Виртуальный методический комплекс./ Авт. и сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф Политическая наука: электрорнная хрестоматия./ Сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф.

Политическая система общества Политические партии и партийные систкмыПолитические партии в России

Нормы, санкции и правоотношенияПраво как институт политической системы

Политические институты и организации

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ, ПАРТИЙНЫЕ СИСТЕМЫ, ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДВИЖЕНИЯ

НАЗАД    Дюверже М. Политические партии 

Далее: Однопартийность фашистская и коммунистическая Однопартийность и демократия

 

Основные черты однопартийности

 

Теории однопартийности предшествовала практика. Случалось даже, что до теории вообще дело так и не доходило: просто в некоторых государствах фактически устанавливался однопартийный режим, без какого бы то ни было включения его в доктрину власти, как это произошло, например, в Турции и Португалии. Даже в СССР монополия коммунистической партии на власть была освящена лишь Конституцией 1936 г. В статье 126: “Наиболее активные граждане и наиболее сознательные представители рабочего класса и других слоев трудящихся объединяются в Коммунистическую партию СССР, которая выступает авангардом трудящихся в их борьбе за укрепление и развитие социалистического строя и является руководящим ядром как всех организаций трудящихся, так и органов государства”. Оправдание однопартийности необходимостью уничтожения классов появилось гораздо позже. Окончательно теория однопартийности была выкована в Италии и Германии. К этому следует добавить, что каждая из партий создала свою собственную теорию однопартийности: теории фашистской партии в Италии и национал-социалистической – в Германии довольно существенным образом отличаются друг от друга. Первый опыт анализа однопартийности как института датируется 1936 г.8

Образы однопартийности, которые рисуют ее сторонники и ее противники, не совсем тождественны. Вторые в принципе принимают общую схему, предлагаемую первыми, но по многим пунктам существенно корректируют их интерпретацию. Апологеты системы признают за ней двойственную роль: единственная партия выступает у них в качестве элиты и одновременно выполняет [c.320] функцию связи. Эра масс повлекла за собой упадок традиционных социальных элит: единственная партия ставит себе цель выковать новые элиты, создать новый правящий класс, объединить и сформировать политических вождей, способных организовать страну, ибо сами массы управлять не могут. Партия – с ее молодежными организациями с их сложной иерархией и целым рядом испытаний, которые ее члены проходят в самой партии, с ее механизмами контролируемого вступления лишь после стадии шефства и испытательного срока – представляет собой своеобразную сеть, которая через свои ячеи “отцеживает” элементы будущей элиты. Одновременно она просвещает их и делает способными выполнить свое предназначение; она систематически организует, структурирует и иерархизирует их. Поскольку новый правящий класс в отличие от старого, где царил индивидуализм, организован, то он образует свою особую общность в недрах народной общности, для которой служит примером и руководителем. Элита, таким способом отобранная и подготовленная партией, может благодаря ей выполнить свою руководящую роль. Основные политические, административные и экономические руководители подбираются в партии, но и сама партия как таковая постоянно контролирует все государственные органы. Ее функция – не столько управлять, сколько обеспечивать динамизм управления и выверять его курс. А следовательно, представители партии присутствуют повсюду: от министерских советов – до самых нижестоящих местных или узкоспециальных комитетов, от административных учреждений – до профсоюзов, кооперативов, культурных обществ, etc., если только сама партия или ее вспомогательные организации попросту не присваивают исполнение некоторых функций непосредственно себе.

С другой стороны, партия устанавливает прямой и постоянный контакт между правительством и страной. Главная проблема всех авторитарных режимов обычно заключается в изолированности вождей от масс: в демократических обществах выборы позволяют руководителям узнавать их мнение и периодически выверять свою позицию по отношению к ним; диктатура лишена этого политического компаса. Здесь руководители рискуют все больше и больше оторваться от народа, полностью потерять связь с ним, тем более что они окружены подчиненными, которые из лести вводят их в заблуждение и [c.321] обманывают, лишь бы быть в милости. А одних полицейских донесений недостаточно, чтобы преодолеть тот железный занавес, который отделяет правителей от управляемых. Единственная же партия, напротив, исключает изоляцию с помощью тысяч своих ячеек и отделений, рассеянных по всей стране, во всех слоях населения и в любой социальной среде. Правительство постоянно “прислушивается к массам”, оно может знать мнение народа на свой счет, его колебания и изменения. Становится возможным строить линию своего поведения на базе общественного мнения, а равно моделировать и само общественное мнение, поскольку контакт устанавливается не только по восходящей линии: “народ – руководители”, но и по нисходящей: “руководители – народ”. Подобно тем радиостанциям, которые обеспечивают одновременно и прием, и передачу сообщений, единственная партия заставляет вождей слышать голос страны, а страну – голос вождей. Сама пирамидальность инфраструктуры позволяет “верхам” знать реакции “низов” во всем их многообразии, а “низам” обеспечивает получение директив “сверху” с комментариями, скорректированными применительно к каждой социальной среде. Партия доносит до правительства мнение народа; она делает решения правительства понятными народу. Правоверные, составляющие партию, “подогревают” индифферентных – тех, кто остается вне партийной общности. Деятельность первых оказывается тем более эффективной, что сами они как индивиды остаются в лоне народа. Официальные функционеры или пропагандисты не добились бы соответствующего результата в силу их отчужденности от “управляемых”. Эффективность партии объясняется ее двойственной сущностью: она является одновременно и органом государства, способным понимать его решения изнутри и полностью с ними солидаризироваться, и, с другой стороны, – объединением граждан, которые чувствуют (как сами по себе, так и через своих близких) настроения народных масс и могут донести их до руководителей.

Противники однопартийности вносят свои коррективы в это идиллическое описание. На их взгляд, партия представляет собой новый вариант очень древнего социологического феномена: преторианской гвардии, которая позволяет тирану поддерживать свою диктатуру. Дело не столько в отборе элиты, сколько в создании [c.322] привилегированного класса, связанного с режимом теми особыми Преимуществами, которыми он пользуется: материальные блага, монополия на руководящие посты, большие, чем у других граждан, права и возможности, etc. Действительно, чтобы вступить в партию и удержаться в ней, преданность диктатору значит гораздо больше, нежели личные достоинства или способности к руководящей работе. Единственная партия имеет тенденцию превращаться в клиентеллу диктатора, связанную с ним теми привилегиями, которыми пользуются ее члены. Нова лишь техническая организации этой клиентелы, само же ее существование – общий атрибут всех тиранических систем. Что же касается контакта между народом и правительством, то противники однопартийности его вовсе не отрицают. Но они расценивают его восходящую линию как весьма ограниченную: партийная дисциплина, обожествление вождя и широко принятое здесь самовосхваление весьма быстро приводят к изоляции членов партии от масс, и они начинают скрывать их подлинные настроения. К тому же необходимость “угождать” всем иерархическим инстанциям обязывает искажать истину по мере передачи от одной инстанции к другой, заменяя ее вымышленными сведениями, которые можно было бы выдать за мнение низов. Активист еще может отдавать себе в этом отчет, если способен сделать умственное усилие и освободиться от партийных лозунгов, но даже элементарная осторожность побуждает его искажать истину, когда он информирует своего местного “шефа”; новая деформация в силу тех же мотивов постигает ее при передаче последним своего сообщения региональному начальству; и еще одна – когда региональный начальник обобщает все эти сведения, прежде чем представить в центр новую дезинформацию, и когда сам центр “представляет вопрос” вождю партии, который одновременно является и вождем государства. В конечном счете последний оказывается ничуть не меньше изолированным от народа, чем Людовик XIV в своем Версале.

Настоящий контакт устанавливается лишь по нисходящей линии. Главное дело партии состоит в распространении в обществе велений диктатора, обеспечении правительственной пропаганды. Именно в этом и заключается самое настоящее ее своеобразие. Сила этой преторианской гвардии – не в копьях и пиках, как то было во времена античных тиранов, а в пропаганде. Единственная [c.323] партия неотделима от современной техники воздействия на массы. Она представляет из себя пропагандистский орган, наиболее совершенный из всех доныне известных. Она идеально приспособлена для управления общественным мнением, для того чтобы его формировать, ставить в определенные рамки, регулировать и направлять. Но убеждения и даже навязывания не всегда оказывается достаточно: их дополняют слежка и репрессии. Будучи органом пропаганды, партия выступает также и полицейским органом, и ее оригинальность здесь не менее велика. Надзор и донос составляют две существенные обязанности добросовестного активиста. Сама организация партии позволяет ей следить за всем. Каждый отсек этого здания имеет миссию контролировать благонамеренность его обитателей, выискивать подозрительных и избавляться от них. Партия – это инструмент террора. При этом можно выделить террор внешний и внутренний. Первый состоит в надзоре членов партии за всей совокупностью граждан, что гарантирует преданность нации в целом. Второй представляет собой взаимную слежку членов партии друг за другом, что обеспечивает преданность политической элиты. И внутренний подчас выглядит более строгим, чем внешний: членство в партии отнюдь не всегда обеспечивает спокойную жизнь, скорее напротив. И это не преувеличение. В большинстве современных тоталитарных государств различные партийные органы берут на себя полицейские функции (ОВРА, Гестапо, МВД, etc.): сотрудничая с ними в деле всеобщего сыска и выявления инакомыслящих, партия не растворяется в них. Такая же специализация наблюдается и в пропаганде, по крайней мере в Германии, где министерство пропаганды было отделено от партии; в СССР, напротив, “агитпроп” (агитация и пропаганда) остается основной деятельностью партии. Своеобразие единственной партии нередко преувеличивается ее сторонниками, но оно не должно недооцениваться ее противниками.

Последние подчеркивают, что функции, официально признаваемые за единственной партией ее апологетами, не отличаются по своей природе от тех, что берут на себя обычные партии в плюралистических демократиях. Эти функции точно так же имеют целью выделение политической элиты и достижение контакта между народом и властью, но монополия партии в принципе изменяет их отправление. Сама эта монополия на власть [c.324] оправдывается всевозможными способами: каждый однопартийный режим придерживается здесь своей собственной трактовки. Одни усматривают в единственности партии отражение единства нации, другие – отражение социального единства. Первая версия принадлежит фашистским или консервативным доктринам. Согласно им, демократический плюрализм приводит к деформации общего интереса вследствие борьбы между интересами частными, принося потребности народа в целом в жертву конфронтации специфических целей тех или других отдельных его слоев. Перефразируя знаменитую метафору, можно было бы сказать: “Отечество больше не узнает себя в кривом зеркале партий”. У этого общего положения имеются два обоснования: одно теоретическое, другое практическое. Первое в общем и целом берет свое начало от Руссо и его концепции всеобщей воли, которая была искажена дроблением на корпоративные интересы: известно недоверие людей 1789-го к “корпусу посредников”; не приходится сомневаться, что они не приняли бы плюрализма партий. Второе обоснование покоится на истолковании факта: такой плюрализм препятствовал бы преследованию правителями общественного блага, что так или иначе составляет их высшую цель. “Когда в одной стране несколько партий, это рано или поздно фактически приведет к тому, что невозможно будет эффективно участвовать в общественных делах, не входя в партию и не выступая на чьей-либо стороне. Каждый, кто действует в публичной сфере, желал бы действовать в ней эффективно. Таким образом те, кто печется об общественном благе, либо перестает о нем думать и обращается к другим занятиям, либо проходит через каток партий. Но в таком случае он оказывается в плену таких забот, которые исключают заботу об общественном благе”9.

Но эти аргументы, пожалуй, работают скорее в пользу устранения всех партий вообще, нежели в защиту однопартийности. Ведь точно такой же вывод можно сделать и из коммунистической доктрины, хотя обоснования там совершенно иные. Однопартийность – естественное следствие марксистской доктрины и политического строя Советского Союза. Мы уже видели, что марксизм рассматривает партию как политическое выражение различных социальных классов, а не в [c.325] качестве идеологического объединения. Точнее, для него идеологическая характеристика есть нечто вторичное по отношению к социальной, поскольку идеология детерминирована экономическими отношениями и порожденными ими коллизиями. С другой стороны, русские руководители утверждают, что в России уничтожены классовые различия и реализована марксистская схема бесклассового или классово однородного общества. Из этого следует, что для существования многопартийности нет больше оснований. Коммунистическую доктрину единственной партии пытаются резюмировать в следующем силлогизме: а) каждая партия есть политическое выражение социального класса; b) но СССР есть общество с однородными классами с) стало быть, в СССР может существовать только одна партия. Строго говоря, эта жесткая схема несколько извращает коммунистическую концепцию партии, отождествляя общество без классов и общество с однородными классами. Понятие социального класса предполагает их дифференциацию: вполне корректна и адекватна марксизму будет лишь формулировка “общество без классов”. Но тогда вторая посылка и заключение данного силлогизма должны выглядеть иначе. Если сказать: “b) итак, СССР есть общество без классов”, то из этого следует: “с) стало быть, в СССР не должно быть никакой политической партии”. Согласно доктрине и Маркса, и Ленина, партия есть организация для борьбы одного класса против другого; если же нет больше классов, то нет больше и их борьбы: организация становится излишней. Русская концепция партии носит менее статичный и законченный характер: в ней утверждается, что классов в СССР нет – после уничтожения буржуазии и “класса эксплуататоров”, но последние не ликвидированы окончательно, они могут возродиться, и в этом отношении должны быть приняты суровые меры предосторожности. Отсюда и необходимость сохранения коммунистической партии – орудия борьбы рабочего класса, направленной на искоренение всех его противников, органа неусыпного надзора, цель которого состоит в том, чтобы предотвратить их возрождение.

Другое обоснование однопартийности выводится М. Маноилеско: оно связывается с тем фактом, что современные авторитарные государства отказались от принципа политического нейтралитета. В свое время [c.326] нейтральное государство сменило государство – “носителя идеалов”, государство, олицетворяющее ценности, мораль, этику, etc. В условиях такого нейтралитета плюрализм партий естествен: государство уважает любую мораль и любые идеалы, а значит и все партии, которые их защищают. Его роль состоит лишь в том, чтобы блюсти условия их соперничества и препятствовать тому, чтобы какая-то одна из них обнаружила склонность поглотить все другие. Совершенно очевидно, что все меняется, стоит лишь государству самому примкнуть к какой-либо одной определенной этической системе: тогда оно может допустить лишь единственную партию – ту, которая эту систему защищает. Ведь получается, что другие в данном случае борются не в государстве, но против государства, против ценностей, которые оно олицетворяет. Это умозрительное рассуждение явно согласуется с некоторыми реальными фактами. Никто не станет отрицать, что плюрализм существует лишь в рамках демократических режимов, провозгласивших себя нейтральными. Невозможно отрицать и то, что единственная партия как правило, функционирует в государствах, которые отвергли эту нейтральность и провозгласили свою приверженность определенной догме. Развитие единственной партии совпадает с возрождением государственных религий в той новой форме, которую они приняли в современном мире; и это не столько государственная религия, сколько государство-религия. Государство не просто примыкает к трансцендентной вере, которая существует вне его, в форме объекта и цели, – оно само становится этим объектом и этой целью. Вместе с тем некоторые единственные партии возникли и в нейтральных государствах, отнюдь не провозглашающих себя носителями каких-либо идеалов, – например, в Турции. А с другой стороны, нейтральность демократических режимов тоже нередко преувеличивают: демократия не лишена этического принципа – она защищает либеральную этику, которую ставит выше других. Верно и то, что множество партий могут нормально функционировать лишь в той мере, в какой их борьба ограничивается технической почвой; стоит им принять религиозный или моральный характер, как эта борьба приобретает форму непримиримой и плюрализм оказывается под угрозой. Но плюрализм вовсе не исключен и для государств – носителей [c.327] идеалов: в СССР, например, борьба сторонников приоритетного развития тяжелой или легкой индустрии вполне могла бы превратиться в борьбу партий – если бы режим это допустил. Маноилеско исходит из чересчур узкой и жесткой концепции политических партий, которая не согласуется с опытом. Он слишком привязан к либеральному представлению о партии-идеологии, не принимая в расчет марксистского понятия партии-класса. [c.328]

 

НАЗАД   ОГЛАВЛЕНИЕ  Далее: Однопартийность фашистская и коммунистическая Однопартийность и демократия

_________________________________________________________

8 Manoilesko M. Le Parti unique. P., 1936.
Вернуться к тексту

9 Weil S. Цит. no Vallon L. Lе Dilemme francais, 1951.
Вернуться к тексту