Михайловский И.В. 

СУБЪЕКТИВНОЕ ПРАВО

ОБЪЕКТ ЮРИДИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

Михайловский И.В. Очерки философии права. С. 439 – 444, 461 – 464, 509 – 510,597 – 604

 

[...] Основным вопросом в учении о юридическом отношении является вопрос о субъективном праве.

В чем заключается сущность субъективного права? Вопрос этот считается одним из наиболее трудных и спорных в нашей науке. Есть даже ученые, которые предлагают совершенно выбросить из науки понятие субъективного права, утверждая, что никаких субъективных прав в социальной жизни нет, а есть только обязанности, налагаемые на членов общества юридическими нормами. Нечего и говорить, что эта теория самым резким образом расходится с жизнью, на каждом шагу дающей примеры существования субъективных прав: общежитие, где никто не имел бы никаких прав, а только нес бы одни обязанности, немыслимо. А из общего учения о юридических нормах, мы знаем, что они с одной стороны повелевают, а с другой – предоставляют (те или иные права).

Многочисленные теории, решающие вопрос о сущности субъективного права•, можно свести к трем группам.

1) Теории воли. Эти теории сущность субъективного права видят в воле того субъекта, кому принадлежит данное право. Из различных определений этой группы наиболее характерными надо признать следующие: право есть воля субъекта, признанная общей волей, или – совпадающая с общей волей, или – содержание которой составляет норму права (Виндшейд, Шуппе, Бирлинг и др). [795]

Односторонность этой теории обнаруживается ясно, если мы обратим внимание на следующие факты правовой жизни. По смыслу теории всякое действие, совершенное субъектом права (в пределах своего субъективного права) представляет собою действие одобряемое «общей волей», согласное с нормой права. Но ведь правовая жизнь на каждом шагу дает примеры действий безнравственных, которые совершаются в пределах данных субъективных прав: напр, человек, пользуясь правом неприкосновенности жилища, устраивает там оргии. Неужели можно говорить, что т. наз. «общая воля» одобряет, находит желательными такие действия? Или представим себе, что человек, обладающий достаточными средствами, абсолютно не желает ничего делать ни для своего личного духовного развития, ни для т. наз. общего блага и свои деньги тратит исключительно на чувственные удовольствия, в которых проводит всю жизнь. Не может возникнуть ни малейшего сомнения, что он имеет право так поступать; но с другой стороны несомненно, что иное поведение никоим образом не может быть признано желательным с точки зрения той нормы права, опираясь на которую человек в нашем примере злоупотребляет своим субъективным правом.

Далее, – если субъективное право есть воля управомоченного, то каким образом могут обладать правами зародыши, дети, помешанные? Если субъективное право есть воля управомоченного, то как возможны случаи приобретения прав без какого бы то ни было участия этой воли или даже вопреки ей? Как возможны случаи сохранения прав против воли управомоченного?

2) Теория интереса. Эта чрезвычайно распространенная в настоящее время теория ведет свое начало от Иеринга, подвергшего весьма резкой критике теорию воли.

По мнению Иеринга, субъективное право состоит из двух элементов: элемент материальный, или субстанционный – польза, выгода, интерес, и элемент формальный – юридическая защита этого интереса, защита в форме иска. Отсюда – право есть интерес, защищаемый иском; право есть юридическая обеспеченность пользования интересом.

При рассмотрении вопроса о содержании юридических норм нами была разобрана теория интереса. Мы видели, что сплошь и рядом у людей существуют самые насущные интересы, но нет соответствующего права, и наоборот – есть права, даже нарушающие интересы управомоченных. Мы видели, что если целью права сплошь и рядом является интерес, то из этого никоим образом нельзя заклю[796]чать, что сущность права есть интерес. Отметить надо еще, что часто права даются вовсе не в интересах управомоченных лиц, а в интересах других. Наконец, нельзя в одно время говорить, что право есть «обеспеченный интерес» и «обеспечение пользования интересом».

3) Теории свободы. При изучении вопроса о содержании юридических норм мы пришли к результату, что этим содержанием является внешняя свобода человека, юридическая норма определяет внешнюю свободу людей в общежитии и служит основанием субъективных прав. Отсюда ясно, что сущность субъективного права есть внешняя свобода, определяемая нормой.

Однако такое определение субъективного права многие ученые находят неполным. Для чего необходима человеку эта внешняя свобода? Большею частью она необходима для того, чтобы человек мог пользоваться известным благом или осуществлять известный интерес. Таким образом вешняя свобода является в большинстве случаев средством для достижения определенных целей общежития. Отсюда вытекает необходимость внести в понятие субъективного права признак интереса. Получаем такое определение: субъективное право есть предоставленная юридической нормой сфера внешней свободы для осуществления определенного интереса.

По поводу этого определения следует иметь в виду, что вопреки мнению некоторых ученых интерес, осуществляемый при помощи субъективного права, может быть не только личным интересом управомоченного, но и интересом других лиц (напр, его детей, подопечных), или интересом общественным, государственным (напр, право отправлять правосудие дается судей для осуществления государственного интереса).

Но и такое расширенное определение многие считают не достаточно точным.

Указывают на то, что понятие права тесно связано с понятием власти. Опираясь на это, говорят, что если юридическая норма предоставляет кому-либо определенную сферу внешней свободы для беспрепятственного осуществления того или иного интереса, то такое осуществление может быть достигнуто только тогда, когда управомоченный получает известную власть как над объектом своего прим, так и по отношению к другим лицам. От этих лиц он имеет право требовать определенного поведения, и это право обеспечено за ним государством, к которому он всегда может обратиться за помощью в случаях неисполнения его требований. Таким образом, [797] субъективное право есть известная сфера власти, предоставленная управомоченному для осуществления определенного интереса.

Для надлежащего понимания этого определения необходимо помнить, что здесь речь идет не о фактической власти, а о власти юридической. Юридическая власть, может быть предоставлена правопорядком управомоченному субъекту, но бытовые отношения нередко складываются так, что лишают его возможности проявить эту власть (случаи бессилия права). Тем не менее эта юридическая власть остается у субъекта в потенциальном состоянии и всегда может проявиться при благоприятных условиях.

Сравнивая только что приведенные три разновидности определения субъективного права, не трудно заметить, что они нисколько не противоречат друг другу и что первое из них должно быть признано основным: оно является более широким и охватывает собою два остальных. В самом деле, – сущность субъективного права есть внешняя свобода, определяемая юридической нормой. Очень часто эта внешняя свобода является лишь средством для осуществления известного интереса; но бывают случаи, когда она рассматривается, как самоцель, независимо от какого бы то ни было интереса (напр, право личной свободы).

Наконец, часто правопорядок снабжает управомоченного субъекта определенной сферой власти, при помощи которой он может заставить соответствующих лиц исполнить лежащие на них обязанности. В таких случаях присущая правопорядку мощь, сила индивидуализируется, сосредоточивается в руках управомоченного: удовлетворение его требования (правопритязания, облеченного в форму иска) обеспечивается всею силою высшего внешнего авторитета, санкционирующего правопорядок. Но подобно тому, как не все юридические нормы снабжены внешними принудительными гарантами, так и не все субъективные права являются индивидуализированной мощью правопорядка, не все (пока) могут быть защищаемы при помощи исков.

Теперь, если мы сопоставим теорию внешней свободы, как сущности субъективного права, с теориями воли и интереса, то увидим, что обе последние теории могут быть примирены с первой в высшем синтезе: теория воли верна, поскольку осуществление субъективного права зависит от воли управомоченного, а теория интереса верна, поскольку субъективное право является средством для осуществления определенного интереса. [798]

Проявления субъективного права. Субъективное право есть центр тяжести юридического отношения, его самый характерный признак (некоторые ученые даже отожествляют понятия юридического отношения и субъективного права).

Мы знаем, что юридические отношения строятся по двум типам: основные и производные. В основном юридическом отношении субъект осуществляет так или иначе свое право над объектом, в производном – он предъявляет требования к другим субъектам, препятствующим ему осуществлять это право. В первом случае субъективное право проявляется в виде отдельных правомочий субъекта относительно объекта; во втором бучи оно проявляется в виде притязаний (или правопритязаний) к другим субъектам (Anspruch).

По поводу понятия притязания (введенного в науку Виндшей-дом) существует мнение, что наука может отлично обойтись без него. Это мнение основывается на якобы спорности и невыясненности понятия притязания. Так, некоторые ученые утверждают, что самая сущность субъективного права заключается именно в притязании; другие строго различают эти понятия; третьи находят, что иногда притязание совпадает с субъективным правом, а иногда от него отличается.

На самом деле спорность понятия «притязание» – кажущаяся. Притязание есть проявление субъективного права, проявление в форме требования, обращенного управомоченным к другому субъекту, так или иначе нарушающему его право. Ясное дело, что ни отождествлять притязания с субъективным правом, ни резко различать эти понятия нельзя. Подобно тому, как субъективное право может проявиться во множестве отдельных правомочий (напр, из права собственности на сад вытекают правомочия гулять в саду, рубить деревья, пользоваться фруктами, продавать их, отчуждать части сада и т.д.),- так это же субъективное право может проявиться во множестве притязаний: не гуляй в моем саду, не рви там яблоки, не пускай в него свиней, не прихватывай части его и т.д.

Если бы мы отожествили понятия «притязание и «субъективное право», то должны были бы признать, что мое право собственности на сад целиком, без остатка, проявилось в притязании: «не гуляй в моем саду». Между тем субъективное право представляет собою центр, из которого подобно лучам исходят всевозможные правомочия (по отношению к объекту) и правопритязания (по отношению к нарушителям какого-нибудь из этих правомочий). [...]

[799]

[...] Мы знаем, что юридическая отношения не существуют изолированно. Если взять искусственно-изолированное юридическое отношение, то в нем одна сторона имеет право, а другая – соответствующую обязанность; получается положение, при котором эта другая сторона подчинена первой. Но юридические отношения имеют самую тесную взаимную связь, из одного юридического отношения неизбежно вытекает другое, третье и т.д. В результате оказывается, что взамен обязанностей каждый обязанный субъект имеет права в других юридических отношениях, и наоборот: лица обладающие правами, вместе с тем несут обязанности в других отношениях. Таким образом, происходит компенсация, возмещение прав и обязанностей, их равновесие.

Замечается тенденция провести принцип равенства между правами и обязанностями: если субъект имеет известные обязанности, то взамен их он должен иметь права, и наоборот. Этот принцип вытекает из самой идеи права, которая требует, чтобы 1) каждый получил «свое», то, что ему причитается и 2) чтобы в каждом человеке признавалась личность с ее свободой.

По поводу принципа равенства необходимо помнить, что люди равны только как люди вообще, отвлеченно взятые, т.е. как разумно-нравственные, а потому свободные существа. Следовательно, равенство вытекает из свободы, а не наоборот. Принадлежащее свободе равенство есть равенство прав, т.е. равенство юридическое, формальное, но никоим образом не равенство материальное. Равенство материальное, т.е. равенство в пользовании наличными благами, о чем мечтают социалисты, противоречит свободе. «Как свободное существо, всякий человек, одинаково с другими, является независимым источником деятельности; но т. к. материальные и умственные силы и способности людей, их наклонности, их положения, наконец, те условия и обстоятельства, среди которых они действуют, неравны, то и результаты их деятельности не могут быть одинаковы. Свобода необходимо ведет к неравенству. Отсюда ясно, что уничтожать неравенство можно только подавивши самую свободу, из которой оно истекает, искоренивши в человеке самостоятельный .центр жизни и деятельности и превративши его в орудие общественной власти, которая, налагая на всех общую меру, может, конечно, установить общее равенство, но равенство не свободы, – а рабства» (Чичерин. Собственность и государство. I, 259).

В последнее время многие ученые, весьма далекие от социализма, выдвигают требование равенства исходного пункта (а не полного [800] материального равенства социализма и его крайнего проявления – коммунизма).

В основу этого требования кладут «право на достойное человеческое существование» и утверждают, что государство должно не только устранять юридические препятствия к развитию свободы, но и доставлять материальную возможность для наилучшего проявления свободы, т.к. пользование свободой может быть совершенно парализовано недостатком средств. При этом указанные ученые энергично подчеркивают, что речь идет только о содействии государства, а вовсе не о вмешательстве, не об опеке; что в основу всего должна быть положена свобода личности, ее энергия, инициатива; что должна быть граница, дальше которой недопустимо государственное вмешательство.

По поводу этих новых течений необходимо сказать, что выставляемые ими принципы страдают неопределенностью и растяжимостью. Когда коммунисты требуют полного материального равенства, это вполне определенно и ясно: мы отлично понимаем, что здесь отвергается свобода, что личность превращается в бесправное существо. Когда представители чистого правового государства требуют полного невмешательства государства во внутреннюю жизнь, это опять-таки вполне ясно и определенно: мы понимаем, что в основу всего кладется свобода личности и ее права, хотя бы такой режим и приводил нередко к уродливым результатам. Точно так же не возбуждает принципиальных сомнений то направление, которое, оставаясь на почве правового государства, расширяет задачи государства, требуя его содействия (в определенных направлениях) личной и общественной работе.

Но когда нам говорят, что человек имеет право требовать от государства обеспечить ему достойное существование, когда некоторые ученые этого направления поясняют, что здесь речь идет об обеспечении «известного образования, условий здоровой жизни и некоторого имущественного достатка», то сейчас же возникают серьезные сомнения. Откуда выводится такое субъективное право, как право на достойное существование? Ведь из принципов естественного права его нельзя вывести. Его можно вывести только из смешения порядка нравственности с порядком права. И чем отличаются эти требования от социалистического «права на труд» и тому подобных «прав»?

Ясное дело, что все это открывает самый широкий простор для государственной опеки и вмешательства, что все это приводит к [801] развитию принципа равенства за счет принципа свободы. Отчего тогда не установить не только минимальный предел материального достатка, но и максимальный, конфискуя в казну всякий излишек? Отчего не превратить всех граждан в государственных рабочих? Отчего не уравнять всех по одной мерке во всех отношениях, чтобы устранить всякие поводы для зависти и т.п.? И оказывается, что желание ученых рассматриваемого направления отмежеваться от социализма и коммунизма – не осуществимо. Но только социализм гораздо последовательнее: он прямо заявляет, что личность не имеет никаких прав, что основной принцип есть равенство, а не свобода и что по отношению к государству граждане имеют только одни обязанности.

Итак, равенство как понятие, входящее в состав идеи права, есть равенство формальное, юридическое: все люди равны в своем человеческом достоинстве, все имеют равное право на покровительство закона, все равны перед законом, для всех должны быть равные условия приобретения отдельных субъективных прав. Но из того, что все могут приобретать те или иные права, вовсе не следует, что все обладают этими правами. Такое обладание зависит от целого ряда условий, существующих в положительном праве, а условия эти не могут быть одни и те же для всех времен и народов, это во-первых, а, во-вторых, что еще важнее: приобретение многих прав есть результат личной деятельности, энергии, способностей, что, конечно, не может быть равным у всех.

Сообразно с изложенным должен быть решаем вопрос о равновесии прав и обязанностей в юридических отношениях. Из принципа формального равенства следует, что такое положение, при котором человек несет одни только обязанности, не получая никаких прав, должно быть признано ненормальным с точки зрения идеи права. Но из этого же принципа, с другой стороны, следует, что равновесие прав и обязанностей в юридических отношениях может быть только формальное: сторона, несущая обязанности, должна иметь соответствующие права в других отношениях, и наоборот. Ни о каком материальном равенстве здесь не может быть и речи, потому что сущность права есть не интерес, а внешняя свобода, т.е. начало формальное.

Задача, которую стремится разрешить объективное право, заключается в том, чтобы возможно справедливее распределить взаимные права и обязанности в юридических отношениях согласно началу: «каждому свое». Вместе с тем правопорядок должен парали[802]зовать темные стороны естественного неравенства людей в том смысле, чтобы не допускать превращения человека в бесправное существо, в простое средство для чужих интересов, хотя бы это были интересы самого государства. [...]

ОБЪЕКТ ЮРИДИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

[...] Вторым необходимым элементом юридического отношения является объект его, т.е. то, на что субъект имеет право, или то, к чему обязан пассивный субъект. Юридическое отношение так же немыслимо без объекта, как оно немыслимо без субъекта; не может быть как бессубъектных прав, так и безобъектных прав.

Мы знаем, что понятие обязанности не имеет в области права самостоятельного значения, а представляет собою оборотную сторону субъективного права. Поэтому если мы желаем ближе определить понятие объекта юридических отношений, мы можем ограничиться определением объекта субъективного права. Принимая во внимание установленную сущность субъективного права, мы скажем, что объектом нрава надо признать все то, что входит в предоставленную субъекту сферу внешней свободы, или все то, что подчиняется его юридической власти.

Некоторые ученые (позитивисты) дают такое определение: объектом права является все то, что служит средством осуществления интересов субъекта. Не повторяя сказанного раньше о неправильности теории интереса, здесь укажем на один назидательный логический вывод из приведенного: малолетний сын является средством для осуществления интересов отца.

Дальнейшее исследование понятия объекта приводит к новому вопросу: что же именно входит в сферу внешней свободы, что подчиняется юридической власти субъекта?

Факты жизни показывают разнообразие объектов права. Отец требует возвращения похищенного у него ребенка. Учитель музыки имеет право получить плату за уроки. Пригласивший этого учителя имеет право на определенные действия учителя. Купивший товар в магазине имеет право взять товар и унести его к себе. Запершийся у себя в квартире имеет право требовать, чтобы никто туда не входил без его разрешения. Гражданин имеет право не быть произвольно арестованным агентом власти. И т.д., и т.д. [803]

Возникает вопрос: можно ли свести все эти объекты к одному понятию?

Утвердительный ответ дает монистическая теории. Одни ученые сводят все объекты права к людям, утверждая, что если право есть господство одного лица над другим, то объектом всякого права может быть только человек. Другие находят, что объектом права является не человек, а его воля, третьи сводят все объекты к действиям людей; четвертые к их поведению. Существует мнение (Коркунов), что объектами права являются различные силы: собственные силы субъекта, силы природы, силы других людей и силы общества.

Ни одна из монистических теорий не может быть принята.

Против теории, сводящей все объекты прав к людям, достаточно возразить указанием на принципиальное различие между объектами в таких юридических отношениях, как покупка раба, с одной стороны, и договор с учителем музыки – с другой: очевидно, что во втором случае объектом права ученика никоим образом не является человек.

Точно так же неправильно считать волю объектом права: если даже и признать, что во многих юридических отношениях для активного субъекта важно подчинить себе волю пассивного субъекта, то ведь это подчинение является лишь средством для того, чтобы осуществить известный интерес. В этом интересе, в известном благе, в известных действиях пассивного субъекта и лежит центр тяжести юридического отношения.

Нельзя сводить все объекты права к действиям. Если я купил в музыкальном магазине рояль Блютнера, то объектом моего права является рояль, а не действия приказчика или владельца магазина. Точно таким объектом права отца является его малолетний сын, а не действия кого бы то ни было.

Что касается теории Коркунова, то неправильность ее очевидна уже из только что приведенных примеров. Разве рояль есть сила природы? Разве принадлежащий мне том прелюдий Шопена есть сила природы? Разве объектом права отца являются силы его двухмесячного ребенка?

Наиболее правильной из монистических теорий можно признать теорию, сводящую все объекты прав к поведению людей. Но и эта теория принята быть не может. Совершенно верно, что все юридические нормы регулируют поведение людей. Таким образом, можно сказать, что это поведение является объектом юридических норм (объективного права). Объектом же юридических отношений [804] (субъективного права) является в громадном количестве случаев не поведение само по себе, а те блага, выгоды, которые получаются в результате поведения в каждом данном случае для управомоченного субъекта.

Итак, свести к одному понятию все разнообразные объекты права нельзя. Задача теории должна заключаться в сведении всех объектов права к нескольким типическим группам, в классификации объектов.

Прежде чем приступить к разрешению этой задачи, мы должны устранить одно недоразумение. Существует мнение, что юридическое понятие объекта прав совпадает с экономическим понятием о благах. Отсюда выводится, что вещь, лишенная всякой экономической ценности, не может быть объектом права. Это мнение основано на двух положениях, неправильность которых выяснена была раньше: 1) отожествление понятий права и интереса и 2) субъективное право может быть только в области частного права, но не публичного. Но даже в области частного права мы имеем факты, противоречащие рассматриваемому мнению: в семейственном праве целый ряд отношений лишен имущественного характера. Кроме того, существуют, напр., права собственности на предметы, не имеющие никакой экономической ценности. Принадлежащие мне письма умершего дорогого мне человека – это такая же моя собственность, как и принадлежащий мне дом; положительное право должно охранять оба эти объекта от посягательств, несмотря на то что первый имеет чисто субъективную ценность.

Существует несколько классификаций объектов прав. Наиболее распространенными являются две: одна делит все объекты на три группы – а) вещи, Ь) действия и с) лица; другая к названным группам прибавляет четвертую, а именно – собственную личность субъекта со всеми ее проявлениями. Вторая классификация представляется более правильной, причем для большей точности термин «действия» лучше заменить термином «поведение». Таким образом получаем четыре категории объектов: 1) собственная личность субъекта, 2) вещи, 3) поведение людей и 4) люди. Каждая из этих категорий имеет свои подразделения. [...]

[...] Защита прав и гарантии правопорядка. Каждый правопорядок есть, как мы знаем, реализация начал естественного права в данной социальной среде. В этом – высшее освящение правопорядка, его непоколебимая этическая основа. Но несовершенства человеческой природы, недостатки социального и политического строя и [805] другие причины влекут за собою поведение людей, противоречащее нормам положительного права и нарушающее субъективные права. Очевидно, что одни этические основы, на которых строится правопорядок, сами по себе еще не достаточны для непоколебимости его. Нужны дополнительные гарантии. Эти гарантии делятся на три группы: социальные, политические и юридические.

1) Социальным гарантиям представляют собою чрезвычайно разнообразную группу условий, могущих содействовать прочности правопорядка. Все эти условия создают то «соотношение реальных сил», о котором так любят говорить позитивисты. Здесь мы имеем распределение экономических благ в различных формах, всевозможные взаимные отношения разнообразных социальных групп, господствующие религиозные и нравственные воззрения, степень распространения просвещения, общий характер народа и т.д. В результате получаются господствующие в населении нравы, создающие то, что называется «общественным мнением». Если эти нравы стоят на должной высоте, они могут быть сильным оплотом против всевозможных правонарушений, откуда бы таковые ни исходили.

Но не следует забывать, что одним из важных факторов, создающих весь уклад социальной жизни и влияющих на нравы, является право. И если верна поговорка: quid leges sine moribus», то с таким же основанием можно сказать: «quid mores sine legibus». Юристу более чем кому-нибудь другому не следует переоценивать значение социальных гарантий, потому что в результате можно дойти до чрезвычайно опасных выводов, а именно – до отрицания значения права и его институтов И тогда можно сказать: «были бы люди хороши, а учреждения не важны». При таком положении мы получим быт, где все делается «по душе» и где может атрофироваться чувство законности; а отсюда весьма недалеко до господства произвола в разнообразных формах.

Лучшим доказательством справедливости сказанного может служить современное положение важнейшего из факторов, создающих т. наз. общественное мнение», а именно – периодической Прессы. Если газета имеет такой большой спрос, если она для большинства заменяет собою книгу, если она приобретает такое важное значение в социальной жизни, то это свидетельствует только о низком уровне умственного развития общества, которое жалкий и фальсифицированный суррогат принимает за настоящую духовную пищу. А когда кучка людей с самым легковесным умственным и [806] весьма сомнительным нравственным багажем создает «общественное мнение», можно с уверенностью сказать, что из двух зол – или вовсе не иметь периодической прессы, или иметь ее в виде современных газет, – второе несравненно хуже. Не даром мы видим такое отрицательное отношение к газете со стороны всех выдающихся умов.

2) Политические гарантии. Они заключаются в надлежащей организации государственной власти со всеми ее разветвлениями. Эта организация должна свести к минимуму опасность вырождения власти в голый деспотизм; она должна гарантировать добросовестное исполнение всеми агентами власти своих обязанностей и уважение ими прав граждан.

Основные понятия, относящиеся к затронутой области, разрабатываются в той части курса, которая посвящена общему учению о государстве, а детальная разработка соответствующих учреждений применительно к условиям места и времени относится к области государственного права. Поэтому здесь мы должны ограничиться несколькими замечаниями.

Само собою разумеется, что не может быть одной организации государства, пригодной для всех времен и народов. Но, несомненно, что во всех изменениях, которые показывает нам история, можно проследить различные комбинации одних и тех же элементов, а именно: монархии, аристократии и демократии. В последнее время некоторые ученые предсказывают, что эволюция форм государственного устройства приведет к окончательному торжеству демократами. Ничего не может быть понятнее таких предсказаний, если стать на точку зрения личных симпатий авторов; но с другой стороны ничего не может быть антинаучные. Даже если оставаться на почве исторических данных, то и тогда мы должны будем признать, что эти данные свидетельствуют не в пользу демократии. А если к фактам истории мы присоединим философское изучение сущности государства и различных его элементов, то мы скажем, что идеалом может быть только гармоническое сочетание монархии, аристократии и демократии и что из всех чистых форм государства демократия является худшей, а монархия – лучшей. Отсюда вывод: такое сочетание должно быть произведено на основе монархического начала. Основными гарантиями в интересующем нас сейчас вопрос являются следующие: надежная система взаимных сдержек и контроля, препятствующая различным органам власти нарушать права граж[807]дан; широкое развитие местного самоуправления; надлежащая организация законодательного учреждения; создание стоящей на высоте своей задачи бюрократии. Но венцом всего является создание того органа власти, которому вверяется по преимуществу охрана права,- суда. Это приводит нас к последней группе гарантий правопорядка.

3) Юридические гаранты. Они заключаются в том, что каждый, чье субъективное право нарушено кем бы то ни было, может обратиться к суду и получит соответствующее удовлетворение.

Ясное дело, что только при последовательном проведении в правовую жизнь этого положения будут вполне обеспечены субъективные права, а правопорядок получит наиболее солидные гарантии. Такое проведение не встречает принципиальных препятствий при правонарушениях, совершенных частными лицами. Если частное лицо нарушает право другого частного лица, это последнее всегда может обратиться в суд или с гражданским, или с уголовным (а иногда и с обоими вместе) иском. Правопорядок должен наилучшим образом организовать соответствующие институты судебного права, чтобы обеспечить каждому защиту от всевозможных посягательств на его права. Здесь еще раз отметим чрезвычайно слабо организованную защиту многих прав личности, односторонне квалифицируемых некоторыми учеными как «нематериальные интересы». Кроме того, напомним сказанное раньше, что возбуждение преследования против нарушителей всех частных прав должно быть принципиально обусловлено желанием потерпевшего. В этом отношении современный правопорядок переходит должные границы, а современная наука находит вполне правильным такое вмешательство государства в сферу частных правь.

Точно так же если частное лицо нарушает права государства, то защита этих прав осуществляется судебным порядком. Суд в таких случаях решает спор о праве между личностью и государством. Только такой порядок соответствует идее правового государства и принципу уважения к правам личности.

Противоположный порядок, т.е. применение принудительных мер против нарушителей прав государства без участвия суда, был бы аналогичным самоуправному осуществлению своих прав частными лицами, т.е. порядку, господствовавшему на низших ступенях культуры.

Но хотя в области гражданской и уголовной юрисдикции далеко не все явления современной государственной жизни могут быть [808] оправданы с точки зрения выставляемых философией права идеалов, все же здесь в общем практика стала на правильный путь, т.е. принципиально признала, что суд является охранителем всех соответствующих субъективных прав.

В другом положении находится третья область юрисдикции -административная юстиция.

Если органы государственной власти, осуществляя функции властвования, нарушают чьи-либо субъективные права, не совершая при этом ни уголовного, ни гражданского правонарушения, мы получаем то, что принято называть административным правонарушением. Казалось бы, что единственно правильной формой защиты субъективных прав, нарушенных такими действиями агентов государства, является обращение заинтересованных лиц к суду, который должен восстановить нарушенное право.

Но, несмотря на всю очевидность этого положения, практика современных государств начинает делать только первые шаги для проведения его в жизнь. Только в Англии мы находим вполне последовательно проведенный принцип судебного восстановления всякого субъективного права, кто бы ни был его нарушителем; только в этой классической стране законности государство окончательно порвало с системой самоуправного осуществления своих прав, и все требования свои к гражданам подчиняет судебному контролю. Остальные государства представляют собою регрессирующий ряд, начиная с таких государств, как Бельгия, более всего приближающаяся к Англии в этом отношении, продолжая Францией с ее значительно развитой административной юстицией, Германией, где положение дела страдает неопределенностью, несмотря на достигнутые успехи, кончая Россией, где существуют лишь слабые зародыши административной юстиции.

Препятствием для проведения в жизнь английской системы служит неверное понимание теории разделения властей, из которой выводят недопустимость вмешательства суда в сферу действия администрации. Но здесь забывают, что вся роль суда заключается в осуществлении юрисдикционной функции, а эта функция охватывает собою все правонарушения, кем бы они ни были совершены. Администрация может совершать целый ряд актов, по-видимому, тождественных с юрисдикционными; но как только по поводу этих актов возникает спор между нею и заинтересованным лицом, утверждающим, что его право нарушено, на сцену должен выступить тот [809] орган государственной власти, который существует для того, чтобы разрешать все споры о праве.

Но самым важным препятствием для проведения английской системы являются переживания той эпохи, когда существовало только одно понятие подданного и не было еще понятия гражданина, когда личность не имела никаких прав, уважать которые должно было государство. Даже в настоящее время есть ученые разных направлений, утверждающие, что государство есть знаменитый Гоббсовский Левиафан, что все субъективные права суть лишь рефлексы объективного права, что существуют только одни обязанности, а не права, и т.п.

И вот, когда идея правового государства начала мало-помалу проникать в жизнь, когда отношения между гражданами и государством начали принимать характер юридических отношений, практика начала допускать ряде форм защиты субъективных прав граждан, нарушенных действиями должностных лиц. Первоначальной формой были разного рода прошения и жалобы потерпевших, обращенные к высшим органам администрации; затем появилось выделение некоторых дел, передача их в ведение суда; учреждение специальных административных судов, не входящих в судебное ведомство, и передача этим судам некоторых споров между частными лицами и администрацией; комбинации жалоб по начальству и административных исков, и т.п.

В основе всех этих попыток лежит одна идея, а именно – необходимость судебной защиты всякого субъективного права, идея, уже реализовавшаяся в Англии. Нет ни малейшего сомнения, что она реализуется и в остальных государствах, тем более что некоторые уже много сделали для ее реализации (Франция, Бельгия, Скандинавские государства). И тогда каждый гражданин будет иметь право защищать свои субъективные права путем исков трех видов: гражданского, уголовного административного.

Но из того, что существует административный иск, вовсе не следует, что должен существовать какой-то особый административный суд: ведь гражданские и уголовные иски рассматриваются одним и тем же судом (в разных отделениях точно так же и административные иски должны входить в компетенцию общего суда (принцип единства и исключительности судебной власти). Все аргументы защитников специальных административных судов не выдерживают критики и представляют собою уступки существующей практике, сложившейся под влиянием отмеченных переживаний. [810]

Итак, административная юстиция есть контроль суда над законностью действий правительства и подчиненных ему органов администрации, а также местных самоуправляющихся общин. Этот контроль осуществляется следующим образом: каждый управомоченный субъект, считающий, что его право (частное или публичное) нарушено действиями органа власти; выразившимися или в распоряжении, или в издании незаконного указа (регламента), обращается в суд с административным иском. Если суд найдет, что право действительно нарушено, он отменяет соответствующее распоряжение или указ, а также может предписать органу власти исполнить лежащую на нем обязанность.

Еще раз повторим: только при полном проведении в жизнь этих положений можно говорить о правовом государстве; а, следовательно, только при таком порядке государственная власть будет обладать высшим этическим авторитетом в глазах граждан. А в результате получатся самые благодетельные эффекты для государства: любовь граждан к государству и готовность всем жертвовать для его поддержания.

Само собою разумеется, что для выполнения своей столь важной и ответственной миссии, – быть высшим охранителем права, – суд должен стоять на надлежащей высоте. Он должен быть одинаково далек и от тенденций поколебать существующий политический и социальный строй, и от тенденций превратиться в послушное орудие временных течений внутренней политики, и от тенденций отражать в себе все проявления «общественного мнения». Олицетворение справедливости, консерватизма, спокойствия, беспристрастия, высшего авторитета, государственной мощи, всей полноты научных и профессиональных знаний, житейского опыта и нравственной чистоты, он должен быть основой всей государственной жизни, lustitia fundamentum regnorum!

К этому идеалу должны быть направлены все усилия законодателя и государственного деятеля, к этому идеалу должны быть обращены взоры каждого студента – юриста. [811]

Печатается по: Хропанюк В. Н. Теория государства и права. Хрестоматия. Учебное пособие. – М., 1998, – 944 с. (Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается начало текста на следующей  странице печатного оригинала данного издания)