ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ РЕЖИМ

НАЗАД  ОГЛАВЛЕНИЕ  ДАЛЕЕ

Баранов Н.А. Трансформации современной демократии:

Учебное пособие. СПб.: Балт. гос. техн. ун-т, 2006. 215 с

Глава 2.

Определения демократии 

В политической науке при изучении данного феномена, прежде всего, исходят из определения демократии как формы правления, которая определяется исходя либо из источников власти правительства, либо из целей, которым правительство служит, либо из процедур его образования. Как отмечает С.Хантингтон, «при определении демократии по источнику власти или целям правительства возникают двусмысленность и неточность, создающие серьезные проблемы…».[1] Поэтому исследователи отдают предпочтение процедурному определению демократии.

Одна из самых популярных в мировой политологии дефи­ниций современной демократии, которую возродил патриарх исследований плю­ралистических моделей демократии Роберт Даль, - полиархия. Это не система власти, которая воплощает в себе демок­ратические идеалы во всей их полноте, но правле­ние, в достаточной степени приближающееся к та­ким идеалам. В контексте со­временности это понятие подчеркивает политический плюра­лизм и способность институтов нынешней демократии обеспечивать взаи­модействие и согласование интересов индивидов и групп без утраты их самостоятельности и принципиального равенства.

Хрестоматийной стала знаменитая формулировка, данная демократии Авраамом Линкольном в «Геттисбергском обраще­нии» в 1863 году. В нем перед лицом «славных павших» президент клянется, что «эта нация в державе Божией даст новое рождение свободе и что правление, принадлежащее наро­ду, осуществляемое народом и служащее народу, никогда не исчезнет с лица Земли».[2] Или в другом переводе: «клянемся, что погибшие не отдали свои жизни напрасно, что наша нация, Госпо­дом благословенная, обретет возрождение свободы, что правление народа, определяемое народом, для народа никогда не исчезнет с лица земли».[3]

Так как любая из дефиниций демократии далека от того, чтобы быть всеобъемлющей, утверждает А.Турэн,[4] следует определять демократию более усложнено и реалистически – как свободный выбор правления, представляющего интересы большинства и уважающего фундаментальное право всех людей жить в соответствии со своими убеждениями и основными интересами. Его поддерживает французский политолог Ги Эрмэ, который  считает, что демократия, прежде всего, означает реальную возможность для управляемых выбирать и смещать мирным путем и через регулярные промежутки времени управляющих ими.[5]

Свободный выбор правителей управляемыми, детерминация политического выбора по принадлежности к социальным, экономическим или культурным группам, уважение к правам человека – именно из сочетания, считают французские исследователи, этих институциональных установлений, этого нравственного индивидуализма и рождается демократия. Как отмечает американский либеральный экономист Людвиг фон Мизес, цель индивидуализма – создание сферы, в которой индивид свободен думать, выбирать и действовать, не наталкиваясь на ограничивающее вмешательство государства, общественного аппарата сдерживания и принуждения.[6]

Мы больше не можем в наше время признавать, что демократия должна быть выражением всеобщей воли, потому что это может привести к устранению меньшинств и установлению бесконтрольной и неограниченной абсолютной власти.

Как мо­жем мы соединить признание социаль­ных конфликтов с признанием общего интереса и тем самым правительства, которое не будет обеспечивать защиту только одного слоя населения, если не при­знавать, что социальный конфликт явля­ется борьбой между социальными кате­гориями, придающим социаль­ный характер пользованию ресурсами и культурными ценностями, которые раз­деляются обеими соперничающими сто­ронами и огромным большинством членов общества? Именно такое соеди­нение общих культурных ценностей и сугубо социальных конфликтов и делает возможной демократию.

Для большинства граждан их приверженность демократии основывается на убеждении, что она является единственным политическим режимом, способным обеспечить надежное сочетание защиты индивидуальных интересов и заботы об общем интересе.

Культурная сфера, в рамках которой может устано­виться демократия, определяется, таким образом, сочетанием универсального принципа рациональности и призыва к личной самобытности, которая сама имеет двойной аспект: право избирать индивидуальную жизнь и уважение к корням и наследию, исходя из которых каждый индивидуум должен свободно творить свою конкретную личность и противостоять внешнему господству. В этом заключается важность уважения прав меньшинств во всех нынешних размышлениях о демократии. Не пре­доставлять какому-либо меньшинству выбора, помимо интеграции или полной ассимиляции с обществом и культурой большинства или маргинализации, кото­рая граничит с самоисключением из это­го общества, - значит серьезно ущем­лять права человека. С другой стороны, если каждая культурная группа опреде­лит свою самобытность исключительно в плане ее отличия от других групп, то между ними появится полная отчужден­ность, что может привести лишь к войне и расизму. Группа меньшинства должна поэтому участвовать в жизни общества, частью которого она является, признавая рациональные действия и институцион­ные установления демократии и отстаи­вая в то же время свою собственную самобытность и уважая свободу выбора своих собственных членов.

Г.Г.Дилигенский при определении демократии акцентирует внимание на институтах, позволяющих гражданам в той или иной степени влиять на власть и политику. Отечественный ученый относит к демократическому такое общество, которое, с одной стороны, предоставляет людям «определенную степень свободы самоопределения личности – выбора формы деятельности, места жизни и работы, убеждений, источников информации и т.п. – и, с другой стороны, защиту от авторитарного произвола власть имущих, жизнь людей в рамках и под защитой закона».[7]

Демократия связана со свободой, со способностью противостоять угнетению и бюрократии, с массовым потреблением и свободными средствами информации. Все большее количество стран склоняется к де­финиции демократии, основанной на лич­ных, а не общинных ценностях. В современный период представляется необходимым осуждение как отсутствия личного выбора в авторитарных странах, так и зависимости в обществе массовых потребителей, низведенных до положения объекта, который предполагает, что по­ложение людей в социальной системе почти полностью определяет индивидуальное поведение. В связи с этим американский политолог Аренд Лиджфарт[8] предлагает различать две основные модели демократии: мажоритарную (некоторые исследователи - Р.Даль, Райкер и др. - называют ее популистской) и консенсуальную (в другой интерпретации – либеральная или полиархия).

Принцип большинства имеет противоречия между теорией и практикой. В теории принцип большинства склонны рассматривать как главный принцип принятия решений и поэтому, как главный принцип демократии. Однако на практике строгое применение этого принципа встречается не часто. Особенно в тех моментах, которые касаются самых важных решений и спорных вопросов, вызывающих глубокий раскол в обществе. В данном случае демократии, как правило, отходят от принципа большинства и применяют механизмы, которые с большей вероятностью обеспечат широкое согласие. Более того, страны, переходящие к демократии, в большей степени нуждаются в консенсуальной демократии, чем устойчивые и зрелые демократии.

Обе модели радикально расходятся в отношении коренного вопроса демократии: кто должен осуществлять управление и чьим интересам должно служить правительство, если в народе нет согласия? Ответ «большинство народа» подразумевает концентрацию политической власти в руках большинства, что соответствует мажоритарной модели демократии. Другой ответ «как можно большее число людей» предполагает разделение, распределение, сдерживание и ограничение власти, что соответствует консенсуальной модели.

Правление большинства может быть представлено в трех различных измерениях: квалифицированное большинство (две трети, три четверти и т.д.), абсолютное большинство (50 процентов плюс один голос), относительное большинство (большинство относительно других, но менее 50 процентов).  Такое толкование большинства предложил Дж.Сартори,[9] который резюмировал: если правление большинства может означать правление групп, начиная от относительного большинства, кончая полным единогласием, то оно становится столь широким, что теряет смысл.

При использовании принципа большинства, как определяющего критерия демократии, подразумеваются ограничения, налагаемые на большинство, которые могут иметь формальный или неформальный характер. Однако, не следует забывать о том, что большинство способно изменять и приспосабливать к себе существующие нормы демократии.

А.Лиджфарт задается вопросом: какие политические формы, институты и практические действия оптимальны для сосредоточения власти в руках большинства? Он выделяет девять характерных черт для мажоритарной и консенсуальной демократии.

Во-первых, прав­ление большинства достигает максимального выражения, если кабинет конт­ролируется одной политической партией, поддержанной большинством в законо­дательном органе. Во-вторых, этот ка­бинет, поддержанный однопартийным большинством, должен господствовать над законодательным органом, в котором также могут быть представлены еще од­на или несколько партий. В-третьих, за­конодательный орган, очевидно, должен быть однопалатным, чтобы обеспечить существование только одного четкого большинства, то есть чтобы избежать возможности соперничества между раз­ным большинством, что может произой­ти, если имеются две палаты. В-четвер­тых, правительственная система должна быть унитарной и централизованной, чтобы обеспечить такое положение, при котором не было бы никаких ясно обозначенных географических и (или) функциональных областей, которые не могли бы контролироваться кабинетов и парламентским большинством. В-пятых, кабинет и парламентское большинство не должны сдерживаться конституционными ограничениями; это означает, что вообще не должно быть писаной конституции, или только «неписаная» конституция, или же писаная конституция, которая может быть изменена простым большинством голосов. В-шестых, суды не должны иметь права ограничивать власть большинства путем осуществления судебного надзора, хотя если конституция может быть изменена большинством голосов, воздействие судебного надзора будет в любом случае минимальным, потому его легко можно преодолеть с помощью большинства.

Все эти шесть характерных черт мажоритарной демократии логически вытекают из принципа сосредоточения власти в руках большинства. К ним А.Лиджфарт добавляет еще три характерные черты, но не на основе логики, а потому, что эмпирический анализ показал, что они увеличивают шансы на то, что будет на деле установлено господство одной партии. Во-первых, двухпартийная система, когда две основные партии господствуют в партийной системе, в высшей степени вероятно, что на каждых выборах одна из них окажется победившей партией, или партией большинства. В свою оче­редь, двухпартийная система усиливает­ся благодаря мажоритарной форме вы­боров (в соответствии с «законом Дюверже»), и усиливается до такой степени, что в стране и ее партийной системе остается только одно главное расхожде­ние — обычно по социально-экономи­ческим проблемам — или только деление на правых и левых.

Девять противоположных характер­ных черт консенсуальной демократии — или немажоритарной демократии — А.Лиджфарт формулирует путем логичес­кого вывода из девяти характерных черт мажоритарной демократии, то есть взяв противоположное каждой из них: 1) ка­бинеты широкой коалиции вместо одно­партийных кабинетов, опирающихся на простое большинство; 2) баланс власти между кабинетом и законодательным органом вместо господства кабинета; 3) двухпалатный законодательный  орг­ан, особенно такой, в котором обе пала­ты обладают примерно одинаковыми полномочиями  и по-разному устроены, вместо однопалатности; 4) федеральная и децентрализованная структура вместо унитарного и централизованного правления; 5) «жесткая» конституция, которая может   быть   изменена   чрезвычайным большинством голосов, вместо «гибкой» писаной   или   неписаной   конституции; 5)  судебный надзор  за конституцион­ностью законодательства; 7) многопартийная система вместо двухпартийной; 8) многообразие партий, различия между которыми, в дополнение к социально-экономической сфере, лежат в одной или нескольких других областях, например религиозной, культурно-этнической, внешнеполитической или в от­ношениях «город — село»; и 9) выборы на основе пропорционального представительства  вместо   относительного   большинства.

Исследователи отмечают, что в незападном мире мажоритарные традиции сильнее.

Демократия имеет два важных значения: граждане должны иметь возможность участвовать в принятии решения, затрагивающего их интересы, либо непосредственно, либо через избранных представителей, при этом должна восторжествовать воля большинства. Правление большинства в большей степени приемлемо для гомогенных обществ. В странах, где общество расколото по этническому, культурному, социальному принципу, такое правление противоречит первичному значению демократии и разрушает перспективу создания гармоничных условий для многих людей.

По глубокому убеждению А.Лиджфарта на практике  демократии и демократические традиции, существующие в мире, гораздо ближе к консенсуальной модели, чем к мажоритарной.

Французский политолог Бертран Бади, исследуя демократию с точки зрения культурологического подхода,[10] заявляет, что постулирование универсального триумфа демократии подразумевает приписывание абсолютной ценности культуре, «порождающей демократию», дающей ей превосходство над другими культурами. Большинство сравнительных исследований усматривают родство между демократией и культурой западного христианства. Такой вывод позволяют исследователям сделать такие характерные особенности западного христианства, как упор на действие, концепция легитимности, созидание индивидуальности, использование делегирования, представления о плюрализме. В то же время авторитарные и диктаторские режимы были и остаются характерными и для западной цивилизации, что дает возможным французскому политологу сделать вывод о том, что никакая культура и никакая религия не несут в себе изначально семена демократии.

Болгарский социолог Николай Генов процессы демократизации конца ХХ века предлагает рассматривать «как всестороннюю адаптацию к качественно новым местным и международным условиям, то есть как попытку повысить общий уровень социальной рациональности с тем, чтобы достичь всесторонней (максимальной) социальной рационализации».[11] Поэтому процесс демократизации состоит из этапов, представляющих собой переход от познания к практике. В свою очередь, каждый практический шаг вперед должен быть отражен в теоретических выводах, в непредвзятом теоретическим анализе, что будет стимулировать, с точки зрения болгарского исследователя, дальнейшие программы практических перемен.

Процессы глобализации, затрагивающие все аспекты жизни, оказывают непосредственное воздействие и на политическую сферу. Влияние глобализации является системным и опосредуется происходящими процессами и взаимодействиями. По многим параметрам движущая сила данного процесса является экономической, за которой скрыты множество решений, принимаемых политическими властями с целью обеспечить открытый рыночный обмен путем устранения имеющихся препятствий. Повседневные проявления глобализации являются таким образом продуктом принимаемых политических решений на уровне как правительств, так и законодательных органов власти разных государств. Эти процессы свидетельствуют о безусловном влиянии демократии на вызовы глобализации, что позволило Ф.Шмиттеру говорить об установлении «глобальной или космополитической демократии». «Если масштабы всего на свете неумолимо и безвозвратно возрастают, если все измерения коллективного существования — производство, воспроизводство, коммуникации, тождество и власть — сами собой движутся в сторону планетарного слияния, почему бы нам не поднять на тот же уровень (конечно, постепенно) и демократические институты? – задается вопросом американский политолог. - Попытки противостоять этой динамике на национальном или… региональном уровне обречены на поражение, так что тот, кто первым примет эту динамику и заранее подготовится к ней, установив у себя соответствующие глобальные нормы и институты, окажется во главе наступающего тысячелетия». [12]

Снижение роли суверенных государств в глобализационном процессе не сопровождается возникновением соответствующих легитимных, подотчетных гражданам, органов власти на глобальном уровне, что свидетельствует о неоднозначности происходящих процессов. Существует опасность, что создание глобальной демократии будет всего лишь отражением гегемонии незначительного числа международных субъектов. Тем не менее, глобализационные процессы решительным образом влияют на политическую жизнь, отражая реальные или создавая новые тенденции в экономической, социальной, культурной и других сферах. Повседневные проявления глобализации кажутся нам такими естественными и неизбежными, что мы нередко забываем, что они являются результатом политической деятельности правительств, как демократических, так и авторитарных. Степень демократичности глобализации зависит от возможности граждан оказывать влияние на те процессы, которые связаны с ее проявлением. Создание соответствующих политических институтов и механизмов взаимодействия между ними и гражданами являются основой для функционирования глобальной демократии.

Ф.Шмиттер дает следующую дефиницию: «Современная политическая демократия — это такая система управления, при которой правящие несут ответственность перед гражданами за свои действия в публичной сфере и воздействуют на граждан косвенным путем, через конкуренцию и сотрудничество, осуществляемое избранными представителями граждан».[13]

Сопоставляя демократию и автократию, Дж.Сартори определяет демократию как политическую систему, характеризующуюся отсутствием какой-либо личной власти, основывающуюся на следующем принципе: «никто не может провозгласить самого себя главой власти, никто не может удерживать власть по своему собственному произволу». Если при демократии власть распространена, ограничена, контролируема и сменяема, то при автократии власть сконцентрирована, неконтролируема, неопределенна и неограниченна».[14]

Р.Дарендорф рассматривает два различных значения демократии. Одно из них «конституционное, где речь идет об устройстве, дающем возможность смещать правительства без революции, посредством выборов, парламентов и т.п. Другое значение демократии гораздо более фундаментально… Демократия должна подлинной, управление должно быть передано народу, равенство должно стать реальным».[15]  Однако, английский мыслитель сам признает, что фундаментальная демократия – это ошибка, и притом дорогостоящая.

Следуя традициям Й.Шумпетера, С.Хантингтон использует процедурное определение демократии: «…политическая система какого-либо государст­ва в XX в. определяется как демократическая в той мере, в какой лица, наделенные высшей властью принимать коллективные решения, отбираются путем честных, бес­пристрастных, периодических выборов, в ходе которых кандидаты свободно соревнуются за голоса избирате­лей, а голосовать имеет право практически все взрос­лое население».[16]

При этом С.Хантингтон считает необходимым учитывать ряд моментов:

Во-первых, определение на основе критерия выбо­ров является минимальным.

Во-вторых, при демократическом правлении выборные лица, принимающие решения, не обладают тотальной властью, так как разделяют власть с другими группами в обществе. Но если такие демо­кратически избранные руководители, принимающие решения, становятся просто фасадом, за которым го­раздо большую власть приобретает не избранная демо­кратически группа, то данная политическая система является недемократической.

В-третьих, созданные демократические системы могут быть не долговечными по причине низкой жизнеспособности, связанной с отсутствием стабильности, которая является ее ключевой характеристикой.

В-четвертых, демократию целесообразнее рассматривать как дихотомичную величину, признавая при этом воз­можность существования неких промежуточных случаев, которые могут быть названы «полудемократиями».

В-пятых, при недемократических режимах нет из­бирательного соревнования и широкого участия в голосовании. [17]

Российский философ И.А.Ильин также вторит Й.Шумпетеру: «Демократия заслуживает  признания и поддержки лишь постольку, поскольку она осуществляет подлинную аристократию (т. е. выделяет кверху лучших людей); а аристократия не вырождается и не вредит государству именно постольку, поскольку в ее состав вступают подлинно лучшие силы народа. Демократия, не умеющая выделить лучших, не оправдывает себя; она губит народ и государство и должна пасть».[18] Американские же исследователи Т.Дай и Л.Зиглер видят противоречивость в том, что демократия – правление народа, а сохранение ее возложено на плечи элит. В этом, по их мнению, заключается «ирония демократии: элиты должны мудро править, чтобы правление народа выжило».[19]

Другую интерпретацию демократии приводит английский политолог Джон Кин. По его мнению «демократия предстает как трудный и расширяющийся процесс распределения подотчетной власти между многочисленными публичными сферами, которые существуют внутри институционально различных областей гражданского общества и государства и в области их взаимодействия».[20] Он рассматривает демократию как особый тип политической системы, в которой институты гражданского общества и государства имеют тенденцию функционировать как два необходимых элемента, как отдельные и вместе с тем взаимозависимые внутренние сочленения в системе, где власть, независимо от того, где она осуществляется, всегда может стать предметом публичного обсуждения, компромисса и соглашения. Британский мыслитель убежден в том, что предпочтительнее навязывать мировоззрение не с помощью дубинок, а путем установления демократии как институционально закрепленного обязательства ставить под сомнение призывы следовать неким утопичным идеалам и отстаивать плюрализм, делая упор на подотчетность обществу и создавая  барьеры на пути опасной концентрации власти.

Данкварт Растоу видит суть демократии в привычке к постоянным спорам и примирениям по постоянно меняющемуся кругу вопросов и при постоянно меняю­щейся расстановке сил. «Это тоталитарные правители, - считает американский политолог, - должны навязать единодушие по вопросам принципов и процедур, прежде чем браться за другие дела. Демократия же — та форма организации власти, которая черпает сама свои силы из несогласия до половины управляемых».[21] По мнению ученого, в качестве основы демократии выступает не максимальный консенсус, а тонкая грань между навя­занным единообразием, которая ведет к какой-либо тирании, и непримиримой враж­дой, разрушающей сообщество посредством гражданской войны или сецессии. Чтобы эта грань не разрушалась необходимо чувство «сообщности», которое воспринималось бы как нечто само собой разумеющееся, а также сознательное принятие демократических процедур, что приведет к тому, что демократия будет успешно преодолевать очередной пункт из длинного списка стоящих перед ней проблем, расширяя зону консенсуса.

НАЗАД  ОГЛАВЛЕНИЕ  ДАЛЕЕ