Тенденция к автократии

Виртуальный методический комплекс./ Авт. и сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф

Политическая наука: электрорнная хрестоматия./ Сост.: Санжаревский И.И. д. полит. н., проф.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ, ПАРТИЙНЫЕ СИСТЕМЫ, ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДВИЖЕНИЯ

Разграничим сначала автократию открыто признаваемую, которая служит исключением, и автократию замаскированную, выступающую правилом. Первая встречается в фашистских или псевдофашистских партиях, где “фюрер-принцип” заменяет выборы как основу легитимности. Верховное руководство осуществляется вождем, который сам себя облекает властью в силу своей натуры или обстоятельств. Можно выделить два типа фашистских концепций вождя: немецкую теорию, рассматривающую фюрера как провиденциальную личность, которая по самой своей природе олицетворяет германскую общность и осуществляет на этом основании верховную власть; и, затем, доктрину менее мистическую, приписывающую провиденциальный характер лишь обстоятельствам, поставившим вождя во главе партии. В первом случае вождь – настоящий сверхчеловек: это современное воспроизведение античных представлений о божественной природе правителей, теории короля-бога. Во втором случае вождь – просто человек, вознесенный судьбой (высшим Провидением, сказали бы верующие; слепой случайностью, скажут другие) на такую высоту, что лишь он один способен взять на себя верховное правление [c.189] партией. Латинский фашизм, менее мистичный и более скептический, чем немецкий, обычно предпочитает вторую концепцию – она создает вокруг вождя партии атмосферу умеренного почитания и оставляет достаточно широкую возможность критики. Но последствия обеих концепции для отбора нижестоящих руководителей идентичны: все они назначаются вождем партии на основании его собственной верховной власти.

Впрочем, иногда партии этого типа вынуждены пойти на компромисс с демократическими принципами я отдать им некоторую дань, по крайней мере внешне, – настолько сильна бывает общая вера в легитимность выборности. Эти уступки обычно более значительны на местном уровне, нежели в высшем эшелоне, и централизованность партии практически почти лишает их какой то бы ни было эффективности. В качестве примера можно привести организацию Объединения французского народа (РПФ), созданную в 1947 г. генералом де Голлем. На уровне коммун бюро официально избрано: все руководители, следовательно, выдвинуты демократическим путем, по крайней мере внешне. В рамках департаментов выборные бюро сосуществуют с уполномоченными, назначенными центром. Причем первое обладает правом инициативы, а второй – правом вето; фактически прерогативы уполномоченного центра оказываются гораздо значительнее, чем это кажется на первый взгляд. На региональном уровне обнаруживается уже только назначаемый уполномоченный. И, наконец, в центральном эшелоне все без исключения руководство назначается вождем партии, кроме съезда и Национального совета. Но первый собирается лишь один раз в год; дебаты проходят там за закрытыми дверями, в специализированных рабочих комиссиях; пленарные заседания посвящаются только заслушиванию речей руководителей партии и утверждению заключений комиссий. Национальный совет также играет лишь консультативную роль. Действительная власть, помимо вождя партии, принадлежит Директивному совету и секретариату, члены которого назначаются непосредственно генералом де Голлем (сам секретариат состоит из его личных сотрудников). Центральное руководство остается чисто автократическим.

Немногим отличаются от РПФ и некоторые другие партии, где автократия лишь частично признается открыто: наряду с выборными руководителями мы видим [c.190] назначенных или кооптированных, которые могут уравновешивать влияние первых. В знаменитых бирмингемских caucus, которые в конце XIX века сыграли большую роль в организации британских партий, мы тоже обнаруживаем хитроумную смесь выборов и кооптации. Их базой выступали квартальные комитеты, состоящие из выборных членов и такого количества кооптированных, которое эти демократически избранные пожелали в них привлечь; на вершине – Исполнительный комитет из 110 членов: из них 48 непосредственно избраны членами партии в каждом квартале, 32 – комитетами кварталов, образованными тем самым способом, о котором мы только что говорили, и 30 кооптированных этими восемьюдесятью, а между ними – Генеральный комитет, нечто вроде совещательного собрания, состоящего из 110 членов исполнительного комитета и 480 делегатов, избранных в кварталах; внешне система выступала как широко демократическая. С ней можно сопоставить современную организацию некоторых демо-христианских партий. Во французской МРП. например. Национальный комитет состоит из 10 кооптированных членов и Комитета директоров – из 5 человек. В бельгийской христианской социальной партии коммунальные и окружные комитеты могут дополнительно кооптировать в свой состав половину от избранных членов; на центральном уровне Генеральный совет имеет в своем составе 12 кооптированных членов (из более чем ста), а Национальный комитет – 4 кооптированных из 21. На местном уровне количества кооптированных вполне хватает для того, чтобы придать системе полуавтоматический характер; на центральном уровне этого недостаточно: там кооптация преследует цель включить в руководство партии лиц (интеллектуалов, инженеров и т. д.), не участвующих в политической жизни федераций, но чей опыт может быть полезен партии. Тот же смысл кооптация имеет и в МРП.

В ФКП назначение руководителей высшими инстанциями или кооптация (с последующим утверждением центром) прямо предусмотрены статьей 7 устава “в определенных обстоятельствах и случаях, которые Центральный комитет оценивает как относящиеся к разряду препятствующих свободному развитию и деятельности партии”. Вторая формулировка содержит завуалированное предположение о ситуации, когда партия вынуждена уйти в подполье: первая более туманна и широка: практически [c.191] она позволяет Центральному комитету прибегать к кооптации или назначению всякий раз, когда он посчитает это нужным. Таким путем легко может быть пресечена любая попытка оппозиции. Мы увидим далее, что ко всему прочему предоставленное комитету секции право определять способ представительства ячеек на ее конференции позволяет подавить малейший элемент демократии в выдвижении руководителей, если в том есть необходимость.

Частичное использование открытой автократии не мешает использованию методов автократии скрытой, которые применяются всеми партиями, официально признаваемыми демократическими; доля ее может быть большей или меньшей, но автократия присутствует всегда. Для маскировки автократии могут служить две технологии: избирательные манипуляции и различие реальных и видимых вождей. Первая часто берется на вооружение государством: выдвижение официальных кандидатур исполнительной властью на”управляемых” выборах в латиноамериканских или балканских странах, переходящих в прямую их подтасовку; административное давление, искажение результатов, подделка избирательных бюллетеней, etc., представляют собой целую гамму всевозможных приемов, позволяющих фальсифицировать политическое представительство. Внутри же партий, где выборы происходят в более узких рамках и публичности гораздо меньше, эти приемы еще более многообразны и эффективны. В демократических государствах избирательные манипуляции не настолько распространены и не могут существенно исказить результаты голосования; в партиях же, напротив, они используются систематически и придают формированию руководства весьма ярко выраженный автократический характер.

Отметим сначала повсеместное использование непрямого голосования: партийные руководители повсюду, кроме базовых единиц (секций или ячеек), избираются не непосредственно членами партии, а через делегатов, самих прошедших выборы. Это делегирование нередко содержит множество ступеней; особенно часто развертывают такие избирательные пирамиды коммунистические партии (табл. 18). В основе всего здания лежит конференция секции, образуемая “представителями ячеек” (ст. 17 устава), согласно “способу представительства, установленному комитетом секции” (ст. 15). Конференция, [c.192] стало быть, может состоять из секретарей и членов бюро ячеек или рядовых коммунистов, выдвинутых теми самыми бюро, деятельность которых и подлежит обсуждению на конференции: в первом случае она будет основана на представительстве первой степени по отношению к базовым избирателям; во втором – на представительстве десятой степени. Текст статьи 15 настолько туманен, что при необходимости ничто не помешает членам комитета выдвинуть самих себя в качестве представителей ячеек на конференцию секции: тот случай системы, где уже вовсе нет ничего от демократии, поскольку первый выбор – единственный, который был бы сделан членами партии, – отсутствует, и вся пирамида возведена на пустом месте. Как бы то ни было, конференция избирает комитет, который сам выдвигает бюро. На федеральном уровне федеральная конференция, образованная делегатами секций (вторая или третья степень по отношению к членам партии), избирает такой же комитет (третья или четвертая степень), также выдвигающий бюро (четвертая или пятая степень); на центральном уровне национальный съезд, образованный делегатами, избранными федеральными конференциями (третья или четвертая степень по отношению к членам партии), избирает Центральный комитет (четвертая или пятая степень), который сам выдвигает Политбюро, Секретариат и Комиссию политического контроля (пятая или шестая степень). В период между съездами созывается национальная конференция, участники которой выдвинуты федеральными комитетами (четвертая или пятая степень). Статья 26 Устава предусматривает даже, что “в случаях, когда обстоятельства будут таковы, что они препятствовали бы свободному функционированию и деятельности партии, федеральный комитет может в виде исключения и с ведома Центрального комитета назначать делегатов (съезда)”. В этом случае съезд представляет пятую или шестую степень по отношению к базовым организациям, а Политбюро, Секретариат и контрольная комиссия – шестую или седьмую.

Не все партии проводят непрямые выборы с подобной жесткостью, но используют их все. Непрямые выборы - замечательное средство устранить демократию и одновременно создать впечатление демократичности. Русco превосходно понимал, что суверенитет никому не может делегироваться: все юридические хитросплетения тех, кто получил мандат, вокруг представительства тех, [c.193] от кого он получен, не могут заслонить одной непреложной истины: психология делегатов и делегирующих никогда не совпадает, и таким образом каждая дополнительная степень понемногу увеличивает разрыв между волей низов и решениями верхушки. Выборы партийных руководителей малой группой делегатов и прямой их выбор массой членов партии – совсем не одно и то же. Мы уже не говорим о том, что в малых группах куда легче осуществить и другие избирательные манипуляции в силу ограниченной численности голосующих. Накладываясь друг на друга в ходе последовательных голосовании, такие манипуляции все больше и больше фальсифицируют выборы по мере их восхождения вверх по ступеням избирательной пирамиды. Это особенно заметно в тех случаях, когда стараются заставить выдвинуть партийных функционеров в качестве делегатов конференции и съездов, где должно избираться партийное руководство, – ведь с такой выгодной позиции функционерам, например, федеральным секретарям, гораздо легче воздействовать на рядовых избирателей. В этих условиях партийные съезды напоминают аудиторию служащих перед лицом своих работодателей: первые обнаруживают очевидную тенденцию поддерживать вторых, чьими креатурами они, собственно, и являются.

Наряду с непрямыми выборами почетное место в арсенале избирательных манипуляций занимает презентация кандидатов. Некоторые партии официально ограничивают в своих уставах свободу выбора избирателей, открыто регламентируя презентацию. Нередко такая система связана не только со стремлением внести во внутрипартийную жизнь элемент автократии, но и с желанием усилить централизацию или децентрализацию. Иногда центр берет презентацию на выборах местных руководителей в свои руки, что явно усиливает централизацию; так, устав ФКП гласит: “федеральный комитет должен согласовать с Центральным комитетом кандидатуру федерального секретаря”. В австрийской социалистической партии руководители местных организаций избираются исключительно по списку “доверенных лиц” (Parleimitarbeiter), составленному окружной организацией, то есть “спущенному” сверху: доверенные лица – обычно члены партии, оцениваемые как особо преданные и способные, из тех, что прошли курсы обучения, организованные в центральных [c.194] социал-демократических школах; в данный момент примерно на каждых 12 рядовых членов партии приходится по одному доверенному лицу. В бельгийской христианской социальной партии кандидаты в председатели местных комитетов представляются партийному собранию для голосования самим местным комитетом, но после апробации в окружном комитете; председатели окружных комитетов точно так же представляются окружным комитетом после апробации в Центральном комитете. И наоборот: презентация высших руководителей может происходить при участии местных организаций, что имеет споим результатом возрастание децентрализации; эта тенденция выражена гораздо слабее, чем предыдущая. В бельгийской социалистической партии кандидатуры в бюро представляются окружными федерациями, которые должны сформировать список, равный количеству предусмотренных мест: это фактически усиливает влияние федерального руководства. В бельгийской католической партии кандидатуры в Национальный комитет представляются самим Национальным комитетом или комитетами провинций и округов. В австрийской социалистической подготовку выборов в Национальный сонет осуществляет избирательная комиссия, в составе которой должны присутствовать представители провинциальных организаций, с учетом “по возможности” их численности: эта комиссия делает доклад собранию делегатов провинций, окончательный же проект затем представляется на рассмотрение съезду.

Но официозная презентация куда более распространена, нежели официальная. Есть немало партий, где на выборы выставляется только одна кандидатура (или один список). Такова обычная практика коммунистических партий: то, что происходит на национальных съездах, нельзя назвать настоящими выборами Центрального комитета – это простое, в чистом виде, утверждение; выборы здесь всего лишь формальность, ритуал, лишенный всякого значения; похоже, такие же методы используются и в нижестоящих эшелонах. Но и партии, претендующие олицетворять собой ортодоксальную демократию, используют подобные же технологии: так, у радикал-социалистов выборы Бюро нередко приобретают характер утверждения единственного списка кандидатов: то же самое и в умеренных и консервативных партиях многих стран. Вопреки распространенному мнению, [c.195] чем ближе к базовым организациям – тем меньше демократии. На национальных съездах иногда еще обнаруживается сопротивление официозным кандидатам; но оно очень редко на уровне секций, комитетов или ячеек. И уж вовсе исключение, когда члены этих низовых групп не утверждают в качестве руководителей тех кандидатов, которые предложены им сверху. Низы пасуют перед автократическими методами в силу многих причин: трудно договориться, чтобы обеспечить успех стихийной оппозиции; крайне мало личностей, способных такую оппозицию возглавить; большинство членов партии уклоняется от участия в голосовании, etc.

Сама организация выборов дополняет эффект презентации. Здесь могут быть одновременно использованы два разных рода манипуляции: фальсификация списков избирателей и фальсификация голосования. Первый прием весьма часто применяется на съездах радикал-социалистов: механизм представительства таков, что искушенные руководители могут коренным образом повлиять на состав съезда. Для любого члена партии, полностью уплатившего взносы на день съезда и способного за отдельную плату купить “билет съезда”, даже выбор места его проведения приобретает принципиальное значение: члены близлежащих комитетов могут туда добраться, тогда как представителям более отдаленных удается принять в нем участие лишь в виде редкого исключения. Уходящий руководящий комитет, назначая съезд на территории федерации, благосклонно относящейся к его членам, может тем самым внести существенный вклад в дело своего повторного переизбрания. Ведь если закупить билеты оптом и распределить их среди “сознательных” членов партии, вполне можно добиться желаемых результатов. Даже в партиях, где представительство устанавливается более строгим образом, использование этих методов ограничено, но не запрещено. Разве созывая в 1872 г. Генеральный сосет Интернационала в Гааге, Карл Маркс и поддерживающая его некоторая часть руководства не избрали этот город заведомо потому, что он “мало доступен для некоторых оппозиционеров и совершенно недоступен для других”?¹ Даже в большинстве современных социалистических партий, где демократические [c.196] процедуры уважаются больше, чем в каких-либо иных, механизм подсчета голосов допускает кое-какую “подмогу”. В СФИО, например, каждая федерация имеет право на один мандат съезда для каждого оплатившего 12 месячных марок: это попросту означает, что для подсчета представительства федерации на съезде общее число приобретенных казначеем месячных марок делят на 12. Богатой федерации, понятно, ничего не стоит закупить марок гораздо больше, чем она их может разместить среди своих членов. Депутат или влиятельный активист, имеющий финансовую поддержку, может таким окольным путем заполучить мандат съезда.

С другой стороны, представительство часто определяется далеко не пропорциональному весу федераций. В партии радикалов вплоть до 1945 г. количество представителей в Исполнительном комитете наполовину зависело от численности федерации, наполовину – от численности населения департамента: какая-нибудь хилая федерация густонаселенного департамента вполне могут иметь большее представительство. чем значительная, по функционирующая в небольшом департаменте. Этот порядок поистине разоблачает приниженную роль рядового члена партии в его собственной организации. В MPII представительство федераций определяется по нисходящей шкале: один мандат на каждого пятого члена из 200 первых, затем один на каждые 100 членов при численности организации от 200 до 5.000, на 200 – сверх этой цифры: система, явно рассчитанная на благоприятствование новым группам и одновременно – на ограничение роли наиболее сильных федераций; она приводит к росту скрытых форм влияния центра, ибо, как свидетельствует практика, оппозиция всегда зарождается в крупных федерациях. В американских партиях национальные съезды основаны на системе представительства, которая ставит и более выгодное положение аграрные, слабо населенные штаты по сравнению со штатами, для которых характерна концентрация крупных городов и высокая плотность населения. Это дезориентирует всю страну, превращая отношение Запад – Восток и Север – Юг в главную ось политики (табл. 19).

На местном уровне подобные трюки с избирательным корпусом также весьма распространены. Представительство на региональные съезды менее упорядочено и влияние руководства здесь еще больше. На уровне секций [c.197] ставка делается не столько на манипуляцию представительством (поскольку выборы здесь прямые), сколько на отстранение членов партии, мало расположенных отдать свои голоса (если бы они осуществили свое право голоса) официозным кандидатам, или, наоборот, на включение в состав голосующих поддерживающих этих кандидатов псевдочленов, которые не должны были бы голосовать. Внезапный созыв, с тем чтобы помешать своевременному оповещению оппозиции; назначение собраний на неудобные часы, для того чтобы оттуда ее устранить; использование команд головорезов, которые “прорываются” в зал с тем, чтобы участвовать в голосовании, – все эти средства в то или иное время применяются определенными партиями. Искусством сфабриковать нужное решение досконально владеют американские боссы. Создатели бирмингемских caucus усовершенствовали их методы; они использовали специальные “кочующие команды”, переходящие от квартала к кварталу на избирательных митингах, чтобы за счет их голосов обеспечить решительную поддержку выдвижения тех делегатов, которые благоприятно настроены по отношению к официозному ставленнику. Кстати, не нужно забывать, что явка на собрания всегда низка, и голосующие представляют лишь малую часть членов партии: то есть, так или иначе, но выдвижение ими руководителей никогда не бывает полностью демократичным.

И, наконец, избирательные манипуляции могут касаться самих выборов. Демократические принципы требовали бы тайного голосования бюллетенями, но это условие не всегда соблюдается. На нижестоящем уровне присутствующим нередко предлагают выразить свое согласие или отказ с места, с помощью поднятых рук, что совершенно меняет характер голосования, – это уже не выборы, а всего лишь утверждение типа плебисцита. Та же самая процедура порой имеет место и в высших эшелонах, на национальных или региональных съездах: например, у радикалов бюро или председатель партии часто оказываются избранными просто с помощью приветственных возгласов; на коммунистических съездах эта процедура – стала правилом, и единодушие достигается всегда. Иногда голосование тайными бюллетенями имеет место, но во всех розданных бюллетенях стоят имена одних только официальных кандидатов, так что оппозиционное голосование весьма затруднительно, и такие [c.198] голоса рискуют рассеяться. Более современной и утонченной, нежели эти механические манипуляции выборами, выступает психологическая манипуляция голосующими. В нижних эшелонах официозным кандидатам оказывают поддержку лица, имеющие вес в общественном мнении (депутаты, журналисты, центральное руководство): в исходе голосования существенную роль может сыграть их престиж среди членов партии, тем более что последние тешат себя мыслью, будто их собственная значительность измеряется значительностью той важной персоны, которую ради них “мобилизовали”. На национальных съездах такое личное воздействие на голосующих обнаруживается во всем своем многообразии и полноте. Ведь провести съезд – это целое искусство: нужно действовать в кулуарах, разлагать соперничающие группы, тайно интриговать в комиссиях. Классический образец в этом смысле – сценарии съездов французских радикалов или конгресса, избирающего председателя американской партии; но подобные приемы используют все партии.

Нельзя не признать, что искусство интриги свойственно не одним только партийным съездам: в парламентах оно точно так же в ходу. Однако публичность дебатов сдерживает здесь влияние закулисных маневров, тогда как полузакрытый характер партийных ассамблей о укрывает для них неограниченную свободу. [c.199]