто "формальные". Хотя они и даны в сознании каждого человека, но эта наличность их еще не обусловливает тождественности "содержания" каждой категории у различных людей. Один может считать "должным" один шаблон поведения, а другой — иной. Сообразно с этим неодинаковыми будут и те акты, которые каждый из них будет считать рекомендуемыми и запрещенными.

 

§ 2. Три основные формы реагирования на чужие поступки

 

Установив основные разряды актов в зависимости от характера тех психических процессов, которыми они сопровождаются, подойдем теперь к изучению их с несколько иной стороны; спросим себя, как мы реагируем на каждый из этих трех разрядов? Одинаковыми ли остаются наши душевные переживания и обусловленные ими акты поведения в том случае, когда по отношению к нам кто-нибудь совершает акт, кажущийся нам запрещенным, с одной стороны, и акт, кажущийся нам должным, — с другой? Ежедневный опыт каждого из нас учит, что говорить об одинаковости переживаний и поведения в этих двух случаях не приходится. Возьмем самый обычный факт. Хозяйка моей квартиры приходит ко мне и заявляет, что срок месяца кончился и я должен уплатить 20 рублей за будущий месяц. Я считаю ее акт "должным", то есть приписываю ей соответственное право, и беспрекословно плачу ей 20 рублей. Теперь представим себе, что ко мне явился бы незнакомый мне человек и потребовал бы от меня 20 рублей, без всякого основания. Мои переживания в этом случае будут уже совершенно иными, чем в первом. Для меня его акт — акт запрещенный, акт вымогательства. Поэтому неудивительно, что во мне возникнет ряд переживаний, не особенно дружелюбных по адресу пришедшего, и поведение мое выразится в том, что я укажу этому господину на дверь, наградив его эпитетами "нахала", "стрекулиста", и в худшем случае позову дворника и отправлю его в участок.

В первом случае я рассматривал акт хозяйки именно как "должный ", как вполне "справедливый " и потому морально положительный.

Я не испытывал по адресу хозяйки никаких неприязненных и недружелюбных эмоций; ее поведение не имело в моих глазах

отталкивающего и отвратительного характера. Она поступала так, как должно поступать. Иначе я вел себя во втором случае. "Незаконное" Tpe6oвание господина сразу вызвало во мне неприязненные и антипатически-враждебные чувства по его адресу, желание дать ему отпор и вообще "показалось" мне недопустимым. Совершенно непроизвольно господин сделался для меня "врагом", а его поведение — отталкивающим.

То же самое каждый человек может проверить путем личного опыта, для чего, между прочим, великолепный материал дают наблюдения над собственными переживаниями во время чтения какого-нибудь романа или во время присутствия в театре на какой-нибудь драме или трагедии. Здесь нам даются всевозможные случаи взаимоотношений между героями, одни из которых поступают в наших глазах "должным" образом, другие — недозволенным. Наши симпатии всецело на стороне первых; вместе с ними мы страдаем, когда они страдают, и непроизвольно желаем "торжества добродетели" и "наказания порока". "Безнравственные" же герои опять-таки непроизвольно вызывают в нас враждебные по их адресу чувства; нам хочется протестовать против их актов, сделать их безвредными и даже наказать их.

Кто не симпатизировал королю Лиру, когда его дочери и зятья изгоняют его, и кто не имел враждебных чувств против тех, кого он облагодетельствовал и кто его же безжалостно выгнал! Впрочем, если бы кто усомнился в сказанном, он легко может убедиться в этом, представив себе ряд форм поведения, из которых одни он считает должными, другие запрещенными. Пусть, например, он представит себе, что он убивает своего любимого отца. Достаточно только вообразить подобный акт — и переживание отвращения и отталкивания к подобному поступку, соединенное с враждой и ненавистью к тому, кто бы это сделал, —будет налицо... Иным уже будет переживание, если он представит себе акты заботливости о любимом отце, ухаживание за ним и т. п. В этом случае переживание по адресу подобных актов поведения будет притягательным, носящим характер долженствования, и все субъекты подобных поступков не вызовут никаких враждебных чувств по своему адресу.

Если далее мы представим себе ряд актов, кажущихся нам "рекомендуемыми", то и в этом случае в нашей психике будет дано переживание как по адресу самого акта, так и его исполнителя, не совпадающее ни с переживаниями при актах должных, ни при актах запрещенных. Эти переживания окрашены особенно сильным цветом благоволения и симпатии по отношению к совершителю рекомендуемого поступка, вызывают к нему особенно сильное чувство "благорасположения, любви и уважения", желание сделать и ему нечто приятное и хорошее. Сам же акт получает притягательный и желательный характер в наших глазах. Когда мы видим подобные поступки человека, не обязанного их совершать, но тем не менее делающего их, — этот человек становится своего рода "добродетельным героем", заслуживающим той или иной степени уважения и любви. Примеров, подтверждающих сказанное, можно привести ad libitum⁷.

С точки зрения обычных современных представлений никто "не обязан" раздавать деньги, жертвовать их на бесплатные столовые, приюты, школы, институты и т. д. И вот если кто-нибудь это делает, то его "рекомендуемый" поступок сразу же обращает на себя внимание, вызывает сочувствие по адресу такого лица, симпатии, уважение и т. д.  

Когда кто-нибудь помогает другому, хотя он и не обязан помогать, то первый в глазах второго становится "благодетелем, добрым и прекрасным" человеком, которому, в свою очередь, хочется сделать нечто приятное и хорошее.

И не нужно думать, что в каждом отдельном случае все эти переживания и способы реагирования на чужие поступки вызываются в нас путем преднамеренным, путем сознательного расчета и "зрелых соображений". Нет! Каждый из нас уже имеет обычно это различие запрещенных, рекомендованных и должных актов; воспринимая чужие акты, "сразу же" относит их к той или иной категории и сразу же непроизвольно и спонтанно реагирует на них в той или иной форме. Те или иные переживания, а в зависимости от них и формы поведения, в ответ на чужие акты возникают в нас моментально (за исключением некоторых случаев) и самопроизвольно. Самопроизвольно же объективируются эти переживания и в соответственные поступки.

Итак, каждый из чужих актов, воспринимаемых нами, вызывает в нас неодинаковые переживания и соответственно неодинаковые формы реагирования на них'.

1) Акты, воспринимаемые нами как "должные", не вызывают в нас ни переживаний вражды, ни ненависти, а равно ни особенной любви и симпатии к ним самим и к их исполнителю, они воспринимаются просто как "дозволенно-должные" (иное слово трудно найти), как нормальные, и только. Сама форма актов не вызывает в нас ни отвращения-отталкивания, ни притяжения-любви. Они нормальны, справедливы, а потому положительны, и только. Лавочник дал мне фунт хлеба, я заплатил ему 7 копеек. Акт лавочника для меня просто нормальный, должный и ничего больше, а сам он не вызвал во мне по своему адресу ни особенной любви и симпатии, ни ненависти и вражды.

2) Иное переживание возникает в ответ на акты "рекомендуемые". Здесь я, в ответ на подобный акт, испытываю по адресу его субъекта особенное благорасположение, благодарность и любовь, симпатию и желание и ему, в свою очередь, оказать ту же услугу. Сам же акт нам кажется чем-то желательным и притягивающим.

3) Наконец, в ответ на акты запрещенные мы реагируем в форме переживаний и актов вражды, недружелюбия и ненависти по адресу его субъекта; в нас самопроизвольно возникает желание отпарировать его незаконное покушение и отомстить за его попытку. Сам же акт вызывает в нас переживание отвращения и отталкивания к такой форме поведения.

Иначе говоря, акты должные кажутся нам всегда нормальными, справедливыми и потому морально положительными; акты запрещенные — морально отрицательными и поднормальными; акты рекомендуемые — сверхнормально-положительными, своего рода моральной роскошью.

Каким является каждый из них — такую же реакцию он вызывает. Эта реакция происходит самопроизвольно и спонтанно. Само собой разумеется, что установленная нами классификация как самих актов, так и форм реагирования на них не есть классификация по конкретному содержанию самого акта и реакция на него, но это есть классификация по форме психических переживаний. Какой акт является для кого-нибудь запрещенным, рекомендуемым или должным, а соответственно с этим на какие акты он будет реагировать нормальным, поднормально-враждебным и сверхнормально-любовным образом — это зависит от всего характера психической жизни, убеждений и мировоззрения индивида, создаваемых различными

факторами. Содержание каждого разряда как акций, так и реакций, как уже выше было указано, может быть различным для различных индивидов, но сама наличность указанных разрядов и описанных форм реагирования на каждый из них дана в поведении каждого человека.

Установив эти три разряда актов и три разряда реакций на чужие акты, воспринимаемые то как должные, то как рекомендуемые, то как запрещенные, теперь для краткости обозначим каждый из них соответственными терминами. Акты рекомендуемые назовем подвигом или услугой, а реакцию на них со стороны другого, воспринимающего их именно как акты рекомендуемые, наградой. Акты запрещенные назовем преступлением, реакцию на них, понимаемых другими именно как акты запрещенные, — наказанием. Акты "дозволенно-должные" и вызываемую ими реакцию будем называть просто дозволенно-должными. Таким образом, получаются три пары актов и вызываемых ими реакций: преступление — наказание, подвиг — награда, "дозволенный" акт — "должная" реакция.

 

ПРИМЕЧАНИЯ, СНОСКИ: