Дж. ЛОКК.  Два трактата о правлении

Локк Дж. Сочинения: В 3 т. М., 1988. Т. 3. С. 263, 264, 270-272, 317, 318, 334-338.

Книга вторая

Г л а в а   II. О естественном состоянии

[...] 4. Для правильного понимания политической власти и опреде­ления источника ее возникновения мы должны рассмотреть, в каком естественном состоянии находятся все люди, а это — состояние пол­ной свободы в отношении их действий и в отношении распоряжения гноим имуществом и личностью в соответствии с тем, что они считают подходящим для себя в границах закона природы, не испрашивая раз­решения у какого-либо другого лица и не завися от чьей-либо воли.

Это также состояние равенства, при котором вся власть и вся юрисдикция являются взаимными, — никто не имеет больше другого. Нет ничего более очевидного, чем то, что существа одной и той же породы и вида, при своем рождении без различия получая одинаковые природные преимущества и используя одни и те же способности, долж-[148]ны также быть равными между собой без какого-либо подчинения или подавления, если только господь и владыка их всех каким-либо явным проявлением своей воли не поставит одного над другим и не облечет его посредством явного и определенного назначения бесспорным правом на господство и верховную власть.

Г л а в а   III

О состоянии войны

16. Состояние войны есть состояние вражды и разрушения. И сле­довательно, сообщая словом или действием не об опрометчивом и по­спешно принятом, но о продуманном и твердом решении лишить жизни другого человека, сделавший это вовлекает себя в состояние войны с тем, в отношении кого он заявил о подобном намерении, и, таким об­разом, подвергает свою собственную жизнь опасности со стороны дру­гого или всякого, кто будет помогать тому защищаться и примет его сторону. Вполне здраво и справедливо, чтобы я обладал правом унич­тожить то, что угрожает мне уничтожением. Ибо по основному закону природы нужно стремиться оберегать человека насколько возмож­но; когда нельзя уберечь всех, то необходимо в первую очередь думать о безопасности невинных. И человек может уничтожить того, кто с ним воюет или проявляет враждебность по отношению к нему и является угрозой для его существования, по той же причине, по которой он может убить волка или льва; ведь люди эти не связаны узами общего закона разума, ими руководят только сила и насилие, и, следовательно, их можно рассматривать как хищных зверей, как опасных и вредных су­ществ, которые несомненно уничтожат человека, как только он ока­жется в их власти.

17. Отсюда следует, что тот, кто пытается полностью подчинить дру­гого человека своей власти, тем самым вовлекает себя в состояние войны с ним; это следует понимать как объявление об умысле против его жизни. Ибо у меня имеется основание заключить, что тот, кто хочет подчинить меня своей власти без моего согласия, будет поступать со мной, добившись своего, как ему заблагорассудится, и может даже уничтожить меня, если у него будет такая прихоть; ведь никто не может желать иметь меня в своей неограниченной власти, если только он не собирается принудить меня силой к тому, что противоречит праву моей свободы, т.е. сделать меня рабом. Быть свободным от подобной силы является единственным залогом моего сохранения; и разум по­буждает меня смотреть на него как на врага моей безопасности, кото-[149]рый стремится отнять у меня свободу, обеспечивающую ее; таким образом, тот, кто пытается поработить меня, тем самым ставит себя и состояние войны со мной. Того, кто в естественном состоянии пожелал бы отнять свободу, которой обладает всякий в этом состоянии, по необходимости следует считать умышляющим отнять и все осталь­ное, поскольку свобода является основанием всего остального. Подоб­ным же образом того, кто в общественном состоянии пожелал бы от­нять свободу, принадлежащую членам этого общества или государства, следует подозревать в умысле отнять у них и все остальное и, таким образом, считать находящимися в состоянии войны.

Г л а в а   VIII

О возникновении политических обществ

95. Поскольку люди являются, как уже говорилось, по природе свободными, равными и независимыми, то никто не может быть выведен из этого состояния и подчинен политической власти другого без своего собственного согласия. Единственный путь, посредством которого кто-либо отказывается от своей естественной свободы и надевает на себя узы гражданского общества, — это соглашение с другими людьми об объединении в сообщество для того, чтобы удобно, благополучно и мирно совместно жить, спокойно пользуясь своей собствен­ностью и находясь в большей безопасности, чем кто-либо не являю­щийся членом общества. Это может сделать любое число людей, по­скольку здесь нет ущерба для свободы остальных людей, которые, как и прежде, остаются в естественном состоянии свободы. Когда какое-либо число людей таким образом согласилось создать сообщество или государство, то они тем самым уже объединены и составляют еди­ный политический организм, в котором большинство имеет право действовать и решать за остальных.

96. Ведь когда какое-либо число людей создало с согласия каждого отдельного лица сообщество, то они тем самым сделали это сообщество единым организмом, обладающим правом выступать как единый организм, что может происходить только по воле и решению большинства. Ведь то, что приводит в действие какое-либо сообщество, есть лишь согласие составляющих его лиц, а поскольку то, что является единым целым, должно двигаться в одном направлении, то необходимо, чтобы это целое двигалось туда, куда его влечет большая сила, которую составляет согласие большинства: в противном случае оно не в состоянии выступать как единое целое или продолжать оставаться еди-[150]ным целым, единым сообществом, как на то согласились все объеди­ненные в него отдельные лица; и, таким образом, каждый благодаря этому согласию обязан подчиняться большинству. И вот почему мы видим, что в законодательных собраниях, облеченных властью силою положительных законов, в тех случаях, когда в положительном законе, который облек их властью, не указано число, действие большинства считается действием целого и, разумеется, определяет силу целого, ко­торой по закону природы и разума оно обладает.

97. И таким образом, каждый человек, согласившись вместе с дру­гими составить единый политический организм, подвластный одному правительству, берет на себя перед каждым членом этого сообщества обязательство подчиняться решению большинства и считать его окончательным; в противном же случае этот первоначальный дого­вор, посредством которого он вместе с другими вступил в одно обще­ство, не будет что-либо значить и вообще не будет договором, если этот человек останется свободным и не будет иметь никаких иных уз, кроме тех, которые он имел. находясь в естественном состоянии. Ведь как тогда будет выглядеть любой договор? Какое это будет новое обяза­тельство, если человек будет связан любыми постановлениями обще­ства лишь постольку, поскольку он сам это считает удобным и дал на это свое согласие? Ведь тогда он будет все еще пользоваться такой же свободой, какой он пользовался до этого договора или какой пользуется человек, находящийся в естественном состоянии, который может побу­дить себя и согласиться на любые действия, если он считает их подхо­дящими для себя.

Г л а в а   IX

О целях политического общества и правления

123. Если человек в естественном состоянии так свободен, как об этом говорилось, если он абсолютный господин своей собственной лич­ности и владений, равный самым великим людям и никому не подчинен­ный, то почему расстается он со своей свободой, почему отказывается он от этой империи и подчиняет себя власти и руководству какой-то дру­гой силы? На это напрашивается самый очевидный ответ, что хотя в естественном состоянии он обладает подобным правом, но все же поль­зование им весьма ненадежно и ему постоянно угрожает посягательст­во других. Ведь, поскольку все являются властителями в такой же сте­пени, как и он сам, поскольку каждый человек ему равен, а большая часть людей не особенно строго соблюдает равенство и справедли-[151]ность, постольку пользование собственностью, которую он имеет в этом состоянии, весьма небезопасно, весьма ненадежно. Это побуждает его с готовностью отказаться от такого состояния, которое хотя и является свободным, но полно страхов и непрерывных опасений; и не без причины он разыскивает и готов присоединиться к обществу тех, кто уже объединился или собирается объединиться ради взаимного сохранения своих жизней, свобод и владений, что я называю общим именем «собственность».

124. Поэтому-то великой и главной целью объединения людей в го­сударства и передачи ими себя под власть правительства является со­хранение их собственности. А для этого в естественном состоянии не хватает многого.

Во-первых, не хватает установленного, определенного, известно­го закона, который был бы признан и допущен по общему согласию в качестве нормы справедливости и несправедливости и служил бы тем общим мерилом, при помощи которого разрешались бы между ними все споры. Ведь хотя закон природы ясен и понятен всем разумным суще­ствам, однако люди руководствуются своими интересами, к тому же они «то не знают, так как не изучали, и поэтому не склонны признавать его в качестве закона, обязательного для них в применении к их конкрет­ным делам.

125. Во-вторых, в естественном состоянии не хватает знающего и беспристрастного судьи, который обладал бы властью разрешать псе затруднения в соответствии с установленным законом. Ибо каждый в этом состоянии является одновременно и судьей, и исполнителем за­кона природы, а люди пристрастны к себе, и страсть и месть очень даже могут завести их слишком далеко и заставить проявить слишком боль­шую горячность в тех случаях, когда дело касается их самих; точно так же небрежность и безразличие могут сделать их слишком невниматель­ными к делам других людей.

126. В-третьих, в естественном состоянии часто недостает силы, которая могла бы подкрепить и поддержать справедливый приговор и привести его в исполнение. Те, кто совершает какую-либо несправедливость, вряд ли удержатся оттого, чтобы силой настоять на своем, когда они в состоянии это сделать; подобное сопротивление часто делает наказание опасным и нередко гибельным для тех, кто пытается его осуществить.

127. Таким образом, люди, несмотря на все преимущества естественного состояния, находятся в скверных условиях, пока они в нем пре-[152]бывают, и быстро вовлекаются в общество. Вот почему получается так, что мы редко видим, чтобы какое-либо количество людей сколько-ни­будь длительное время жило вместе в этом состоянии. Неудобства, ко­торым они при этом подвергаются в результате беспорядочного и не­надлежащего применения власти, которой обладает каждый человек для наказания проступков других, вынуждают их искать убежища под сенью установленных правительством законов, и здесь они стремятся найти сохранение своей собственности. Именно это побуждает их столь охотно отказываться от того индивидуального права на наказа­ние, которым обладает каждый, для того чтобы оно осуществлялось только тем из них, кто будет назначен на это, и посредством тех законов, о которых согласятся сообщество или уполномоченные на то лица. И вот это-то является первоначальным правом и источником как за­конодательной, так  и исполнительной власти, а равно и самих пра­вительств и обществ.

128. Ведь в естественном состоянии, не говоря о свободе, которой человек обладает для невинных развлечений, он обладает двумя видами власти.

Во-первых, это власть делать то, что он считает необходимым для сохранения себя и других в рамках закона природы. По этому закону, общему для всех, он и все остальное человечество представляют собой одно сообщество, составляют единое общество, отличное от всех других творений. И если бы не разложение и порочность выродив­шихся людей, то не требовалось бы никакого другого; не было бы не­обходимости, чтобы люди отделялись от этого великого и естественного сообщества и посредством положительных соглашений составляли ряд меньших отдельных объединений.

Другая власть, которой обладает человек в естественном состоя­нии, — это власть наказывать за преступления, совершенные против данного закона. От обоих этих видов власти он отказывается, когда присоединяется к частному, если я могу так выразиться, или от­дельному политическому обществу и вступает в какое-либо государст­во, отделенное от остального человечества.

129. От первой власти, viz. совершать все, что он считает не­обходимым для сохранения себя и остальной части человечества, он отказывается ради того, чтобы это регулировалось законами, со­зданными обществом, в той мере, в какой этого потребует сохранение его самого и остальной части этого общества; а эти законы общества [153] во многих отношениях ограничивают ту свободу, которую он имел по закону природы.

130. Во-вторых, от власти наказывать он отказывается полностью и употребляет свою естественную силу (которую он до того мог использовать для исполнения закона природы по своему собствен­ному единоличному решению, когда считал это необходимым) для ока­зания помощи исполнительной власти общества в той мере, в какой этого потребует закон. Ведь, находясь теперь в новом состоянии, в ко­тором он будет пользоваться многими благами благодаря труду, помо­щи и обществу других членов того же сообщества, равно как и защитой всей его силы, он должен также расстаться в такой же мере со своей естественной свободой ради обеспечения себя, в какой этого потребует благо, процветание и безопасность общества; это не только необходи­мо, но и справедливо, поскольку остальные члены общества поступают подобным же образом.

131. Но хотя люди, когда они вступают в общество, отказываются от равенства, свободы и исполнительной власти, которыми они обла­дали в естественном состоянии, и передают их в руки общества, с тем чтобы в дальнейшем этим располагала законодательная власть в той мере, в какой этого будет требовать благо общества, все же это дела­ется каждым лишь с намерением как можно лучше сохранить себя, свою свободу и собственность (ведь нельзя предполагать, чтобы какое-либо разумное существо сознательно изменило свое состояние на худ­шее). Власть общества или созданного людьми законодательного ор­гана никогда не может простираться далее, нежели это необхо­димо для общего блага; эта власть обязана охранять собственность каждого, не допуская тех трех неудобств, о которых говорилось выше и которые делали естественное состояние столь небезопасным и ненадежным. И кто бы ни обладал законодательной или верховной властью в любом государстве, он обязан править согласно установленным по­стоянным законам, провозглашенным народом и известным народу, а не путем импровизированных указов; править с помощью беспристрастных и справедливых судей, которые должны разрешать споры посредством этих законов, и применять силу сообщества в стране только при выполнении таких законов, а за рубежом — для предотвращения вреда или для получения возмещения за него и для охраны сообщества от вторжений и захватов. И все это должно осуществляться ни для какой иной цели, но только в интересах мира, безопасности и общественного блага народа.[154]

Г л а в а   Х

О формах государства

132. Поскольку с момента объединения людей в общество большин­ство обладало, как было показано, всей властью сообщества, то оно могло употреблять всю эту власть для создания время от времени за­конов для сообщества и для осуществления этих законов назначенными им должностными лицами; в этом случае форма правления будет пред­ставлять собой совершенную демократию; или же оно может пере­дать законодательную власть в руки нескольких избранных лиц и их на­следников или преемников, и тогда это будет олигархия; или же в руки одного лица, и тогда это будет монархия; если в руки его и его наслед­ников, то это наследственная монархия; если же власть передана ему только пожизненно, а после его смерти право назначить преемника возвращается к большинству, то это выборная монархия. И в соот­ветствии с этим сообщество может устанавливать сложные и смешан­ные формы правления и в зависимости от того, что оно считает лучшим. И если законодательная власть первоначально была передана боль­шинством, одному или нескольким лицам лишь пожизненно или на какое-то ограниченное время, а затем верховная власть снова должна была вернуться к большинству, то, когда это происходило, сообщество могло снова передать ее в какие ему угодно руки и, таким образом, со­здать новую форму правления. Ибо форма правления зависит от того, у кого находится верховная власть, которая является законо­дательной (невозможно предположить, чтобы низшая власть предпи­сывала высшей или чтобы кто бы то ни было, кроме верховной власти, издавал законы); в соответствии с этим форма государства определя­ется тем, у кого находится законодательная власть.

133. Под, государством я все время подразумеваю не демократию или какую-либо иную форму правления, но любое независимое сооб­щество (any independent community), которое латиняне обозначили словом «civitas»; этому слову в нашем языке лучше всего соответствует слово «государство» (commonwealth), оно более точно выражает по­нятие, обозначающее такое общество людей, а английские слова «об­щина» (community) или «город» (citty) его не выражают, ибо в госу­дарстве могут быть подчиненные общины, а слово «город» у нас имеет совершенно иное значение, чем «государство». [...][155]

Печатается по: Политология: хрестоматия / Сост. проф. М.А. Василик, доц. М.С. Вершинин. - М.: Гардарики, 2000.  843 с. (Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается начало текста на следующей  странице печатного оригинала данного издания)