ПОЛИТИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ И ИДЕОЛОГИИ

назад   оглавление   вперед

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ВЛАСТНАЯ

ГЛАВА 1. Власть.

ГЛАВА 2. Открытая власть.

ГЛАВА 3. Скрытая власть.

ГЛАВА 4. Всякая власть.

ГЛАВА 5. Максимальная власть.

ГЛАВА 6. Локомотив.

ГЛАВА 7. Знание и власть.

ГЛАВА 1. Власть.

Власть. В чем суть этой непонятной субстанции? По каким причинам она появляется и по каким исчезает? Без ясного понимания реальные действия невозможны. Нельзя искать то, не знаю что. Нельзя сказать челове­ку: «Иди в правильном направлении», не указав на­правления.

Избежать общих слов можно, если четко понимать, что есть власть. Кажется, и так все ясно, но на самом деле это трудный вопрос. Примерно как со временем.

Бытует мнение, что власть это обладание «вертуш­ками», «мигалками» и административным ресурсом. Допустим. Но если это правда, как объяснить, почему Язов, министр обороны, Крючков, шеф КГБ, и прочие участники ГКЧП, имевшие этого добра в избытке, в самый ответственный момент обнаружили, что власти у них нет? Куда она делась? Могла ли вот так в одно­часье испариться? Странная ситуация. Напрашивается вопрос: а была ли у них власть?

Рассмотрим сущность власти на примере любопыт­ных эпизодов истории. Начнем с истории отечествен­ной. В 1572 году Иван Васильевич Грозный отрекся от царства. На престол возвел некоего Симеона Бекбулатовича, касимовского хана, крещеного в православие. Возвел и царским венцом венчал. Сам Грозный нарек­ся Иваном Московским и поселился на улице Покров­ка. Бояре и прочий люд должны были теперь писать грамоты и челобитные на имя царя Симеона. Сам Иван IV ездил в Кремль к «царю» на дровнях, как простой мужик. Кланялся, держался смиренно, писал челобитные в таком стиле: «Государю великому князю Симеону Бекбулатовичу всея Руси Иванец Васильев со своими детишка­ми с Иванцом и Федорцом челом бьют... Да окажи, госу­дарь, милость, укажи нам своим государевым указом, как нам своих мелких людишек держать: записывать ли их нашим дьячишкам по нашему указанию или ты велишь брать у тебя грамоты на них. Как укажешь, государь?».

Вся Москва потешалась над чудачеством Грозного, но нас интересует не это. Нас интересует, у кого из этих двоих была власть? У Бекбулатовича, формально имевшего все «мигалки» и «вертушки» своего времени, или у Ивана IV, ничего на момент отречения как бы не имевшего? Ответ очевиден — власть была у Ивана. Как только Грозному все это наскучило, «царь» был свергнут и отправлен в ссылку. За хорошее поведение ему дали в управление Тверь и Торжок. Возвратился Симеон только в царствование Дмитрия Самозванца.

Следующий пример — царствование Бориса Годунова. Умнейший и мудрейший был человек своего времени. Властный политик и глубокий стратег имел в своем рас­поряжении весь государственный ресурс. Вдруг его власть с бешеной скоростью начинает испаряться. Причина сме­хотворная — пошел слух, будто убиенный царевич Дмит­рий жив. Представляете, на одной чаше весов слух, на другой ресурс. Слух оказался сильнее. Города сдавались самозванцу без боя. Царь Борис со всем своим ресурсом оказался бессилен противостоять победоносному ше­ствию самозванца по России. Получается, тень младен­ца перевесила ресурс государства. Странно, не правда ли?

Еще один пример, начало коммунистической эпохи. Скромный генсек РКП (б) Джугашвили на фоне бли­стательных ораторов типа Троцкого являлся абсолют­но незаметной фигурой. И вдруг он начинает стягивать невероятно огромную власть. Рыков с Зиновьевым приходят жаловаться Ленину, мол, Сталин узурпирует власть. Вождь отвечает, что должность Сталина не дает большой власти.

Если вопреки формальному положению у Сталина появляется власть, значит, люди добровольно вручают ее. Никаким приказом эту ситуацию не исправить. Если только казнить Сталина, как в свое время Кон­вент казнил Робеспьера. Но Сталин на тот момент еще не был Робеспьером, а РКП (б) еще не превратилась в «болото». Скромный генсек продолжил стягивать на себя власть. Спустя некоторое время он стянул всю власть и стал абсолютным хозяином России. Цари не имели такой власти, какую получил Сталин.

Одни по непонятным причинам приобретали власть, другие теряли. Как пышущий здоровьем молодой Гор­бачев вдруг стал никем? Как ГКЧПисты оказались сла­бее безоружной толпы? Как президент Киргизии в од­ночасье потерял власть? Правители имели максималь­ный ресурс, но как выяснилось, не имели власти, чтобы им воспользоваться.

Исторические примеры, когда ресурс оказывался бесполезным, можно множить до бесконечности, но и приведенных достаточно, чтобы сделать вывод: наличие ресурса не является показателем власти. Здесь ситуация как с лисицей в басне про виноград: «Ну что ж, на взгляд-то он хорош. Да зелен, ягодки нет зрелой. Тотчас оскомину набьешь». Примерно так бывшие правители объясняют свои неудачи. Они просто кровь не хотели проливать, .демократические принципы казались им важнее и прочее. Только лукавство это с их стороны.

Что же такое власть? Почему к одним она приходит, от других утекает? Списывать все на особые условия, на специфику момента — значит заболтать проблему. Нам же нужно докопаться до ее сути, ухватить общее понимание этой удивительной субстанции. Надо по­нять, при каких условиях власть начинает аккумулиро­ваться в одном месте, а при каких рассеиваться.

Для понимания природы власти перенесемся в Гер­манию XI века, во времена правления императора Ген­риха IV. Случай получил название «стояние в Каноссе». Суть в следующем: Генрих IV повздорил с Папой римс­ким, Григорием VII. Папа отлучил Генриха от Церкви. Возникла ситуация: еретик и враг Церкви оказался пра­вителем католиков. Император получил статус чужерод­ного элемента. Даже теоретически невозможно признать власть еретика властью от Бога (тогда еще не было ум­ников, признающих любую власть властью от Бога). Общество начало отторгать еретика. Власть Генриха IV стала улетучиваться с бешеной скоростью. Становилось понятно — оппозиция не упустит своего шанса. Народ­ные и дворцовые волнения дышали энергией протеста. Впереди маячил если не костер, то изгнание.

У Генриха была армия, друзья, народ плюс ресурсы. Но армия была католической. Командиры ее тоже были католиками. Друзья и ресурсные люди тоже были като­ликами. Купцы, ремесленники и крестьяне тоже като­лики. Все были католиками. Это создавало атмосферу, выдавливающую вчерашнего императора в небытие.

Оппозиция праздновала победу. Было очевидно, не­достатка ни в ресурсах, ни в людях не будет. Привлечь ресурсы и поднять народ за святое дело, кроме всего прочего сулившее громадные выгоды, не представля­лось трудным. Генрих это прекрасно понимал. Оппо­зиция тоже.

Германский император, надо отдать ему должное, бы­стро оценил сложность ситуации. Он понял корень про­блемы, — статус еретика. Остальное не имело значения. Развитие ситуации зависело только от статуса. Если ере­тик, — сценарий один. Если католик, — другой.

Спасение утопающих дело рук самих утопающих. Буквально на следующий день после того, как импе­ратор понял необходимость вернуться в лоно Церкви, он делает парадоксальный ход. Пока оппозиция празднует победу, Генрих с супругой и детьми скачет к зам­ку Папы в Каноссе. Там переодевается в рубище и трое суток стоит на коленях. Ведет себя, как положено ка­ющемуся еретику.

Такого хода не ожидал никто. По канонам Церкви кающийся еретик, принесший покаяние по всем прави­лам, должен быть прощен. Здесь уже Папа попадает в интересное положение. Нарушение канонов по отноше­нию к императору чревато даже для Папы. Во-первых, оппозиция есть у всех, в том числе и у Папы. Во-вто­рых, игнорировать покаяние такой фигуры — значит, создать прецедент, который непонятно как мог отразить­ся на положении Церкви. Сумма обстоятельств вынуж­дает Григория VII простить Генриха IV. Обвинение в ереси снимается. Блудный сын возвращается в лоно Церкви. Далее император возвращается в Германию раз­бираться с оппозицией, поделившей к тому времени посты и портфели. Последнее — дело техники.

Генрих в рубище сокрушил своих врагов и на всю жизнь запомнил: власть не в пушках и деньгах. Власть в доверии подданных. Власть есть доверие. Нет доверия, нет власти. Если правительство не имеет доверия, оно не имеет власти. Максимум, оно имеет доступ к ресур­су. Но использовать этот ресурс оно может в ограничен­ном режиме, преимущественно в личных целях. Иными словами, такой власти достаточно, чтобы паразитировать на обществе, но недостаточно для принятия глобальных решений. Как только возникает ситуация, требующая именно глобальных решений, такую «власть» попросту смывает.

Может показаться, если отдельное сословие имеет духовно-идеологический базис, позволяющий противо­стоять всему народу, доверие подданных становится не критичным. Но это только кажется. Если государство выберет такую стратегию, если вместо идеологической обработки масс упор будет сделан на поддержание этого сословия, такое государство постепенно развалится. Причина простая: идеологическая обработка масс в любом случае будет. Если этим не займется государ­ство, в игру включится рынок, что мы наблюдаем сей­час, или враг, что мы наблюдали в СССР. Свято место пусто не бывает.

Оставить сферу идеологи не значит отменить идео­логию. Это значит, дать возможность заполнить ее дру­гой, не государственной силе. Эта сила работает мед­леннее, но результат гарантированнее. Хрущев, а за ним Брежнев и прочие в свое время думали, главное, контролировать КГБ и Армию. Римский император Север учил сыновей: «Держитесь вместе, платите сол­датам, и больше ни о чем не беспокойтесь». И Рим, и СССР рухнули. Выходит, без установки на идеологи­ческое единение народа никакая физическая сила не спасет страну от краха.

Возможность заставить судно двигаться в нужном направлении, а не куда ветер дует, есть власть. Ключи от трюма корабля дают власть над трюмом корабля, но не над кораблем. Имея такую «власть», хорошо пере­таскивать добро из общественного трюма в свою каю­ту. Управлять кораблем ключами от трюма нереально и невозможно.

Ветер рынка несет Россию на рифы, но никто не ис­правляет курс корабля. Возникает простой вопрос: по­чему правительство не реагирует на ситуацию? На про­стой вопрос простой ответ: потому что у тех, кто пози­ционирован как носитель власти, нет реальной власти.

Фактически мы находимся во власти стихии. Обще­ство, предоставленное само себе, спивается, развраща­ется, колется и всячески «развлекается». В общем, сво­бода. Одни в трюм спустились и что-то там отпилива­ют, делят, ругаются. Другие из бензобака горючее откачивают. Третьи за каюты дерутся. Четвертым на верхней палубе дискотеку завели, чтоб не мешали «делом заниматься». Все вместе это называется политикой. Судно представляет собой жуткое зрелище, но будет еще хуже. Это только кажется, что самое страшное позади. Поверьте, мы пока видим цветочки. Ягодки впереди. Говоря словами Есенина, скоро пойдет такая потеха, «с потехи такой околеть». Но никто не видит надвигающейся катастрофы.

Мы с вами пассажиры этого корабля. Что нам делать? Варианта два. Первый — встраиваться в существующие правила игры. Вливаться в существующие группировки (или создавать свои) и начинать борьбу за очередной «ла­рек» или теплое место. Второй вариант — раскрыть пас­сажирам глаза, показать, куда нас несет. Если постоянно бить тревогу, число людей с раскрытыми глазами будет расти. Однажды они превратятся в решающую силу.

Определитесь, какой вариант развития событий вам симпатичнее. И действуйте сообразно своему предпоч­тению. Мы уже определились и четко понимаем: на се­годняшний день наша задача создать центр притяжения доверия. Будет к нам доверие, будет у нас власть. Бу­дет власть, построим Православное Царство. Не будет власти, побухтим и через некоторое время сольемся с серой массой ура-патриотов, идущих в никуда за зна­менем без символа.

Мы понимаем доверие как безусловную платформу власти. Но здесь нужно понять вот что. Каждое явле­ние имеет свой временной шаг. Жизнь звезд меряется миллиардами лет, жизнь некоторых микробов идет на часы. Перетекание власти из одних рук в другие тоже имеет свой срок. Это значит, правительство, даже пол­ностью утратив доверие, некоторое время может сохра­нять власть. Безусловно, оно потеряет саму власть, но не автоматически и не сразу.

Как быстро это произойдет, зависит от многих со­вокупностей. В первую очередь от того, есть ли сила, стремящаяся занять их место и обладающая для этого ресурсами, в том числе и доверием масс. Если нет, то как скоро она возникнет. Если же такового вызова не наблюдается, полностью утерявшая доверие верхушка может продолжать сидеть достаточно долго, в том чис­ле и принимать на свое усмотрение судьбоносные для страны решения, и даже обеспечивать их выполнение. Последняя мысль — чистая теория. В современном мире, где борьба за выживаемость будет только обо­стряться, такая сила всегда есть. Россия — мировая кладовая. Представить, что на нее нет претендентов, так же нереально, как нереальна лежащая на дороге пачка денег, которую не подберут.

Суть «оранжевых» революций создать силу, способ­ную отобрать власть у правительства, потерявшего до­верие. Эта технология не работает в России, потому что нет исходного условия — недоверия в нужном количе­стве. А значит, солдаты будут выполнять приказы, спецслужбы будут стараться на своих участках, и т. д. Отнимать доверие у тех, у кого оно есть, Запад пока не умеет. Но он активно работает в этом направлении.

Большая цель — построение Православного Цар­ства — достигается через промежуточную цель — власть. Таким образом, задача обретает более ясные контуры. Если доверие есть обязательная основа власти, осталось понять, что есть доверие и как его получить.

Во-первых, это продукт духа. Дух является субстан­цией, лежащей в иной плоскости, за рамками «купи-продай». Ни деньги, ни насилие тут не работают. До­верие нельзя собрать как налог. Ресурс не образует до­верия и потому не дает власти. Когда Бекбулатовичу, Генриху-еретику, Горбачеву или ГКЧП большинство отказало в доверии, а враги активировались, они очень скоро утратили всякую власть.

Однажды генерала Шкуро спросили, почему он в таких годах, и все генерал, тогда как более молодые имеют более высокие звания. Генерал ответил: «Мне генеральское звание давал царь-батюшка, а не прияте­ли». В этом коротком ответе вся суть. Человек верит, его звание освящено с неба, и уже этим выше. «Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога на­шего хвалимся» (Пс. 19,8). Корень максимального дове­рия — в религии.

Доверие определяет наличие власти. Кто хочет иметь продукт, должен контролировать источник, вы­рабатывающий этот продукт. Кто не знает источника власти, тот не может иметь власти. Если источник вла­сти — доверие народа, нужно контролировать народное доверие.

Вы никогда не задумывались, почему Сталин охранял типографии сильнее, чем банки? В банках деньги лежа­ли, ценности разные. А в типографиях что? Краски, штампы, бумага. Наверное, Сталин понимал что-то такое, чего не понимают сегодняшние правители. К действиям «вождя всех времен и народов» имеет смысл присмот­реться. Это был человек, прошедший огонь, воду и мед­ные трубы. Это был практик, знавший жизнь от самого дна до самого верха. Революционер, лично участвовав­ший во взятии власти. Мыслитель, писавший философ­ские труды. Организатор, про которого Черчилль сказал: «Взял Россию в лаптях, а оставил с атомной бомбой». Так почему он охранял типографии сильнее банков?

Тема слишком серьезная, чтобы довольствоваться ответом в духе либеральной риторики типа «он душил свободу». Это несерьезно. Причина намного глубже.

Если судить по действиям вождя, следует однознач­ный вывод: он понимал, что максимальная власть есть максимальное доверие. Получить такое доверие нельзя ни силой, ни подкупом. Только через формирование сознания путем правильной подачи информации, о чем мы уже достаточно подробно говорили.

Сталин ставил перед СМИ, школой и искусством задачу формировать народное сознание. Это были не общие слова, это было требование выдать конкрет­ные характеристики. Школа, СМИ, искусство высту­пали в роли фабрик по формированию сознания. Судя по результатам, эти «фабрики» качественно ра­ботали. Как поет Высоцкий, «Дети бывших старшин и майоров до ледовых широт поднялись». Те же дисси­денты, коих Запад использовал втемную, были люди чести, понятие о которой прививалось в советских школах. Большинство этих людей не за откаты от грандов боролись и не за место у кормушки. Боль­шинство шли в тюрьму, потому что считали, что быть честным — это самое главное. Они заблуждались, но делали это честно.

Сегодня те честные люди, что боролись за идею, пе­риодически собираются вместе. Тост «за демократию», как они это делали в 60-70-х годах XX века, больше не поднимают. Сегодня за окнами та жизнь, за которую они когда-то боролись. И она им не нравится.

Демократические правительства не от великого ума превратили типографии и школы в источник прибыли. Короток ум временной власти. Сталину типографии несли убытки не потому, что вождь был плохим хозяй­ственником. Это был человек другого масштаба, пони­мавший: все государственные узлы, от экономики до стратегической безопасности, являются следствием со­стояния сознания. Каким будет сознание, таким будет все остальное.

Вождь понял этот закон еще в период борьбы за власть. Чем больше большевикам удавалось распрост­ранить свою идею, тем больше изменялось сознание людей в нужную им сторону. В итоге им больше дове­ряли. Каждая новая порция доверия прибавляла влас­ти. Чем больше было у них власти, тем ближе они были к победе.

На этом примере прослеживается прямая пропор­ция между доверием и властью. Чем больше доверия, тем больше власти. Абсолютное доверие означает аб­солютную власть. Тотальное недоверие означает от­сутствие власти.

ГЛАВА 2. Открытая власть.

Нас учат: власть государства основана на монополи­зации насилия. На первый взгляд все правильно. Но насилие без доверия невозможно. Кажется, при чем тут доверие? Какая его связь с насилием? Разве для наси­лия недостаточно одной только силы?

Действительно, имея пистолет, можно одного, двух и трех человек заставить что-то делать. Но сотню — не­реально. Насилие над сотней и более человек возмож­но при наличии пропорциональной команды. Насилие требует пропорции принуждающей команды и принуж­даемой массы. Если пропорции нет, насильственная власть невозможна.

На каком принципе можно построить команду? На принуждении сколотить ее нельзя, только на доверии. Это касается всех без исключения царей, вождей и лидеров. Ближайшее окружение Александра Великого, Наполеона, Ивана Грозного, фараонов и римских императоров, состо­яло не из принуждаемых, а из доверенных лиц. Выстроить пирамиду, когда диктатор принуждает двоих принудить пятерых, а те десятерых и так далее, невозможно.

Для разрушения пропорция меньше, для созидания больше. Например, чтобы расстрелять тысячу человек, достаточно десятка солдат, пары офицеров и одного ко­мандира. Чтобы заставить ту же тысячу строить доро­гу, нужен гораздо больший репрессивный аппарат.

Зададимся вопросом: можно ли управлять никому и ничему не доверяющим обществом силой? Нет, невоз­можно. Для этого требуется доверяющие друг другу люди, из которых можно составить требуемую коман­ду. Демократия культивирует принцип «каждый сам за себя». Принцип гражданского общества, «война всех против всех», исключает доверие. Пользуясь случаем, заявляем, наша цель не гражданское общество строить. Мы строим христианское общество, не имеющее ника­кого отношения к гражданскому.

Демократическое правительство не может приме­нить насилие в широком смысле этого слова. Оно все делает с оглядкой на общественное мнение, на оппо­зицию, формирующую это мнение. Что будет с прези­дентом демократической страны, если он применит силу против восставшей области? Здесь два варианта: или ему нужно после этого устанавливать диктатуру, или готовиться разделить судьбу Милошевича.

Как управлять обществом, в котором невозможно широкое насилие ни при каких условиях? (Невозмож­но, потому что нельзя сформировать достаточно боль­шую команду). Единственный вариант — через мани­пуляцию сознанием. Максимально эффективная мани­пуляция выражается в спекуляции на низменной составляющей природы человека.

Такой способ управления означает постоянную спеку­ляцию, что разлагает общество в прах. Далее у него два пути. Или механически структурироваться, что возможно через тотальную компьютеризацию, или его вытеснят бо­лее структурированные сообщества. Пока мы наблюдаем вытеснение. Еще совсем немного, и Франции, Бельгии, Германии и многих других государств попросту не будет. Останутся их материальные активы, их территория, но го­сударственность там будут определять другие народности.

Мы приходим к непривычному для либерального уха выводу. Возможность совершить насилие над сво­им народом есть показатель здорового общества. Не­возможность такого действия приводит к разложению и исчезновению общества.

Объяснение такого утверждения довольно простое. В любом обществе есть довольно большая категория людей, ориентированная в первую очередь на личное благо. В религиозном обществе и в потребительском их разное количество, но в любом случае они есть. Хотим мы того или нет, этот сорт людей будет стремиться построить свое благо за счет общества.

Отказаться от своих устремлений можно только на­силием или угрозой насилия. Если насилие невозмож­но, эти люди начинают плодиться с невероятной скоро­стью, забивая собой все поры общества. Демократиче­ская власть не в состоянии взять под контроль это явление именно из-за неспособности оказать насилие над собственным народом. По своей природе она обре­чена идти путем уступок. Чем больше она уступает, тем больше они требуют. Власть будто тонет в болоте — чем больше дергается, тем глубже ее засасывает трясина.

Демократическое правительство не способно совер­шить насилие не потому, что там все такие добрые и милосердные, комара не убьют, а потому что власти у них нет. Потому что они не уверены, что армия выпол­нит приказ о масштабном насилии. Если даже они найдут способ заставить солдат выполнять приказ, дальше что? Дальше выборы, на которых оппозиция оторвется по полной. А потом им грозит судьба Ми­лошевича и Хусейна... Страшно.

Невозможность насилия следует из отсутствия до­верия. По сути, отсутствие доверия есть отсутствие традиционной власти, что порождает хаос и любо­пытные трансформации. Наличие доверия означает возможность насилия, в общем, наличие власти. До­верие может расти как вширь так и вглубь. Чем боль­шее количество людей вам доверяет и чем больше они вам доверяют, тем больше у вас власти. Абсолют­ная власть означает абсолютное доверие всех. В этом варианте насилие не нужно, управление происходит исключительно словом. «Имея у себя в подчинении во­инов, говорю одному: пойди, и идет; и другому: приди, и приходит; и слуге моему: сделай то, и делает» (Мф. 8,9).

К сожалению, это чистая теория. На практике до­вольно значительная часть общества всегда будет состо­ять из людей эгоистичных и своекорыстных. Управлять ими возможно только через насилие или угрозу наси­лия. Это значит, всегда потребуется аппарат насилия. Полноценный аппарат невозможно создать ни на чем ином, кроме доверия.

* * *

Капитан тонущего корабля должен иметь власть пресечь действия паникеров. Жертва части ради спасе­ния целого оправданна и необходима. Желание всем угодить приводит всех к смерти. В жизни постоянно приходится из двух зол выбирать меньшее. В условиях экстремальной ситуации это проявляется еще сильнее. Приказ может выглядеть жестким, и при этом быть спасительным. Чтобы спасти миллионы, порой прихо­дится жертвовать тысячами.

Рассуждение о преступности приказа есть показа­тель деградации общества. Высоцкий поет: «Всем, кому покой дороже; всех кого сомненья гложут, может он или не может убивать», в итоге вынуждены стре­лять «в висок иль во врага». Выполнять страшный приказ, не понимая его необходимости, можно толь­ко при очень большом доверии. Оценить приказ мо­жет только тот, кто понимает ситуацию в полном ее масштабе. Оставить Москву французам, имея при этом силы ее защищать, было тяжелейшим испыта­нием для русской армии. Но воины верили Кутузо­ву, и потому выполнили приказ, казавшийся преда­тельством. Шутка сказать, оставить Москву на рас­терзание врагу.

Власть, не способная к насилию, причем адекватно­му, не сможет противостоять хаосу. Царский режим рухнул по многим причинам. Но одна из них была в том, что режим не мог дать должный отпор крайне опасным элементам, раскачивавшим общество. Боль­шевистские агитаторы призывали солдат оставить фронт не потому, что им солдат было жалко, а потому что массовое дезертирство увеличивало хаос. Сотни ты­сяч дезертиров в тылу с оружием в руках создали иде­альные условия для революции.

* * *

Отношение правительства к вопросу доверия явля­ется показателем качества правительства. Бутафорское правительство никогда не лезет в этот сектор. Это во­обще не его ума дело. По сути, это административно-завхозный блок. Его задача не курс корабля опреде­лять, а палубу мыть, мусор убирать, хулиганов ловить и выполнять сотни тысяч других неглавных обязанно­стей. За это им разрешается приворовывать. Путать использование общественного ресурса с властью равно­сильно путать ключ от амбара со свидетельством соб­ственности на амбар.

Вопрос доверия всегда находится за рамками бута­форского правительства. В лучшем случае власти вспо­минают о нем во время выборов. Выражается это в по­становке перед технологами задачи сформировать на период избирательной кампании доверие масс. Да, тя­желая это работа, из болота тащить бегемота. Все рав­но, что формировать доверие пассажиров к карманным ворам. «Карманники» сами догадываются, задача не ре­шаемая, и поэтому ставят более реальную задачу — «выборы выиграть». Чтобы остаться у кормушки, дос­таточно сформировать не доверие, а заблуждение. Ког­да «колдовство» технологий развеивается, народное «доверие» тут же исчезает. «Всенародно выбранные» получают желанный «ключ от амбара» и успокаивают­ся до следующих выборов.

Действие избирательных технологий сравнимо с действием электричества, пропускаемого через труп. Некоторое время покойник дергается и кажется жи­вым. Аналогично и здесь. Ничему и никому не дове­ряющее общество по сути является социальным тру­пом. Под разрядом пропускаемых через него техноло­гий оно «дергается» — ходит на выборы, голосует.

«Оживлять» труп можно много раз, но не бесконеч­но. У всего есть предел. У социального трупа, коим сейчас становится народ, тоже есть свой предел. Чем чаще массу «активируют», тем больше она разлагает­ся. Можно создать более эффективные технологии, что продлит конвульсии общества-трупа, но нельзя остановить процесс разложения. Раньше за право вы­бора умирали. Сейчас не знают, какие еще придумать ухищрения, чтобы побудить массу реализовать это право. Это явный показатель приближающейся смер­ти системы.

Однажды масса превратится в прах, который не сможет выразить ни доверия, ни недоверия. Это уже будет не просто мертвая масса, это будет сгнившая масса, активация которой невозможна никакими тех­нологиями. Попросту нечего будет активировать. Мер­твые «сраму не имут», мнения не имеют, голос разума тоже не воспринимается.

Когда масса разложилась, никакой «ток» не даст избирательных конвульсий. Разложившуюся массу трудно ввести даже в состояние заблуждения. Управ­лять ею теперь невозможно через принуждение. Де­мократы преподносят это как достижение, но мы знаем, к чему это ведет. Единственный способ управ­лять разложившимся обществом — через манипуля­цию. Далее мы покажем, как манипуляция переходит в тотальную диктатуру. Никакая земная сила не сможет разорвать новый мировой порядок, если не вве­сти в систему принципиальных изменений. Если их не будет, приблизится финиш человечества — Апо­калипсис.

ГЛАВА 3. Скрытая власть.

Власть — это господство взгляда и мнения. Если гос­подствующего мнения нет, значит, и власти нет. Даже честное управление обозом не есть власть, так как оно не способно указать обществу направление. Интенданты могут обслуживать армию, но не могут задавать ей курс.

Любая крестьянка знает, когда рушится семья, надо восстанавливать именно семью, а не хозяйство. Когда рушится Россия, первым делом надо восстанавливать Россию, а не ее хозяйство (экономику).

Когда постоянные выборы-перевыборы создают то­тальную атмосферу недоверия, коридоры власти зако­номерно наполняют паразиты. Послушайте демократи­ческих политиков. Президент США Джимми Картер говорит: «Политик — это вторая древнейшая профес­сия в мире, тесно связанная с первой». Аналогично о себе отзываются представители свободных СМИ. Ни­кто их за язык не тянул, они сами позиционируют себя проститутками, преподнося это как доблесть.

В обществе, где все хают всех, а власть состоит из временщиков, именующих себя проститутками, дове­рие невозможно. Как доверять временщикам, которых едва успел запомнить, как они уже исчезают? Как до­верять проституткам, если они открыто продаются, даже не стесняясь? При всем желании доверие невоз­можно. А раз так, согласно нашей логике, власть не­возможна. Ее попросту не на чем строить. Вроде бы это утверждение входит в противоречие с действительностью. С одной стороны все правильно, никакого доверия в обществе нет. По нашей логике, власти тоже не может быть. Значит, хаос. Значит, об­щество должно походить на хаотичную кучу опарышей в гниющей куче.

Кажется, глядя на современное общество, мы это и видим. Но это иллюзия. На деле хаотично шевеля­щаяся кашеобразная масса идет в совершенно конк­ретном направлении. Насколько хорошо это направ­ление — второй вопрос. Главное, стремление массы конкретно, ее можно назвать целеустремленной. По­требительская шкала ценностей определяет общий ритм и направление. Поступь массы все больше на­поминает марш.

Случайно в ногу и строем не ходят. Раз общество идет строем, и любая попытка изменить его курс на­тыкается на жесткое сопротивление, это означает толь­ко одно — какая-то сила управляет процессом. Если она приводит массу в упорядоченное движение, значит, у нее есть власть. И вот здесь мы видим некоторое не­доразумение. Если организатор неизвестен, к нему не может быть доверия. Нельзя доверять тому, чего или кого не знаешь. А раз нет доверия, по нашей логике получается, нельзя иметь власти. Неизвестная сила не имеет доверия, но имеет власть. Как это совместить с нашим утверждением?

Может, это правительство задает массе направление? Допустим. Тогда получается, нас специально направля­ют в пропасть. Опуская моральную сторону проблемы, попробуйте рационально объяснить, зачем им нужно направлять страну в пропасть? Не удается найти объяс­нение многим событиям. Предположение, что эти со­бытия устраивает правительство, проваливается. Оста­ется единственное — власть над обществом имеет не­известная сила.

Этот факт означает, что есть два типа власти. Пер­вый тип — открытая власть, на доверии. Второй тип — скрытая власть, на манипуляции. При демократии ус­танавливается скрытый тип власти. Формальное прави­тельство по факту нужно понимать поп-звездами поли­тического спектакля. Толпа всегда знает звезд, но не всегда знает продюсеров. Реальная власть прячется за кулисами.

Английский государственный деятель лорд Бенджа­мин Дизраэли писал: «Миром правят совсем не те люди, которых считают правителями те, кто ни разу не за­глядывал за кулисы». Писатель Андре Ардле в романе «Порог сада» отмечал: «За сменяющими друг друга пра­вительствами чувствуется присутствие определенных сил, которые собственно и правят. Изменение названия или ярлыка ничего не означает, толпа воспринимает только фасад. Конечно, я говорю слишком схематично, реальная жизнь сложнее, но в общих чертах дело обсто­ит именно так. Рядом с официальными министрами су­ществуют организации, которые дублируют их действия, и власть которых нередко превышает власть формаль­ных министров. Я являюсь всего лишь винтиком огром­ного механизма».

Над народом совершается психологическое насилие. Реализовать насилие такого масштаба способна очень серьезная команда. Она может возникнуть на доверии друг к другу вокруг глобальной идеи. Вокруг идеи ук­расть деньги такая команда в принципе не может обра­зоваться. Поскольку выборное правительство всегда компромиссное, собранное из маленьких людей, боль­ше думающих о своем огороде, чем о своей стране, ко­манды из него никогда не получится. Это система «ле­бедь, рак и щука», где каждый тащит в свою сторону.

Под таким руководством любая структура превраща­ется в хаос, а общество в разношерстную толпу. Когда никто никому не доверяет, когда все хотят своего, в итоге все выполняют чужую волю. Демократическое разнообразие на поверку оказывается тем же однооб­разием, что и при самой лютой диктатуре, только хуже.

«Свободное общество» всегда идет в пропасть. По­нять в рамках материальной логики, кто и с какой це­лью это делает, невозможно. Для этого необходимо вый­ти в область метафизики, что мы и сделаем в следую­щей книге. Но и сказанного в этой книге достаточно, чтобы догадаться, во что выльется «народная власть».

Заявляя себя как народная, по факту она сводится к диктатуре капитала. Но это еще не все. Капитал в данном случае инструмент. В погоне за прибылью он продолжит разбивать ключевые узлы социальной кон­струкции. Когда система превращается в прах, конт­роль над «свободными» от манипуляции будет сме­щаться в область принуждения.

Мы снова пришли к выводу — грядет новый миро­вой порядок. Апогей власти, объявляющей своим ис­точником народ или капитал, но только не Бога, пре­вращается во власть Антихриста.

Противостоять этой силе может ее противополож­ность — традиционная открытая человеческая власть, базируемая на доверии. «Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и пло­ти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего» (Ефс. 6,11—12).

ГЛАВА 4. Всякая власть.

Каждой форме государства нужен свой тип человека. Империи нужны герои. Рынку герои не нужны. Ему нуж­но торговцы и потребители. Сегодня СМИ разрушают традиционное сознание и на его месте формируют потре­бительское. Какими красивыми словами обставлен этот процесс, не имеет значения. Для нас важен факт, что из людей делают потребителей. Остальное бутафория. Выхо­дит, сегодня реальной властью обладает Рынок.

Здесь предоставляется удобный случай осветить один из ключевых вопросов современности. Часто можно слы­шать, как от мирян, так и от служителей Церкви, мол, всякая власть от Бога. Многих это поставило в тупик. Да­вайте разберемся с проблемой.

Слова апостола Павла «нет власти не от Бога» (Рим. 13,1) можно понимать как «что не от Бога, то не власть». А можно ровно наоборот — «любая власть от Бога». Возникает вопрос, что считать властью? Право­мерно ли агрессию и самоуправство называть властью? И почему любой тип самоуправства нужно объявлять властью от Бога?

Логический анализ библейских текстов свидетель­ствует: Священное Писание однозначно предписывает бороться против некоторых видов власти. «Наша брань... против властей» (Ефс. 6,12). Искуситель какую власть предлагал Христу? «И, возведя Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгно­вение времени, И сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами» (Лк. 4,5—6). Если принять смысл, что всякая власть от Бога, получается, дьявол предлагал Богу взять власть от Бога, а Он отказался?

Если рассуждать в таком русле, получается, вообще все от Бога. Мы же по своей воле грешим. А откуда наша воля? От Бога. Грех от воли, воля от Бога. Сокращая це­почку, получаем: грех от Бога. Это одно из самых бого­противных утверждений рационального ума. На деле все не так. Грех совершается по нашей воле, а не по воле Бога. Грех именно от человека, а не от Бога. Стоит сой­ти с протестантских рельсов, становится очевидным, что далеко не все от Бога, и власть в первую очередь.

Хитрая уловка позволяет представить трусость бла­гочестием, но это еще полбеды. Беда, что эта фраза предписывает смелым и честным христианам терпеть нехристианскую власть. Раз всякая власть от Бога, как можно противиться данной Богом власти? Получается, какой бы власть ни была людоедской, ее нужно тер­петь. Раз Бог наказывает, нужно безропотно терпеть наказание. Под видом смирения предлагают стать пре­дателем и уклониться от защиты Веры и Отечества. Раз любая власть от Бога, чего же дергаться против нее?

Следует помнить: в апостольские времена ни одна форма власти не называла себя безбожной. Самый пос­ледний тиран объявлял источником своей власти Бога. Насколько это правомочно, другой вопрос, мы говорим о позиционировании. Когда власть признает своим ис­точником Бога, появляются хоть какие-то основания объявить ее властью от Бога. Но каким боком это при­менимо к власти, объявляющей своим источником на­род? Как про демократическую власть, на всех углах уверяющую, что она «от народа», можно сказать что она «от Бога»? Как ни крути, но сама эта власть своими словами и делами обличает себя. У кого язык повернет­ся сказать, что все происходящее творит власть от Бога? Разве власть от Бога легализует порок, поощряет распу­щенность, предоставляет педерастам эфир и прочее?

Честный человек чувствует — не может быть власть Гитлера от Бога. Не может, и все тут. Власть маньяка над жертвой не есть власть от Бога. Язык не повора­чивается называть власть фашистов над заключенными концлагеря властью от Бога. Это режет слух, заставля­ет насторожиться на уровне интуиции. Кто-то нас пы­тается обмануть и здесь.

Мы прекрасно понимаем возможные возражения на­ших оппонентов. Все эти рассуждения, что любая власть попускается Богом, очень сильно попахивают протестан­тским душком и уводят в предопределение. Они продавливают одну мысль — смирись и никуда не суйся. Но при этом забывают, что сами попадают в собственную ло­вушку. Если всякая власть от Бога, получается, любой захвативший власть становится представителем Бога, кто бы он ни был. Ничего нового, история знает аналогич­ные концепции. Например, одно время в Византии счи­талось, что помазание на царство смывает все грехи, в том числе грех цареубийства. «Благочестивый» догмат родил волну цареубийств. Один убийца сменял на троне другого, и конца этому не было видно.

По здравому размышлению понимаешь: люди влез­ли туда, куда нельзя лезть со своей логикой. Протес­танты, отталкиваясь от безусловно верного догмата о всемогуществе Бога, пришли к отрицанию Бога. В ут­верждении «всякая власть от Бога» есть аналогичный потенциал. Она не просто устраняет людей из процес­са борьбы. Дело намного хуже — появляется возмож­ность играть на стороне врага. Например, на оккупи­рованных Гитлером территориях некоторые умники под этим предлогом власть фашистов признали властью от Бога. Раз власть от Бога, не грех ей и послужить. На­род назвал их предателями и воздал по заслугам за лу­кавство.

Любая страна, и Россия в том числе, сохранит не­зависимость до тех пор, пока будет отличать хищниче­ство, оккупацию и агрессию от власти. Если бы окку­панты внушили нашим предкам, что их власть от Бога, восстать против власти монголов, поляков, французов и немцев было бы невозможно. Были бы мы сегодня провинцией Орды или Польши, Франции или Гер­мании.

Борьбу против захватчиков, установивших свою власть на оккупированной территории, нельзя понимать как борьбу против установленной Богом власти. Напро­тив, есть все основания полагать, что борьба являет со­бой исполнение заповедей Бога. Многие борцы за Веру и Отечество причислены к лику святых, потому что ис­полнили заповедь. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». (Ин. 15,13)

Мы отказываемся признать любую власть властью от Бога. Все лукавые речи, призывающие смириться под безбожную власть, есть тонкое лукавство. Обма­нуто целое поколение.

Можно было бы сказать, что никакая власть не от Бога, если бы не единственный за всю историю че­ловечества пример с Израилем, где Бог непосред­ственно управлял народом. Где Он говорил, что и как конкретно сделать. Больше мы таких примеров не знаем, из чего следует, что власть должна быть согла­сована с Божьими заповедями и таким образом бо­гоугодна. Если такого согласия нет, она богопро­тивна.

После Израиля никакая власть не имела Бога сво­им источником в том смысле, что Он ее поставил. Власть есть концентрированное проявление свободной воли людей. Это чисто человеческое дело, в ко­торое Бог прямо не вмешивается. Чтобы пояснить эту мысль, выразимся так: власть человека над обще­ством сродни власти человека над своим телом. У вас власть над собой откуда? Можно ли сказать, что ис­точником этой вашей безусловной власти является Бог? Нет, потому что эта власть зачастую к греху зо­вет. Человек свободен, и в его власти выбрать один из возможных путей. Если бы Бог осуществлял над человеком непосредственную власть, это устраняло бы свободу. Человек превратился бы из «образа и подобия» в механизм, выполняющий чужую волю. Даже когда Бог непосредственно правил Израилем, даже тогда люди имели над собой власть, что позво­ляло им уклоняться от Бога. Насколько это хорошо или плохо, другой вопрос. Для нас важно показать источник власти.

ГЛАВА 5. Максимальная власть.

Власть должна быть подобна мощной оси, вокруг которой уверенно и ровно вращается огромный го­сударственный механизм. Как многотонную турби­ну не выдержит алюминиевая спица, как бы ни была эта турбина сбалансирована, так огромную страну не выдержит слабая власть. Нарушение про­порции образует перекос. В движении огромная континентальная и политическая масса начинает крошить самое себя. Инерция движения обращает­ся в энергию саморазрушения с последующим переподчинением другой, нечеловеческой по природе власти.

Огромная страна избежит краха, имея максималь­ную власть. Стремление к максимуму власти означает стремление увеличивать количество доверяющих лю­дей. Максимум власти — когда весь народ становится единой командой. Идеальный пример — монастырь. Все насельники монастыря добровольно признают власть игумена. Корень церковной долговечности в максимальном доверии, основе добровольного призна­ния власти священноначалия.

Общество способно оказать максимальное доверие, когда все индивиды стремятся к общей цели. При раз­ных целях невозможно доверие, потому что мы идем в разных направлениях. Без общей цели невозможно сконцентрировать усилия в одном направлении. Ле­бедь, рак и щука не имеют общего стремления, и по­тому не могут доверять друг другу. Члены демократи­ческого общества не могут воспринимать друг друга участниками одного дела. У каждого свое дело, и каж­дый имеет целью использовать другого в достижении своей цели.

Для огромного числа людей общей целью может быть только то, что лежит за рамками личного и сию­минутного, за границей человеческой жизни. Если та­кой цели нет, каждый устремляется к своей маленькой личной цели, вытекающей из своего понимания блага. Так как у каждого свое представление о благе, энергия общества распыляется. Начинается процесс атомизации.

Общество как единое целое может существовать при наличии глобальной цели. Дать такую цель может ре­лигия или социальная утопия. Рынок по своей приро­де не может дать общей цели. Призыв обогащаться вместо концентрации дает распыление.

Недостаток всякой социальной утопии, например, коммунизма, — в невозможности продвинуться дальше материального мира. Все утопии в итоге не поднимают­ся выше призыва ко всеобщему бытоустроительству, сы­той и комфортной жизни. Несмотря на всю свою при­влекательность, это возможно как следствие реализации более высоких устремлений. Само по себе стремление к общей сытости может восприниматься общей целью од­ним поколением. Через одно поколение поднятые этой целью энергии начинают распылять созданную ими кон­струкцию.

Любой вариант строительства коммунизма являет­ся логической бессмыслицей. Проблема в ущербнос­ти базовых постулатов. Это учение предлагает пони­мать жизнь случайно возникшей плесенью. Из этого следует, что смысл жизни в получении максимально­го изобилия сейчас, а не потом. Первых борцов рево­люции адреналин борьбы удерживал от этой логики (хотя и тогда уже прорастали зерна двойной морали). Потомки борцов уже не хотели класть жизнь ради всеобщего «равенства и братства», это противоречило атеистическому смыслу жизни. Они хотели максиму сейчас и для себя. Если для этого нужно было говорить красивые слова о народном благе, они говори­ли. Народ чувствовал подвох, утрачивал веру и пре­вращался в массу. Показатель — он рассказывал про своих правителей анекдоты. Это примерно как если бы верующие начали рассказывать анекдоты про сво­его Патриарха.

Учение, не имеющее метафизического основания, в итоге разрушает само себя. Воспоминание о прошлых битвах, победах и страданиях, оформленные в «святую историю», вводят первое-второе поколение в состоя­ние, подобное религиозному. Некоторые дети первого поколения тоже будут верить в светлое будущее. Но внуки уже не будут. Для внуков жизнь честного идей­ного деда является антирекламой идеи. Он всю жизнь заботился о других, потом, согласно атеизму, ушел в никуда. Зачем лично ему это было надо, спрашивает себя внук и по-честному не может найти ответа. Оце­нивая жизнь деда с позиции атеистической логики, он неизбежно приходит к выводу о бессмысленности де­довской жизни.

При новом поколении фундамент государственной конструкции начинает сыпаться. Следом сыплется все. Процесс идет независимо от экономического процве­тания. Утратив веру, люди утратят основание, опираясь на которое могли бы доверять правительству.

Процесс нельзя остановить, поскольку утрачен за­щитный механизм. Самые талантливые в погоне за личным благом превращаются в самых опасных. Меж­ду ними начинается борьба за власть, что активирует процесс разрушения. Возникает эволюция наоборот. Самые умные и сильные образуют самую беспринцип­ную и жесткую прослойку. У «элиты наоборот» есть все, кроме главного — идеи и веры. Все ее способно­сти обращаются против общества, и, в конечном ито­ге, против себя. Возникший социальный СПИД снача­ла ослабляет, потом убивает общество.

Рационализм хорош в ремесле. Как стратегический ориентир он немыслим. Сцементировать многомилли­онную массу в единый организм может только ирраци­ональность. Гуманизм вместо иррациональности дает кукушонка, который пожирает все. Чем он сильнее, тем активнее выталкивает из гнезда других птенцов. В итоге он останется один.

Когда общество понимает главной целью обустрой­ство быта, каждый начинает тянуть в свою сторону. Общая цель неминуемо исчезает. Следом исчезает до­верие, затем власть.

Добиться заявленных коммунизмом целей мож­но, если всем ориентироваться на запредельные цели. Самые запредельные цели дает религия. Со­вместное стояние перед Богом и совместное спасе­ние души образуют абсолютное общество, над которым возникает абсолютная власть. Если цель не зап­редельна, она не может быть общей для всех, и, следо­вательно, не родит общего направления, а без него невозможно доверие, и как следствие, невозможна власть.

В таком обществе возникает скрытая власть. Пря­чась за высокими словами о свободе и равенстве, она уничтожает свободу и равенство. Превращение боль­ших целей демократии в большую иллюзию подчини­ло общество большой манипуляции.

Это утверждение оригинально подсвечивает над­пись на статуе Свободы в Нью-Йорке: «Приведите ко мне всех усталых, всех бедных, жаждущих дышать воздухом свободы» — перефразированные слова Хри­ста: «Придите ко Мне все труждающиеся и обременен­ные, и Я успокою вас» (Мф. 11,28). В роли спасителя предстает идол, богиня свободы. Что такое свобода, нигде не сообщается, но везде сообщают о праве каж­дого стремиться к счастью. Неудобный момент, что у волка с ягненком это несколько разные понятия, опускается. В итоге «бедные и усталые», которых идол так красиво приглашает подышать воздухом свободы, оказываются в интересной ситуации. За всем этим угадывается лукавство и просматривается языческий принцип приоритета силы.

США, на сегодня являющие яркий образчик двой­ной морали, погибнут по тем же причинам, по ко­торым погиб СССР. Два колосса прошлого канут в небытие. Далее начнется новая эпоха. Нашим дале­ким потомкам разница в 50—100 лет будет незамет­на. Гибель СССР и США будет выглядеть одномо­ментным событием. Конструкция, у которой отвали­лась одна нога, сегодня накренилась. Завтра она упадет. Мы видим, как она падает, давая старт ново­му миру.

Когда общество верило в слова, выбитые на статуе Свободы, оно имело общую цель. Как следствие, име­ло доверие друг к другу и открытую власть. Робеспьер или Вашингтон имели власть. Когда все оказалось кра­сивым обманом и спекуляцией на чувствах, приоритет получили мелкие интересы. В новой атмосфере доверию не нашлось места, и как следствие, не было места от­крытой власти. Пришла власть, основанная на манипу­ляции, на обмане.

Поиск материального счастья превратил общество в кашеобразный поток. Сегодня он обволакивает, по­глощает и тащит за собой все, что встречается на пути. Куда тащит, никто не может понять, потому что никто не может посмотреть на небо. Куда течет людской поток, можно увидеть, если посмотреть на него с метафизической высоты. «Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими» (Мф. 7,13).

Прорисовываются контуры страшного будущего. Можно было бы расслабиться на манер пассажиров, устроивших дискотеку на верхней палубе тонущего судна в надежде, что до последнего акта трагедии не до­живут. Это можно было бы признать логичным выхо­дом из ситуации, если бы жизнь заканчивалась фактом физической смерти. Если жизнь продолжается, возни­кает совсем другая логика. Модель поведения каждого строится, исходя из веры в прекращение или продол­жение жизни.

Мы верим в продолжение жизни. Это значит, реа­гируя на ситуацию согласно заповедям, мы влияем на свое метафизическое будущее. Защищая Отечество и народ, мы душу свою спасаем. Потому что нет боль­шей любви, чем положить жизнь за того, кого счита­ешь ближним. «Кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее» (Мф. 16,25).

Сегодня Россия является гигантской льдиной, дрей­фующей в море хаотичных событий. Наш курс опре­деляют инерция нации и усилия врагов. Решающее значение сыграет появление новой силы, имеющей платформу в метафизике. Это обязательное условие, позволяющее начать конструктивные процессы.

Новая сила автоматически вызовет притяжение эли­ты из народа. В рыхлой плоти общества возникнет мо­нолитное уплотнение, которое, продавливая свой курс, определит ситуацию. Если такого уплотнения не воз­никнет, ничто не остановит стратегическую инициати­ву врага. Северный исполин растает в ядовитых водах потребления. Следом растает мир.

* * *

Кажется, мы зашли в тупик. С одной стороны, наша цель достижима через максимальную власть. С другой стороны, над светским обществом нельзя иметь макси­мальной власти, потому что светское общество не мо­жет иметь общей цели, и далее по цепочке, общего до­верия, и в итоге власти. В таком обществе у каждого свое представление о благе, которого все ищут по мере сил, сообразно своим способностям, вкусу и случаю. Возникает броуновское движение. Вместо концентрации начинается распыление энергий, их обнуление через сталкивание. По достижении критической черты обще­ство превращается в склочную массу эгоистов, что под­чиняет их скрытой силе.

Есть ли выход из ситуации? Выход есть, но преж­де чем приступить к его рассмотрению, скажем одно­значно и твердо: над современной Россией в том виде, в каком она находится, никто, и мы в том числе, не может иметь настоящей власти. Нужно крепко понять и запомнить это, чтобы не тратить понапрасну энер­гию.

ГЛАВА 6. Локомотив.

Выход не просто в получении открытой традици­онной власти. Нужна максимальная, абсолютная власть. Без такой власти задача не имеет решения. Возникает закономерный вопрос: как получить такую власть над разрозненным светским обществом? Отсут­ствие общей цели породило тотальное недоверие и хаос. Все это исключает традиционную власть. Где же выход?

Начнем с того, что никакое общество не однород­но. Оно всегда делится на народ и массу. Характерная черта массы — отсутствие общей цели. По этой клас­сификации современное общество есть людская каша, члены которой посвящают свою жизнь поиску того или иного типа удовольствия. Пока оно в таком состоянии, традиционное управление невозможно.

Превращение массы в народ возможно через возвра­щение метафизических целей. Когда каждый признает своей целью спасение души, возникает общая цель, по­рождающая движение в одном направлении. Это со­здает базу для доверия, и в итоге базу для рождения власти.

Характерная черта народа — стремление к спасению души. Тяга к удовольствию распыляет энергию. Стремле­ние спасти душу концентрирует ее. Народ отличается от массы способностью пожертвовать личным благом. Масса не способна на такое. В первой книге упоминалось, что боевое подразделение выживает, если каждый готов по­жертвовать своей жизнью. И погибает, если каждый име­ет главной целью выжить. Масса обречена умереть.

Общество никогда не бывает ни стопроцентным на­родом, ни стопроцентной массой. Оно демонстрирует лишь тенденции к тому или иному состоянию. Сила общества зависит от пропорции «массы» и «народа». Чем больше общество масса, тем оно слабее. Чем боль­ше народ, тем сильнее.

Модель общества зависит от процентного содержа­ния народа и массы. Народом правят, массу принуж­дают посредством манипуляции или физическим наси­лием. Если провести аналогию с армией, офицерский корпус — это народ, солдаты — масса. Посредством офицеров, использующих «кнут и пряник», солдатская масса приводится в движение. Стоит исчезнуть офице­рам (или изъять у них кнут и пряник), солдатская мас­са распадается.

Понятие «народ» в данном случае не является наци­ональной или культурной общностью. Здесь понимает­ся некая общность людей с единой целью. Если раз­ные племена доверяют власть единому центру, они на­род. Если единоплеменники не способны оказать доверия, они масса. Советский народ, люди разных на­циональностей, были единым народом, пока доверяли власти. С утратой такой способности начался процесс превращения в массу.

Народ сильнее массы, потому что структурирован. Он увлекает за собой массу, превосходящую его по численности. Обратное возможно, если народ отно­сительно массы составляет ничтожную величину. Ги­гантский поток людской каши увлекает за собой на­род, как река бревно. Единственный шанс противо­стоять — восстановить пропорцию масса-народ. После этого начнется восстановление традиционной власти.

Сегодня идет обратный процесс. Народ России бе­шеными темпами превращают в массу. В силу опре­деленных обстоятельств темп несколько сбился. Бла­годаря такому подарку от Господа Россия не только не развалилась, но демонстрирует положительные тен­денции. Слабые, едва заметные, но позволяющие со­здать силу, которая закрепит и разовьет эти тенден­ции.

Здесь мы приходим к одному из ключевых момен­тов. Над современной Россией невозможно получить власть. Но над той частью России, которую можно считать народом, можно получить максимальную власть. Задача получения власти сводится к формиро­ванию доверия. Народ должен поверить идее. Здесь мы не видим трудностей. Наша идея непротиворечива, по­нятна, являет собой цельное мировоззрение и целиком основана на метафизике.

Чтобы лучше понимать методы работы, еще раз уточним понятие «народ». Главным признаком наро­да является наличие метафизической цели. Получа­ется, народом можно считать только верующих лю­дей. Остальная часть общества есть масса без общей цели.

Предвидя бурю возмущений по этому поводу, мы, тем не менее, остаемся при своем мнении. Люди, не имеющие метафизического мировоззрения, не могут иметь общей цели. У них могут быть благие желания, но все они не могут подняться выше бытоустроительства. В самом лучшем варианте эти цели могут на краткое время превратить массу в народ, как это было у коммунистов. Но пройдет поколение-два, и масса оплывет как пломбир на солнце, что и продемонстрировали коммунисты. В услови­ях современной информационной среды, отличаю­щейся невероятной агрессивностью, это произойдет намного раньше. Вот почему все попытки структу­рировать массу вокруг бытоустроительных идей про­валились.

Теперь нужно определить, на каких верующих де­лать ставку. Если основная религия России правосла­вие, основополагающим народом России являются православные христиане. Верующие мусульмане тоже народ, но мы говорим о государствообразующем на­роде России, а не об Иране или Израиле. Мусульман или иудеев нельзя рассматривать государствообразующим народом России, равно как нельзя православных рассматривать государствообразующим народом Ира­на или Израиля.

Советский народ тоже не государствообразующий, потому что породившая его идеология утрачена еще в прошлом столетии. Реализовать потенциал советс­кого народа можно через возвращение его в лоно Православия. Насколько это реально, покажет прак­тика.

Вывод: получение максимальной власти над Росси­ей начинается с получения доверия православных лю­дей, проживающих в России. Не вообще всех хороших людей, а именно православных. Это единственный спо­соб создать конструкцию, способную к системному действию. На этапе становления крайне важно удер­жаться от погони за количеством. На этапе строитель­ства фундамента решающее значение играет качество. Лучше меньше, да лучше.

Важный момент — какой смысл мы вкладываем в слово «православный». Сейчас есть несколько града­ций. Есть воцерковленные люди, регулярно посещаю­щие храм и выполняющие базовые требования Церк­ви. Они регулярно исповедуются, причащаются, соблю­дают посты и прочее.

Вторая группа православных, это кто никаких обря­дов не соблюдает, в храм заходит по случаю, раз в год, но, тем не менее, крещен и позиционирует себя пра­вославным.

Третью группу православных можно назвать стремя­щимися или сочувствующими. Они вообще далеки от понимания православия как упорядоченной системы. Со стороны жизнь этого типа людей ничем не отлича­ется от жизни атеиста. Кажется, у них нет системы ценностей, они живут туловищем, как баклажан на грядке. В основном да, это так. Единственное их от­личие — они позиционируют себя носителями право­славной культуры.

Последняя группа, при всей ее далекости от право­славия, принесет, по нашим прогнозам, много пользы нашему делу.

ГЛАВА 7. Знание и власть.

Кровь и вера

Подлинное доверие возникает из знания. В дан­ном контексте под доверием понимается не любовь с первого взгляда, а доверие из области «кому дове­рить управление своими деньгами». Власть над обще­ством похожа на коммерческий банк. Самый круп­ный банк существует, пока вкладчики ему доверяют. Утратить доверие вкладчиков означает для банка смерть.

Огромной стране нужна огромная власть. Такая власть означает безграничное, огромное доверие. Такое доверие требует абсолютно ясного понимания. Получа­ется, власть возможна над обществом, члены которого имеют знание. Мыслимо ли всем дать знание? В пер­вой книге утверждалась невозможность этого. На этом постулате построена вся критика демократии. Во вто­рой книге утверждается невозможность власти над об­ществом, члены которого не имеют знания. Кажется, мы противоречим сами себе. Если власть невозможна без доверия, а доверие невозможно без знания, а зна­ние невозможно дать всем членам общества, как же до­стигается власть? От народа, не имеющего знания, нельзя получить доверия. Можно ввести его в заблуж­дение, но это не образует власти.

С одной стороны, людям невозможно дать знание, достаточное для доверия власти. С другой стороны, люди должны иметь такое знание, иначе невозможно доверие, и следом власть. Кажется, мы где-то заблуж­даемся. Перепроверив нашу логику, мы не нашли изъя­нов.

Особенность современного человека — видеть часть ситуации, понимая под ней целое. Люди в темноте дер­жат слона за хвост и составляют о нем мнение. Непра­вильно выбранное направление делает неправильными все последующие шаги. Специалисты «по хвостам» яв­ляются знающими невеждами. Яркий пример академик Сахаров, в уме и честности которого не приходится со­мневаться. Но это не мешало им манипулировать. Его побуждали говорить о том, масштаба чего он не охва­тывал. Мы не утверждаем, что не мог охватить. Безус­ловно, мог, но так сложилось, что не охватил. В итоге известнейшим ученым манипулировали как малым ре­бенком.

Если крупного ученого, работавшего в самой пара­доксальной области науки, развели как домохозяйку, что говорить о простых людях? Откуда у них возьмется зна­ние, уберегающее от заблуждения? Да и желание познать откуда возьмется? А еще время, способности и прочее... Вы можете представить человека, все мечты которого вокруг ремонта квартиры и купить жене сапоги, а для полного счастья не хватает нового автомобиля, начавше­го мыслить о глобальных проблемах? Возможно ли та­кое явление в массовом порядке? Если нет, из этого следует — цельного знания у большинства быть не мо­жет. Ну и дальше опять уходим в тот же штопор: нет знания — нет доверия. Нет доверия — нет власти.

Как всем людям вместить большое знание? Как в стакан налить ведро? Как простой человек может со­знательно доверять, если это превышает его возможно­сти? Прежде чем разбираться с этим, скажем: никако­го противоречия здесь нет. Противоречие возникает не из-за ошибки, а потому что темы, лежащие в разных плоскостях, накладываются друг на друга. Разберем все по порядку, и вы увидите это сами.

Чтобы человек мог иметь доверие по большим воп­росам, он должен обладать знаниями в масштабе «Все­ленная — планета — человечество — народ — семья — Я», то есть обладать абсолютным знанием. Оно так ве­лико и парадоксально, что его рациональное усвоение невозможно. Что же делать? Мы снова и снова попа­даем в замкнутый круг. Абсолютные знания народ не вместит. Бытовые знания введут его в заблуждение и превратят в массу. Если человек все свое время посвя­щает чему угодно, но только не обдумыванию госу­дарственных проблем, скажите на милость, как он может иметь доверие или недоверие по этим вопро­сам? Если подталкивать людей высказываться по воп­росам, о которых они и минуты не думали, это мани­пуляция.

Проблема находит неожиданное разрешение. Чело­век не вмещает большое знание, но вмещает знание абсолютное. Мы не знаем, как это объяснить. Не нахо­дим ничего лучшего, как снова указать на «парадокс Фомы». Ученый муж назвал все свои труды соломой, заявив, чтоб любая бабка, имея веру в бессмертие души, знает больше, чем написано во всех его книгах. Бабкины знания имеют объем, не умещающийся в сло­весные формы и трехмерную логику.

Абсолютное знание есть Вера. Этот тип знания нельзя усомнить. Любое рациональное знание, составленное опытным и логическим путем, можно усомнить, а веру нельзя. Вера, Любовь, Честь не подчиняются рациональ­ным законам. Этому знанию не нужно опытное и ло­гическое подтверждения. «Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус. Другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмот­ри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (Ин. 20,24—27).

Человеку нельзя дать абсолютное знание в рацио­нальной форме. Но можно дать абсолютное знание в иррациональной форме. Отличие человека от других форм жизни, помимо всего прочего, в способности иметь Веру. Верующий народ имеет сознательное дове­рие к власти. Если люди верят в Бога, они доверяют власти от Бога. В итоге верующий народ представляет единую команду. Правитель имеет максимальную власть, какую только можно вообразить.

Как видите, вера решает все проблемы общества. Верующий народ превращается в организм, контроли­рующий сам себя. В какой-то степени возникает наро­довластие, но не в том смысле, в каком этот термин предлагают понимать демократы.

Верующий народ, понимая генеральной целью спа­сение души, может сознательно оценивать действия правительства. Если власть создает условия, способ­ствующие спасению души каждого члена общества, общество доверяет этой власти. Если власть создает условия, противоречащие главной цели, доверие исче­зает. Власть, противоречащая генеральной цели, в гла­зах народа перестает быть властью от Бога.

Народ сознательно реагирует на ситуацию. Им ни­кто не манипулирует, его никто не подначивает. На основании абсолютного знания он составляет созна­тельное мнение о целом. Сегодня мнение о целом тоже есть, но оно на эмоциональном уровне, в духе «все воры и козлы». За этим типом реакции нет ни­какого осмысления, здесь только протест. Мы же го­ворим о сознательной реакции на глобальные собы­тия.

При таком понимании ситуации главная задача правительства — культивировать веру. Чем крепче вера, тем больше власти. Нет веры, нет власти. Обра­тите внимание, мы не уточняем, какой веры. Религи­озной веры в Бога или веры в «свободу, равенство, братство». Веры в коммунизм или в свою нацию. Все веры похожи друг на друга. Они никогда не логичны, всегда абсолютны и нетерпимы. Но все они дают зна­ния, на основании которых народ совершает созна­тельный выбор. Самая прочная вера на метафизике и на крови. Самая хилая — на логических изысках. Пер­вый тип веры живет тысячелетиями, второй — не бо­лее двух поколений.

* * *

Вера и кровь определяют власть. Свой доверяет сво­ему. Мусульмане доверяют мусульманину, демократы демократу, коммунисты коммунисту. На веру всегда накладывается национальный оттенок. Нам могут возразить известной фразой «нет ни Еллина, ни Иудея но все и во всем Христос» (Кол. 3,11). Но эта фраза не уп­раздняет национальность, то есть это не основание для космополитизма. В Евангелии о том же самом сказано: «нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе». (Галл. 3,28). Если мыслить в той же логике, нужно упразднить пол, что является глупостью. Из этого следует, данное выражение отно­сится к духовной природе человека, а не к биологи­ческой.

Формула «мы с тобой одной крови» — разновид­ность иррационального знания. Сколько бы демокра­ты ни талдычили о равенстве и братстве, ни при каких обстоятельствах они не дадут власть тому, кого счита­ют чужим. Зулусы всегда доверят управление зулусу, европейцы европейцу. Можете быть уверены, в прави­тельстве США всегда будут тотально преобладать анг­лосаксы. В Таджикистане правительство всегда будет из таджиков, в Англии из англичан. Вожаком лосей все­гда будет лось, вожаком волков — волк. Все разгово­ры о равенстве, братстве и космополитизме — это для красного словца. Единичные представители других культур в демократических правительствах есть показу­ха, не ломающая общей тенденции.

Призыв к веротерпимости — стратегическая улов­ка «товарища» волка. Обратите внимание, верующие в демократию США крайне нетерпимо относятся к остальным верованиям. Целые народы, не желающие поклоняться «золотому тельцу», сгорают в идеологи­ческих кострах новой инквизиции. Где идеологические костры не загораются, пользуются напалмом и раке­тами.

Любая мировая религия имеет целью обратить в свою веру весь мир. Цельное мировоззрение заявляет свою абсолютность. Абсолютное не терпит компро­миссов в силу своей абсолютности. Разница между Божественной и небожественной религией только в том, что любая форма сатанизма прячется от больших вопросов. Ни один атеист не скажет вам, в чем смысл жизни.

Итак, вера первична в духовной сфере, кровь вто­рична. В биологической обратная иерархия. Вера стре­мится к осознанным ориентирам. Кровь — к заложен­ным природой. В глобальном смысле, если поведение человека определяет больше духовная составляющая, получается, вера имеет доминирующее значение.

Кровь не спасает атеистическое общество, потому что вторична. Третий рейх, независимо от итога вой­ны, был обречен развалиться за одно поколение. Та­кой вывод делается из опыта СССР. Если советская Россия, имея мировоззрение и относительно цельную идеологию, продержалась 70 лет, сколько бы продер­жалась гитлеровская Германия, идеология которой сводилась к измерению черепов? В самом оптималь­ном варианте она могла рассчитывать на одно поко­ление.

Компромисс

Мы достаточно четко показали — власть имеет ос­нованием доверие. Кто не может иметь доверия, не может удержать власть. В лучшем случае массе можно сформировать доверие к отдельным единицам, но это будет не тот тип доверия, о котором мы говорим. Речь идет о сознательном доверии. Без осознания доверие напоминает приз зрительских симпатий. Когда человек хорошо говорит, поет и пляшет, это располагает массу, но это не то доверие.

Сегодня традиционная власть, подобно эфиру, рас­пылена среди десятков миллионов людей. Это превра­тило ее из реальности в потенцию. Каждый носит в себе частичку власти, никому не собираясь ее доверять. Чтобы вновь превратить власть в реальность, люди должны понять ситуацию. Понимание родит доверие, из которого власть опять материализуется.

Возможность получить власть заключается в про­движении информации, объясняющей понимание си­туации. Пока нет понимания, возникновение тради­ционной власти невозможно. Нельзя иметь то, чего нет. Если представить, что ключевые места в Крем­ле заняли хорошие люди, кардинально это ничего не меняет. Они получат доступ к ресурсу, но не власть. Если старую систему заполнить новыми людьми, очень скоро сегодняшняя система сдержек и проти­вовесов воссоздастся. Какие бы красивые слова люди ни говорили, природа ситуации воссоздаст старые контуры.

Это не пессимизм, это реальность. Результат оп­ределяет конфигурация системы, а не честные же­лания. Если сегодняшняя модель экономики пред­полагает наличие откатов, неучтенных наличных и прочее, наполнение системы честными и законопо­слушными людьми приведет или к перестройке этих людей под систему, или к блокированию ключевых узлов и дальнейшему краху системы. Последнее бу­дет хуже первого. Чтобы иметь другой результат, не людей в системе нужно менять, а новую систему создавать.

Чтобы создать новую систему, ключевые узлы нужно заполнять носителями новой идеологии. У малой коман­ды элементарно не хватит человеческого материала для новой системы. Это значит, ее поглотит старая система. Как бы ни были честны намерения новых людей, они ничего не изменят. Пора понять — высокие слова и че­стные желания сами по себе ничего не дают. Чтобы со­здавать и управлять, кроме слов нужна сила.

Природа ситуации определяет реальность. Пока нет ситуации, понуждающей действовать на пользу обществу, слова останутся пустым звуком. Новые люди, оказавшись в старой ситуации, сначала побухтят, помитингуют, но в итоге соберутся в ту же кон­струкцию, против которой выступали. Примеров та­ких пруд пруди.

Система исключает возможность использовать ре­сурс для глобальных перемен. Воровать — пожалуйста, говорит она всякому попавшему в правительство, но дальше не лезь. Если кто лезет дальше, того система выдавливает под тем или иным предлогом.

Кроме того, вас прямо не призывают воровать, это неэтично, дурной тон. Сейчас этому явлению придума­но множество благолепных названий, вроде «отката» и «окна возможностей». Конечно, сути это не меняет, но уважаемым людям спокойнее. Воруют воры мелочь по карманам, а они делом занимаются. Многие читатели не догадываются, сколько может стоить подписание нужной бумажки. И где же здесь воровство? Подписал, а тебя отблагодарили по заранее согласованному та­рифу.

Оказавшись перед выбором: уйти или остаться, люди обычно выбирают то, что выбрали бы вы, ува­жаемый читатель. Ответьте сами себе, каков ваш вы­бор в подобной ситуации? Молчите? Вот и они мол­чат. С одной стороны, всем хочется имя сохранить. С другой стороны, хочется иметь материальный дос­таток.

Человек ко всему приспосабливается. Знаете, как че­стные милиционеры работают? Они защищают того, кто прав. И просят с правого денег за активное расследова­ние. А нечестные знаете, как работают? Они встают на ту сторону, кто первый заплатил. Самые нечестные пере­купаются. Кто больше заплатит, на того и работают. Ана­логичные истории можно рассказать про любое ведом­ство. Честные подписывают бумажки, направленные на благо общества, и получают откат. Нечестные подписы­вают все, не принимая общество во внимание. Существуют тысячи способов сделать это безопасно и представить дело в самом хорошем свете. В современной ситуации выкристаллизовалось странное понятие о честности. Во­руют все, но одни «честно» воруют, другие «нечестно». Такие вот метаморфозы.

Может, кто-то думает, правительство не в курсе? Как же, не в курсе...

По этому поводу можно устроить пикет и высказать кучу пожеланий, но от слова «халва» во рту сладко не станет. Раскачивание ситуации не исправляет ее. На данный момент ничего изменить нельзя. Что толку го­ворить о необходимости изменений, если нет силы, способной реализовать эти пожелания. Что взамен, тоже непонятно.

На сегодня правительство, при всех своих минусах, является самой сильной командой. При этом оно аб­солютно не способно кардинально влиять на ситуацию. Ожидать такой способности от более слабых команд просто глупо. Обещания политических партий по при­ходу к власти все исправить — наглый обман и спеку­ляция на горе людей.

Если у безыдейной правительственной команды не хватает сил, как можно надеяться на более слабую, тоже безыдейную, оппозицию? Может, они что-то та­кое знают, о чем другие не ведают? Пусть поделятся... Увы, им нечего сказать. Одни и те же лица из года в год говорят одни и те же слова. Бу-бу-бу... Как это все надоело... Лучше бы молчали. Кстати, в узком кругу они молчат.

При всех минусах правительства ему нельзя отказать в частичной дееспособности. Логика проста: если пьян­ку невозможно предотвратить, ее нужно возглавить. Не имея сил исправить систему, они ее возглавили. Воз­никла по необходимости лицемерная система. Она рождает два закона — видимый для толпы и негласный для практического применения.

Первый закон никто не собирается выполнять. Он пишется, исходя не из ситуации, а из желания мас­сы. Вам нравятся слова про свободу и равенство? По­лучите. Если бы масса хотела узаконить право летать как птицы, в конституции это право непременно бы записали. Лишь бы дитя не плакало. Вокруг этого кормятся различные правозащитники и борцы за сво­боду.

Второй закон — для практического применения. Он возникает из реальной ситуации, а не из желаний. В ус­ловиях Севера можно издать закон, по которому люди получат право не замерзать, но реальность породит не­писаный закон, по которому все и будут жить.

Любое правительство руководствуется правилами, позволяющими контролировать систему. Оно всегда закрывает глаза на нарушения формального закона, если человек не выходит за принятые по умолчанию рамки. Чем выше человек в административной табели о рангах, тем больше он живет по неписаным прави­лам. Каждый на крючке, на каждого море компрома­та. Это не дает власти изменить направление объекта, но позволяет собрать более-менее устойчивую для дан­ной ситуации конструкцию и сохранить целостность объекта.

Россия катится в пропасть. Сейчас невозможно из­менить ее курс. В такой ситуации главной задачей ста­новится сохранение объекта. Если дать этой катящей­ся глыбе расколоться на тысячи мелких осколков, на­зад уже не соберешь. Пока Россия целая, даже на краю пропасти, возможно полностью восстановить все. У расколовшегося объекта такой возможности нет.

Мы НЕ осуждаем действия правительства, потому что в ситуации идейного вакуума и, как следствие, от­сутствия команды, сами ничего лучше не можем при­думать. Что толку акцентировать внимание на болячках, если нет сил на лечение?

Никакая команда не сможет придумать ничего луч­шего на сегодняшний день. По болоту бесполезно хло­пать ладошкой. Даже стрелять из пушек бесполезно. Шума будет много, толку мало. Единственный способ борьбы с болотом — осушение. Системе может проти­востоять только система.

Сегодня государственная система похожа на огром­ный поток. Если на его пути встанет система, меньшая по массе, не говоря о бессистемных образованиях, по­ток сметет ее. Пока нет системы, способной решить ситуацию, энергию нужно направить на создание такой системы. Как бы красиво и справедливо ни выглядели действия, но если они не ведут к созданию силы, спо­собной получить власть и решить проблему, их нужно понимать или как глупость, или как сознательную про­вокацию, призванную распылить энергию.

назад   оглавление   вперед