Муромцев С.А. Определение и основное разделение права. С. 81 – 84, 123–124.
[...] При установлении юридической гарантии, т.е. при возведении какого-либо отношения на степень права, деятельность власти ограничивается тем, что открыто или молчаливо она установляет, что отныне в случае правонарушения за субъектом права будут признаны известные притязания по отношению к правонарушителю. Так, например, установление юридической гарантии моего права собственности все сводится к тому, что, начиная с момента приобретения мною этого права, я, в случае воспоследовавшего нарушения его, могу предъявить юридические притязания на возвращение вещи, вознаграждение за убытки, наказание правонарушителя и т.п. Следовательно, защищающие или юридические отношения возникают прежде всего в форме притязаний, которые возбуждаются правонарушением. Этим ограничивается непосредственное выражение юридической гарантии. Но за сим следует посредственное выражение ее. Тот факт, что установлена возможность притязаний в случае правонарушения вызывает известную связанность лиц, меня окружающих. В своих поступках относительно моего права они связаны этою возможностью.
Таким образом, защищающие или юридические отношения существуют отчасти с самого начала права; отчасти же возникают лишь с нарушением его или, по крайней мере, ввиду близкого нарушения. С самого начала существует связанность окружающих меня лиц, созданная юридической гарантией, которая сообщена моему праву; позднее, в случае правонарушения, возникают исковые притязания. Когда обычная формула утверждает, например, что право собственности состоит в юридической возможности требовать от всех и каждого, чтобы они уважали мое право, тогда она передает (только не совсем точно) действительную конструкцию собственности. В самом деле, предположим, что А имеет право собственности на какой-либо участок земли, который обрабатывается им. Для упрощения случая предположим далее, что соседи А принадлежат к числу людей, которые, не питая никакого уважения к чужой собственности и фактически будучи сильнее А, удерживаются от нарушения ее только вследствие страха пред судом и законом. Спрашивается, из каких элементов состоит обладание А помянутым участком? Мы имеем здесь фактическое отношение – возможность [812] (для А) воздействия на участок. Но каждый акт пользования участком составляет вместе с тем воздействие А на его соседей, намерения которых направлены на захват участка и которых он отклоняет от этого своим воздействием на участок. Каждый акт воздействия на участок есть в то же время акт противодействия соседям. Степенью, в которой А может осуществлять это последнее воздействие, т.е. отношением его к соседям, определяется степень воздействия его на участок или отношение к участку. Отношения к соседям прямо обусловлены фактом юридической защиты; если бы ее не было, то они не существовали бы или представились бы совершенно в ином виде. Следовательно, это – отношения юридические.
Потому поступают совершенно неправильно, когда говорят, что юридические отношения субъекта к окружающим лицам наступают только после правонарушения. Когда делается правонарушение, тогда на самом деле к существующим юридическим отношениям присоединяется новое юридическое отношение субъекта к правонарушителю. Возникает притязание субъекта, т.е. юридическая возможность принуждения правонарушителя к совершению различных действий, которые должны доставить удовлетворение пострадавшему субъекту. В развитом гражданском праве обычную форму притязания составляет судебный иск. Таким образом, нарушение чужого права собственности ведет к ряду исковых требований.
Разбор других примеров покажет, что то же самое встречается и в личных правах. Должник уплачивает по требованию кредитора долг, лицо, подлежащее воинской повинности, является, по полученному им приглашению, к исполнению службы. Значение обоих актов состоит в том, что субъект права (кредитор, государство) осуществляют успешно принадлежащую им возможность воздействия на объект (должник, подданный). Предположим опять, что оба – и должник, и подданный сделали сказанное, исключительно подчиняясь предписанию закона. Анализируя за сим оба случая, мы находим прежде всего возможность фактического воздействия субъекта на объект: кредитор и государственная власть господствуют над должником и подданным, могут направить их деятельность в известную сторону. Но эта фактическая возможность существует только благодаря тому обстоятельству, что подчиненное лицо чувствует себя связанным под влиянием ожидания законных взысканий. Не будь этого ожидания, фактическая возможность значительно уменьшилась бы или (что для нас равнозначительно) во всяком случае изменилась бы. Связанность лиц означенным ожида[813]нием и образует его юридическое отношение к субъекту. В случае правонарушения к этому отношению примыкают новые, особые отношения. Кредитор может тогда призвать на помощь суд, – рекрутское присутствие, полицию и т.п.
Возникая обыкновенно одновременно с возникновением правового отношения, юридические отношения устанавливаются иногда раньше него, именно в ожидании его. Так, например, должнику, который отягощен условным обязательством, запрещаются такие распоряжения, которые сделали бы невозможным осуществление обязательства в будущем, по наступлению условия. Кредитор по условному обязательству в случае конкурса над должником имеет право заявлять свое требование, хотя бы условие еще не осуществилось. Подобным же образом охраняются права лиц, еще не родившихся (nascituri). [...]
[...] Определению права, которое выполнено нами на предыдущих страницах, может быть сделан упрек. Могут заметить, что это определение суживает область права сравнительно с тем, как оно понимается обыкновенно. Каждое отношение, сопровождаемое организованною защитою, принадлежит к числу отношений, которые считаются обыкновенно правовыми; но последнее, по общему, или, по крайней мере, весьма распространенному признанию, включает в себя еще отношения, защищенные иным образом. Если это верно, то предложенное выше определение, указав с достаточною точностью, что в этом сочинении будет пониматься под правом, все-таки, как будто, не достигло цели совершенного научного определения. Именно оно определило не то, что почти все разумеют под правом, а нечто к нему очень близкое, но не тождественное. Следовательно, если дальнейшее исследование будет поставлено на почву этого определения, то оно будет относиться не к тому, что на самом деле есть право (так как обыкновенно принимается за него), но к тому, что произвольно отождествлено здесь с ним.
Хотя организованная защита отношений, сама по себе,
представляет настолько важное в социальном отношении явление, что заслуживает
вполне стать предметом особого теоретического исследования, однако все-таки
будет не лишним попытаться показать, что принятое нами определение права
выражает точно коренной смысл этого слова. И хотя возражение, предположенное
выше, представляется на первый взгляд довольно веским, однако в свою очередь
ему должно противопоставить доводы, не менее веские. [814]
Другими словами, – особое внимание, с коим люди относятся к правам в отличие от других отношений, составляет существенный признак прав; и если наука, не желая удовлетвориться констатированием одного этого признака, ищет полного определения права, то она должна отыскать такие характеристические свойства, которые так или иначе включают в себя или соединяют с собою вышеуказанный признак. [...]
Печатается по:
Хропанюк
В. Н. Теория государства и права. Хрестоматия. Учебное пособие. – М., 1998, –
944 с.