ФИЛОСОФИЯ ПОЛИТИКИ ОСВАЛЬДА ШПЕНГЛЕРА

Во введении обосновывается актуальность избранной темы, рассматривается степень ее научной разработанности, формулируются цель и задачи исследования, раскрывается новизна работы.

В первой главе «Основные идеи политической философии Освальда Шпенглера» исследуются истоки политических идей, выясняются основные положения его философии истории, анализируются разработанные им этапы политической эволюции «высоких культур».

В первом параграфе «Предшественники и современники Освальда Шпенглера» речь идет о зарубежных и российских предшественниках Шпенглера.

В своих работах Шпенглер часто сравнивает Гёте и Ницше, называя их своими предшественниками. Если Гёте для него являлся представителем эпохи расцвета европейской культуры, то Ницше – представитель конца XIX века – времени начинающегося заката европейской культуры. По мнению Шпенглера, Ницше первый почувствовал «темп» истории, отказался от понятия «человечества», попытался понять чужие культуры. Шпенглер, однако, считал, что Ницше не смог освободиться от исторического схематизма. Шпенглер даже называет исторические конструкции Ницше «провинциальными».

Среди немецких историков XIX века в качестве предшественников Шпенглера можно выделить Карла Фольграффа и его ученика Эрнста фон Лазо[1], которые задолго до Шпенглера не только описали исторические циклы, но и высказали много других его идей. Эрнст фон Лазо опубликовал в 1856 году книгу «Новая попытка философии истории, основанной на истинных фактах». В работах Шпенглера встречаются такие идеи Лазо, как биологические метафоры, сравнение античной и западной культуры, представления о закате и гибели культур. Лазо рассматривает человечество как большой организм, который проходит в своем развитии стадии детства, юности, зрелости и старости. Идеи Фольграффа и Лазо впоследствии были воспроизведены немецким историком Генрихом Рюккертом в его «Учебнике всемирной истории в органическом представлении» (1857), который получил известность и в России.

Шпенглер заимствовал многие идеи современных ему философов, однако основную роль в становлении его мировоззрения сыграла традиция философии жизни, берущая свое начало у Шопенгауэра, Гартмана и Ницше. Что касается философии истории Шпенглера, то особое значение для него имела баденская школа неокантианства, в рамках которой развивалась идея принципиальной «непознаваемости» истории, своеобразный исторический агностицизм.

Шпенглер, тем не менее, испытал влияние Гегеля. Он использовал метод триад, несколько напоминающий гегелевскую логику. Так, любое историческое явление имеет у него первоначальную, развитую и конечную форму. Например, правящее меньшинство «высокой культуры» имеет форму вначале сословия, затем партии и, наконец, свиты. Насколько ценил Шпенглер философию Гегеля, настолько же он испытывал отвращение к марксистской философии, которую называл «экономическим дарвинизмом». Критикуя марксизм, Шпенглер указывал на его «негосударственный характер», «критический» и «теологический» способ мышления. Он предлагает рассматривать марксизм в рамках английской традиции, которая, по его мнению, противостоит немецкой.

Кроме немецких авторов на мировоззрение Шпенглера оказали влияние и российские ученые. В научной литературе в этой связи часто обращают внимание на Николая Яковлевича Данилевского. Использовал ли Шпенглер теорию Данилевского о культурно-исторических типах, до конца не ясно, но даже если не было непосредственного знакомства, то было опосредованное влияние через работы Генриха Рюккерта. О близости идей Н. Я. Данилевского и Шпенглера помимо А. Лютера, М. Швартца, Р. Мак-Мастера писали Н. А. Бердяев, П. О. Лосский, П. А. Сорокин, Н. В. Тимашев, X. Хьюдж, Г. Мюллер, Ф. Лантинк и др. Н. Я. Данилевский в своей книге «Россия и Европа» (1869) предвосхищает многие идеи Шпенглера.

Другим известным российским предшественником Шпенглера является Константин Николаевич Леонтьев. Он, как и Данилевский, написал свои работы несколькими десятилетиями раньше Шпенглера. Будучи учеником Данилевского, Леонтьев попытался внести определенные коррективы в учение своего учителя, прежде всего освободив его теорию от либеральных иллюзий. Антилиберальный пафос приблизил идеи Леонтьева к мировоззрению Шпенглера. Философию Леонтьева и Шпенглера сближает эстетический аристократизм, анализ культурно-исторических форм, морфология растительных и животных форм с формами общественными, консерватизм и критика демократии. Положив в основу взгляда на историю сравнительную морфологию, то есть науку о формах, Шпенглер, как и Леонтьев, считает богатство форм признаком общественного развития.

Макс Вебер бесспорно принадлежит к наиболее заметным представителям политической науки Германии того времени. Обладая большим научным авторитетом, он несколько свысока относился к идеям Освальда Шпенглера. Имели место их публичные дискуссии и частные беседы. Однако, они обнаружили мало общих идей, поэтому их контакты остались незначительными. На одной из встреч на семинаре в Мюнхене в 1920 году Веберу удалось подвергнуть критике основные положения шпенглеровской концепции. Хотя он в целом высоко оценил инновационные идеи Шпенглера, однако называл его «поэтом».

В своем выступлении «Политика как профессия» Макс Вебер заочно спорит со Шпенглером, не называя его имени. Он скептически оценивает попытки некоторых авторов играть роль пророков. Нет ссылок на работы Вебера и у Шпенглера. Общим моментом обоих авторов является установка на то, что отдельная личность практически не может повлиять на ход истории, понять и изменить судьбу народа. Это своего рода исторический агностицизм, который делает абсурдной всякую попытку найти в истории какой-то смысл. Важным отличием Шпенглера от Вебера было отношение к бюрократическому государству. Если Шпенглер выступал идеологом бюрократической модели государства, то Вебер обратил внимание на недостатки бюрократии и всячески их разоблачал. По мнению Вебера, бюрократизированное общество теряет чувство ответственности, поэтому каждый гражданин должен сохранить это чувство. Если Вебер говорит о бюрократическом обществе абстрактно, то Шпенглер всегда имеет в виду немецкое общество и задачи, необходимые для исторического существования, он формулирует также исключительно для немецкого общества. В целом политические воззрения Макса Вебера и Освальда Шпенглера во многом совпадают[2].

На политические взгляды Освальда Шпенглера повлияли идеи так называемой «консервативной революции» в Германии. Консервативная революция – заметное идеологическое течение в Германии в период между двумя мировыми войнами. Здесь мы встречаем, кроме Шпенглера, такие имена, как Артур Мёллер ван ден Брук, Эрнст Юнгер, Карл Шмитт и другие. Отвергая порядки Веймарской республики, консервативные революционеры предлагали вернуться не к Вильгельмовской эпохе, а к более ранним этапам истории Германии, которые они во многом идеализировали. Многие консервативные революционеры надеялись на появление нового харизматического вождя, который бы стал гарантом выполнения законов.

Карл Шмитт занимался не только юридическими вопросами, но также внес большой вклад в развитие политической философии в Германии. Так, ему принадлежит известная работа «Понятие политического» (1928), где он определяет сущность политических отношений через дихотомию «друг – враг». Хотя Шпенглер не использовал такое понимание политики в своих работах, однако антидемократическая идея Карла Шмитта о необходимости тоталитарного государства близка мировоззрению Шпенглера. Значительный вклад внес Карл Шмитт и в развитие популярного тогда в Германии геополитического подхода. Его трактовка противостояния суши и моря почти целиком вписывается в схему противостояния интересов Англии и Германии, пропагандировавшуюся консервативными революционерами. По сути дела, Шмитт дает более глубокую историко-философскую трактовку этой позиции. Хотя Шпенглер непосредственно не занимался проблемами геополитики, однако использование геополитической аргументации заметно в его последних работах, посвященных анализу мировой политики, например в работе «Годы решения».

Шпенглеровское деление «высоких культур» на периоды культуры и цивилизации восходит к работе Фердинанда Тённиса «Общинность и общество» (1887). У Тённиса ясно сформулирована и идея разложения общества, нашедшая свое развитие в трудах Шпенглера. Некоторые исследователи обращают внимание на сходство политической философии Шпенглера с работами Эрнста Юнгера, также заметной фигуры среди немецких консервативных революционеров. Как и Шпенглер, Юнгер в своей книге «Рабочий» (1932), указывая на немецкие исторические традиции, пытается освободить рабочее движение в Германии от марксизма. Критикуя буржуазию, он считал, что буржуазия по своему духу женственна. Полностью в духе Шпенглера Эрнст Юнгер, по аналогии с солдатом, рисует героический образ немецкого рабочего со своим строгим кодексом чести, дисциплиной, чувством ранга[3]. Юнгер призывает не смешивать рабочий класс с так называемым «четвертым сословием» – городской массой люмпенов и безработных. Эти идеи отчасти были воспроизведены Шпенглером в его работе «Годы решения» (1933).

Во втором параграфе «Шпенглер о политической эволюции «высоких культур» анализируются периоды в политической истории культур. Анализ Шпенглером политической эволюции «высоких культур» во многом совпадает со схемой, предложенной в свое время Платоном. Идеальной формой государства Шпенглер, как и Платон, считает аристократическую монархию. Большое сходство между двумя мыслителями имеется и в характеристике ими периодов политического правления, следующих за аристократической монархией. У Платона это тимократия, олигархия, демократия и тирания[4]. У Шпенглера им соответствуют наполеонизм, капитализм, демократия и цезаризм. Как и у Платона, у Шпенглера центральную роль в государстве играют два сословия. «Философам» и «стражам» Платона соответствуют у Шпенглера духовенство и дворянство. В отличие от Платона у Шпенглера основную роль в государстве играет не духовенство (философы), а дворянство (стражи). Как и Платон, Шпенглер абсолютизирует роль этих двух сословий не только для развития государства, но и для развития культуры. Как только они сходят с исторической арены, уступая место буржуазии, культура входит в полосу кризиса, которая заканчивается крушением национального государства.

Как и Платон, Шпенглер большое внимание уделяет идеальному государству, но в отличие от Платона, для которого характерен антропологический подход, Шпенглер пишет об идеальном государстве исторически, т. е. он стремится выяснить, из какой политической формы вырастает идеальное государство и в какую форму перерастает. Платон в своем трактате о государстве рассуждает о том, какие сословия должны существовать в идеальном государстве и каковы условия их жизни. Речь идет прежде всего об описании им быта двух основных сословий – «философов» и «стражей». Похоже построена и философия политики Шпенглера, в которой при выяснении особенностей исторического быта духовенства и дворянства проглядывает структура идеального аристократического государства. Не исключено, что Шпенглер опирался на идеи Платона при создании своей концепции государства.

Предложенная Шпенглером схема политической эволюции «высоких культур» еще недостаточно проанализирована в отечественной научной литературе, однако именно в ней содержится суть шпенглеровской политической концепции и тот научный инструментарий, который Шпенглер применяет не только для анализа европейской политики, но и для оценки политической ситуации во всем мире.

Во второй главе «Консервативная идеология Освальда Шпенглера» речь идет о роли Шпенглера в формировании национальной идеологии в Германии после Первой мировой войны. Поражение Германии вызвало идеологическую дискуссию, результатом которой стала националистическая идеология, впоследствии приспособленную фашизмом к своим целям. Вклад Шпенглера в развитие политического консерватизма был настолько значительным, что его идеи приобрели впоследствии общеевропейское и даже общемировое значение.

В первом параграфе «Освальд Шпенглер как идеолог «консервативной революции» анализируется новое для Германии того времени идейное направление, которое получило в литературе название «консервативной революции». Важным отличием консервативных революционеров от либералов и коммунистов было то, что их идеология носила не интернациональный, а национальный и даже националистический характер. Под свой национализм они подводили глубокий философский фундамент. Консервативные революционеры выдвигали националистические идеи, поскольку в Германии после поражения в Первой мировой войне вновь остро встал вопрос о создании единого немецкого государства.

После прихода нацистов к власти часть консервативных революционеров открыто перешла на сторону Гитлера, другие же не только отказались сотрудничать с новой властью, но и подвергли критике национал-социализм. В числе последних был и Освальд Шпенглер. Роль Шпенглера, в качестве одного из ведущих представителей консервативных революционеров обозначилось после выхода в свет в его работы «Пруссачество и социализм» (1920). Основной идеей этой работы явилось противопоставление немецкого и английского варианта империализма. Эта идея является сквозной для всех консервативных революционеров, которые видели Первую мировую войну прежде всего как борьбу Англии и Германии за мировое господство.

Консервативные революционеры выступали за признание Германии в качестве мировой державы. Этому высокому статусу не соответствовали те унизительные условия, которые были сформулированы в Версальском миром договоре. Эта точка зрения нашла широкий отклик во всех слоях тогдашнего германского общества и породила целый спектр политических движений, выступавших под националистическими лозунгами.

Пытаясь взглянуть на понятия капитализма и социализма по-новому, Шпенглер утверждает, что эти два вида современного империализма уходят своими корнями глубоко в саму идею собственности, которая лежит в основании любой политики. Собственность, владение может выступать в качестве добычи или в качестве власти. Исторические истоки капитализма и социализма Шпенглер видит соответственно у викингов и у рыцарских орденов. От последних идет так называемый «прусский стиль», который означает уважение к рангу, восприятие жизни как службы, стремление к самовыражению в своем труде, подчинение личной воли общим обязанностям. Этому стилю противостоит идущее от викингов английское стремление к успеху, богатству, конкурентная борьба за свои личные интересы, индивидуальная свобода и инициатива. В силу этого англичанам ближе демократические ценности, а немцам – ценности социального государства и подчинение интересов личности интересам государства.

Так же, как англичане придумали либерализм, а французы – демократию, немцы, по мнению Шпенглера, являются создателями «истинного» социализма. В основе его лежит так называемый «прусский инстинкт». Шпенглер понимает социализм как систему «воли к власти», имеющую империалистическую цель – «свободу действия вопреки сопротивлению собственности, рождения и традиции».[5]

Считая Англию родиной рабочего движения, Шпенглер полагал, что в Англии господствует тип торговца, который мыслит деньгами. Этот тип развился в двух направлениях. С одной стороны, это биржевые спекулянты, которые, основываясь на фиктивном капитале, стараются подчинить себе предприятия, с другой стороны, рабочие, которые через свои профсоюзные организации и партии оказывают на руководство предприятий давление снизу, главным образом через требование повышения зарплаты. Только немцы способны противостоять английскому либерализму и французской демократии, которая является ничем иным, как легализованной анархией. «Прусский стиль», означающий для Шпенглера служение государственному долгу, доходящее до самопожертвования.

Шпенглер всегда относился с настороженностью и иронией к национал-социалистам, позицию которых он оценивал как упрощенчество и профанацию важных для него идей. Самого Гитлера он считал недостойным роли первого лица в Германии. Шпенглер, однако, до определенного времени надеялся, что фашизм может трансформироваться из партии в свиту нового немецкого лидера, но массовые акции национал-социалистов и преследование ими отдельных консервативно настроенных представителей интеллигенции показали, что это движение не способно сыграть консолидирующую роль. Шпенглер оценивает фашизм как промежуточное явление, связанное с переходом от демократии к цезаризму, развивающееся в городской среде, как массовую партию с шумной агитацией. После прихода фашистского режима к власти Шпенглер нашел в себе достаточно мужества, чтобы ясно выразить свое несогласие с позицией национал-социалистов.

Можно выделить следующие важные моменты, отличающие философию политики Шпенглера от идеологии национал-социализма: культурный пессимизм, отсутствие принципа «народности», небиологическое понимание расы. Особую неприязнь у Шпенглера вызывал расизм национал-социалистов. Кроме теоретических разногласий имела место и личная неприязнь между Шпенглером и Гитлером. Гитлер критиковал Шпенглера за консерватизм и недооценку расового вопроса. Таким образом, видно, что отношение Шпенглера к национал-социализму было амбивалентным. Шпенглер был по отношению к близким ему национальным идеям максималистом, и поэтому, когда под национальными лозунгами к власти пришли национал-социалисты, он ясно увидел в них ненавистных ему представителей низших городских слоев, далеких от подлинной культуры. Как высокоинтеллигентному человеку, очень тонко чувствующему все культурно возвышенное, как утонченному эстету и в душе аристократу, ему трудно было свыкнуться с простыми хамоватыми манерами нацистов, а главное – с их ненавистью к культуре. Не нравилась ему и фигура нового фюрера, который представлялся Шпенглеру слишком комичным для роли немецкого цезаря. Все это и привело в конечном счете к разрыву с верхушкой НСДАП, уходу от реальной политики и, возможно, послужило причиной преждевременной смерти Освальда Шпенглера.

Во втором параграфе «Понимание либерализма и консерватизма» речь идет о том, как Шпенглер пытается развести понятия либерального и консервативного, выступая с критикой либерализма и обосновывая историческую актуальность консервативной политики.

По мнению Шпенглера в любой «высокой культуре» общество при переходе к цивилизации начинает делиться на две части. Одни стремятся разрушить выработанные веками культурные формы, другие – сохранить их. Так появляются два лагеря: либеральный и консервативный, которые ведут между собой непримиримую борьбу. В консервативный лагерь входит, по Шпенглеру, небольшое количество людей, которые на основе уверенного инстинкта правильно видят политическую действительность, пытаются предотвратить падение «высокой культуры». Представителями этого лагеря являются Берк, Питт, Веллингтон, Дизраэли в Англии, Меттерних, Гегель и Бисмарк в Германии, Токвиль во Франции.

Консерваторам противостоят либералы, которым Шпенглер дает такую характеристику: «В либеральный лагерь входят все, кто имеет городскую интеллигентность или по крайней мере восхищается ею… Это критический разум XVIII века, разбавленный и упрощенный для потребления духовными посредственностями»[6]. Истоки либерализма Шпенглер видит в стремлении к свободе, которое является признаком разложения органически сложившегося общества. Эту идею Шпенглер, вероятно, воспринял у Платона, который считал, что стремление к свободе способствует утрате привычки подчиняться властям и приводит к падению авторитета государства. В результате расчищается почва для тиранического правления. Как говорит Платон, люди, отказавшись подчиняться законным правителям, попадают под власть преступников[7].

По мнению Шпенглера, либеральная идея преследует одну цель – мировую революцию, движущей силой которой являются «профессиональные демагоги». Путем методической агитации они стремились вызвать у крестьян, а затем у и рабочих недовольство своим положением, чтобы спровоцировать их на революционные выступления. Шпенглер критикует как либерализм, так и коммунизм, которые для него являются началом и концом идеологии революции. Один является идеологией буржуазии, другой – низших классов общества, но оба имеют общую цель борьбы с остатками сословного общества и прежней культуры.

Шпенглер выступает против либерального тезиса о первенстве экономики над политикой. Для него такая установка является только признаком слабости современной политики. Когда не стало в Европе крупных государственных деятелей, на первый план выступили руководители промышленности и бизнеса, но не потому, что они лучше политиков, а потому что некем их больше заменить. Усиленное внимание к экономике в ущерб политике является для Шпенглера следствием старения европейских народов, которые хотят устроить свою жизнь как можно спокойнее и комфортабельнее, о чем косвенно свидетельствует и распространение пацифизма. Шпенглер считает, что господство экономики над политикой является предпосылкой для различных кризисов. Причиной современных экономических трудностей является процесс падения авторитета государства. По мнению Шпенглера, чем крепче государство, тем лучшие условия существуют и для ведения экономической деятельности и, наоборот, ослабление государства приводит всегда и к краху экономики.

Понятия либерального и консервативного Шпенглер углубляет дальше через дихотомию «левое» – «правое». «Правым» для Шпенглера является все консервативное и аристократическое, противостоящее либеральным тенденциям. «Правое» он связывает с наличием расы, что означает сохранение первоначальных инстинктов, и с так называемым «прусским стилем». Примирение между «правыми» и «левыми» невозможно. Все, кто стремится занять промежуточную позицию, обречены на неуспех, ибо воля к середине является «старческим желанием покоя любой ценой». Невозможно, по мнению Шпенглера, достичь единства даже внутри одной партии. Рано или поздно любая партия придет к расколу.

Освальд Шпенглер, безусловно, являлся представителем политического консерватизма в Германии. Однако, выдавая себя за аристократа, по своему происхождению он не был таковым. Шпенглер понимал, что прежняя аристократия в эпоху господства буржуазии вынуждена становиться в ряды консервативной партии. Тот факт, что Шпенглер критиковал гитлеровский режим, говорит о принадлежности филоосфа не к левому, «националистическому», а к правому, «аристократическому» крылу немецкой консервативной партии.

Шпенглер был консерватором и выступал за сохранение традиций, но его консерватизм оказывается непоследовательным, поскольку старые традиции в его эпоху были уже в значительной мере утрачены и связь поколений нарушена. Традиции со временем уступают место индивидуализму классов, слоев, отдельных личностей. Как и традиционный консерватизм XIX века, Шпенглер рассматривал общество как органическое явление, однако существенным отличием от традиционного консерватизма является отсутствие опоры на религию.

Здесь вновь Шпенглер является последователем Ницше, заявившим, что «Бог умер». Шпенглер отрицает влияние церкви на процесс в формирования государственной политики, что указывает на макевиаллизм его политической философии. По его мнению, государство основывается на голой «воли к власти» и не нуждается ни в какой божественной санкции. Шпенглер не заметил, что церковь через сохранение своих традиций подвергает внутренний мир человека духовной «муштре» и тем самым воспитывает его, наполняет его высшим смыслом, что, собственно, и отличает человека от животного.

В третьем параграфе «Консервативная трактовка государства» рассмотрены взгляды Освальда Шпенглера на государство и его историческую роль. Государство является, по мнению Шпенглера, формой, которая определяет внешнее положение народа – его исторические связи с другими народами, поэтому он различает политическую (горизонтальную) и социальную (вертикальную) историю, что соответствует делению политики на внешнюю и внутреннюю. В социальной истории сословия и классы борются за право влиять на государство, в политической истории государство взаимодействует с другими государствами, как правило, в форме войны.

Особенность консервативного понимания государства у Шпенглера состоит в морфологическом подходе, в стремление рассматривать государство в исторической динамике. Государство для Шпенглера является естественной формой исторического существования народа, такой как для отдельного рода – семья. Народ и род выступают у Шпенглера «единицами» истории, причем род – это наименьшая, а народ – наибольшая единица в потоке истории. Шпенглер утверждает, что род – это историческое поприще женщины, а народ – мужчины, то есть для женщины основной сферой деятельности выступает семья, тогда как для мужчины – государство.

Главным условием существования государства, по Шпенглеру, является обладание им определенной формой: «...Народ существует в «форме» как государство, а род – как семья»[8]. Задача любого государства всегда быть «в форме», что может осуществляться лишь в виде «муштры». Если духовенство целиком поглощено познанием абстрактных истин, то дворянство способно выполнять свои функции, лишь постоянно воюя и получая при этом необходимую муштровку.

Опорой любого государства, по мнению Шпенглера, служит войско, поэтому государство для него лишь тогда «в форме», когда его армия «в форме», то есть находится в состоянии боевой готовности. Воинские доблести являются для Шпенглера единственно государственными. В восхвалении воинских доблестей Шпенглер доходит до абсолютизации войны. «Мировая история, – пишет он, – есть история государств. История государств – есть история войн»[9]. Даже мир он считает продолжением войны мирными средствами. Все мирные договоры между государствами, по его мнению, призваны обессилить противника, сделать неспособным организовать сопротивление. Он смотрит на войну как на естественное, историческое занятие, а народы, неспособные вести войну, он считает слабыми, недостойными существования. Поскольку сущность политики Шпенглер видит в войне, то для него укрепление государства означает укрепление армии и дипломатического корпуса.

Шпенглер противопоставляет себя либеральным теоретикам, которые, говоря о государстве, опираются на абстрактные понятия свободы, счастья и всеобщей пользы. Считая государство органическим телом, Шпенглер полагает, что для исторического существования государства важным является не выяснение его идеальных задач, а внутренний авторитет, который должен поддерживаться главным образом верой в его реальную мощь, причем этой верой должны проникнуться даже его противники.

Согласно Шпенглеру, самым важным в государстве является организация работы правительства, а не распределение политических прав. При этом надо использовать одаренных людей, заботиться о постоянстве, твердости политического руководства. Отрицательно относится Шпенглер и к излишнему вниманию к вопросам, связанным с конституцией, которая может повредить здоровью государственного организма.

Политику Шпенглер трактует как практическое ремесло со своей техникой и приемами. В зависимости от того, как правящее меньшинство владеет этой техникой, оно может удержаться у власти и стабилизировать политическую ситуацию. Шпенглер стремится показать, что реальная политика мало связана с какими бы то ни было идеями и теориями, а тем более с такими ценностями, как «справедливость», «свобода», «счастье». Истинные политики для него – это не знатоки теорий, а знатоки фактов, и действуют они в мире фактов, руководствуясь внутренним чутьем.

Задача политика состоит в том, чтобы использовать ситуацию, обстоятельства в своих целях, хотя возможности всегда ограничены объективными условиями. Что касается методов политики, то они, по мнению Шпенглера, остаются неизменными. Основным требованием к политику является умение пользоваться современными политическими средствами. Среди таких средств Шпенглер выделяет выборы и прессу. Как музыкант владеет своими инструментами, так и всякий политик должен научиться владеть политическими средствами. Чем виртуознее владеет он этими средствами, тем эффективнее его политика. Пользуясь политическими средствами, политик должен уметь вызывать в людях чувство доверия и уважения к руководству, сознание собственной силы, удовлетворенности и воодушевления.

Трактовка Шпенглером государства ясно показывает, что он является идеологом немецкой государственной бюрократии. Военное состояние общества всегда ведет к укреплению бюрократии, усилению ее политического влияния в обществе. Диктатура Гитлера является в этом смысле наглядным примером того, что может произойти, если власть военной и промышленной бюрократии становится абсолютной.

Выступая за освобождение политики от экономики, борясь со всеми проявлениями либерализма и демократии, Шпенглер остался приверженцем «чистой политики», то есть придерживался тезиса о независимости государства как от церкви, так и от экономики. По его мнению, будущими политиками будет двигать не страх Божий и не стремление к обогащению, а желание власти как таковой, желание власти ради власти, и на пути к власти их не остановят ни моральные запреты церкви, ни экономические потери. Хотя сам Шпенглер и понимал пагубность такого пути и его катастрофические последствия для культуры, но ничего другого, как предаться безумию современной ему эпохи и тем самым приблизить роковой конец, он не смог предложить. В этом состоит пессимизм консервативной трактовки политики у Шпенглера и неконструктивность многих его политических проектов.

В четвертом параграфе «Критика либеральной идеологии» показана интерпретация Освальдом Шпенглером возникновения и развития европейского либерализма. Начиная с XVIII века, либерализм в Европе стремится разрушить сословное устройство общества и призывает «вернуться к природе». Именно либерализм, по мнению Шпенглера, приводит к «диктатуре столичного пролетариата», когда все буржуазные свободы полностью отменяются и государство становится тоталитарным. Шпенглер находит аналогичные процессы в античном обществе, когда к власти пришли демагоги, которые вначале опирались на крестьян, а затем на безработные слои плебса, требовавшего «хлеба и зрелищ». Шпенглер критикует связанное с революцией и «восстанием масс» падение культуры до примитивного уровеня. Культура означает для него традицию, воспитание и нравы. Либерализм же есть стремление освободиться от культурных норм и традиций, поэтому он способствует падению культурного уровня общества.

Либерализм, по Шпенглеру, выступает против самих основ сословного общества, поэтому буржуазия, исповедующая либерализм, по своей природе антисословна. Сословия дворянства и духовенства являются с точки зрения буржуазии, «врагами народа», сама же она считает себя «гласом народа». С потерей аристократии, по его мнению, народ теряет «прирожденных руководителей жихни и хранителей вызревших и постепенно развившихся инстинктов и качеств, которым нельзя научиться из книг»[10].

Скептически оценивая действительные возможности для участия широких масс населения в решении политических вопросов в условиях демократии, Шпенглер отмечает следующую закономерность: любое общественное движение постепенно подавляется его организацией, а организация, в свою очередь, – лидером. Вначале руководство и аппарат возникают ради программы, затем те, кто пробился в руководство, начинают цепляться за свои места ради власти и денег и, наконец, программа забывается, а организация начинает работать только ради самой себя.

К многочисленным социально-политическим теориям, которые получают широкое распространение в эпоху демократии, Шпенглер относится скептически. Появление таких теорий говорит о распространении в эту эпоху рационализма или, как его называет Шпенглер, «религии образованных». Теоретические выкладки различных учений, по мнению Шпенглера, не влияют на политический процесс, как и вопрос об их истинности или ложности. Для политики важны лишь лозунги, которые вытекают из теорий, ибо эти лозунги обладают мобилизующей силой и способны воздействовать на массы. Особое значение имеют такие слова, как «свобода», «право», «человечество», «прогресс», которые несут в себе некий священный оттенок. Шпенглер подчеркивает, что под власть этих теорий попадает только часть городского населения, примерно на два столетия, потом эти теории «прискучивают».

Шпенглер хотел бы освободить политику не только от абстрактных идей и теорий, но и от морали вообще. Настоящий политик, по его мнению, хорошо знает факты жизни и скептически относится к программам и теоретическим истинам. Шпенглер считает, что настоящий государственный деятель «находится по другую сторону истины и лжи». Он хочет освободить политика от морали. Здесь заметны отголоски ницшеанских идей, стремящихся освободить поступки людей от моральных запретов. Однако очевидно, что лишение людей моральных ограничений приведет любое общество к хаосу и гибели. Чтобы избежать двойственности данного положения, необходим институт государственной церкви, дающей моральную санкцию действиям политиков. К сожалению, в ХХ веке влияние церкви на жизнь европейского общества настолько ослабло, что немецким философам не могло прийти в голову, что политики помимо государственных интересов должны соблюдать моральные нормы и получать санкцию церкви.

Одним из важных достижений Шпенглера является исследование механизма социального регресса. Он выделил и описал те социальные силы, которые подкапывают здание культуры и в конечном счете, приводят к ее гибели. Шпенглер использует понятие «мировой революции», указывая на тот факт, что деструктивные политические силы, враждебно настроенные к любой культуре, авторитету и порядку, осознано ведут общество на край гибели. Они выдвигают и преследуют цели, которые позволят им, от природы обделенным и ущербным людям, достичь богатства и высокого положения в обществе. Это возможно только в том случае, если жизнь общества неупорядоченна, подвержена резким изменения и кризисам.

Если признаком консервативного подхода в политике считать подчинение государства церкви, то либеральный подход будет означать подчинение государства экономике. Исходя из такого определения, Шпенглер не был последовательным консерватором, он лишь предлагал освободить государство от влияния экономики. Ему не позволяло признать за католической церковью определяющее значение для европейской политики то, что он вырос в традиции немецкого протестантизма. В его политических проектах большое значение имеют великие личности, а не церковная организация. В любом случае консерватизм Шпенглера непоследователен. Он не смог, подобно Гегелю, однозначно признать за церковью силу, способную не только давать моральную санкцию для государства, но и быть ограничителем государства во всех сферах его деятельности.

Шпенглер является «негативным» консерватором, так как он выступал за освобождение государства от господства экономики, но не «позитивным» консерватором, поскольку он не призывал подчинить государство церкви. В XX веке европейское общество уже настолько модернизировалось, что представить себе возврат к феодальной политике, когда церковь была ведущей политической силой, стало уже невозможным. Тем не менее именно подчинение государства церкви является основным признаком последовательного консервативного подхода в политике, и это подсознательно чувствовал Шпенглер, о чем свидетельствует детальное изучение им мировых религий, содержащееся во втором томе «Заката Европы».

В третьей главе «Освальд Шпенглер о мировой политике» рассмотрены взгляды Шпенглера на формирование современной системы международных отношений.

В первом параграфе «Шпенглер о тенденциях развития мировой политики» отмечается важность наследия Шпенглера для становления современной науки о международных отношениях. Джон Фарренкопф пишет: ««Закат Европы»… является не только трудом, ломающим традиционные представления в философии истории. Шпенглер видел в нем нетрадиционный учебник международной политики»[11].

По мнению Шпенглера, международная политика должна основываться на универсальной философии истории и соответствовать империалистическому духу времени. Являясь видным представителем школы реализма в международных отношениях, Шпенглер не только внес важный вклад в развитие этого направления в рамках немецкой традиции, но и оказал влияние на формирование американской внешней политики. Какие философские идеи Шпенглера определили его подход к анализу международных отношений и сформировали его представление о современной мировой политике?

Политику Шпенглер делит на «первоначальную политику» (Urpolitik) и политику времен «высоких культур» (Diplomatie). Первоначальная политика – это борьба за существование, происходящая в живой природе. В эпоху «высоких культур» она переходит в «высокую политику» – дипломатию, которая способна, не прибегая к непосредственному применению насилия, разрешать кризисные ситуации. Дипломатия является у Шпенглера основным методом преодоления конфликтов. Особое внимание Шпенглер уделяет кабинетной дипломатии XVIII века, которая была своеобразной вершиной развития европейского политического искусства.

Государства эпохи «высоких культур» должны, по мнению Шпенглера, постоянно вести между собой скрытую или открытую войну, чтобы оставаться «в форме». При этом внутренняя политика должна целиком служить целям внешнеполитической борьбы, а война – стать основным содержанием политики. Вся политика для Шпенглера в конечном счете война. Шпенглер не замечает, как, выступая апологетом природных процессов, он оправдывает империализм во всех его формах и проявлениях. Эгоизм наций является для него лишенным всякого морального начала незыблемым принципом, который не оставляет государствам ничего другого, как постоянно оскаливать зубы и хватать жертву при малейшей возможности. Этот своеобразный натурализм в интерпретации политики Шпенглер полностью оправдывает.

Шпенглер отмечает, что для демократии характерно исключительное внимание к внутренней политике в ущерб внешней. Любой внутренний раскол ослабляет единство нации и тем самым приводит к слабой внешней политике, а в условиях парламентаризма всегда имеются возможности внести раскол в общество при решении любой политической проблемы.

В эпоху цивилизации особую значимость приобретает примат внешней политики. Увлечься внутренними проблемами в данной обстановке означало бы потерять влияние на международные дела и сделаться жертвой внешнего агрессора. Нации должны быть постоянно готовы отразить внешнюю агрессию, и любые внутренние раздоры и неустройства могут послужить лишь поводом для подобной агрессии.

Шпенглер говорит о начавшейся в Европе эпохе мировых войн. Борьба ведущих европейских держав за мировое лидерство проявилась уже в Первой мировой войне. Шпенглер анализирует международное положение, рассматривая его главным образом через призму противостояния «белых» и «цветных» народов. Он считает, что Франция навсегда утратила свою стратегическую роль в мире. К самим французам Шпенглер относится с явным презрением, считая этот народ анархичным по своей природе. Последнюю черту отмечает он и у итальянцев. В Англии и англичанах Шпенглер видит главных врагов Германии. Особое международное положение имеет, по мнению Шпенглера, Япония, которая хорошо защищена морями и является конкурентом Америки. В своем анализе Шпенглер основывается на сопоставлении географических факторов, обращается к данным истории развития вооружений. Так, по его мнению, смена определенных видов вооружений всегда ведет к выигрышу одних стран и потере былого стратегического положения другими.

В своих работах Шпенглер уделяет особое внимание анализу стратегического положения Германии. Как консервативно настроенный патриот и националист, он во многом абсолютизирует Германию, считая ее роль в современном мире очень важной. По мнению Шпенглера, Германия не остров и, в отличие от Англии, в ней неприемлем либерализм, поскольку всегда остро стоит вопрос об обороне. Германия была полем для столкновений как внутри Европы, так и с восточными соседями. «Срединное» положение Германии между Европой и Россией дает ей и немало выгод. Основной упрек Шпенглера в адрес немцев состоит в том, что они привыкли мыслить узкими категориями, их кругозор очень органичен, они провинциальны, тогда как в современных условиях борьбы за мировое господство необходимо мыслить шире, в глобальном масштабе.

Шпенглер не придавал большого значения Америке как прямой наследнице Англии в борьбе за мировое господство. Для него в качестве основного было противостояние Англии и Германии, причем Англия в своем могуществе опиралась на островные колонии, а Германия на ресурсы Восточной Европы. В этом противостоянии перевес сил находился на стороне Германии, которая, после ухода с исторической арены Франции, стала представительницей всех континентальных государств Европы. Шпенглеру казалось, что если Англия и США не выступят единым фронтом, то материковые государства Европы не в состоянии выдержать напора Германии. Ошибка Шпенглера состояла в том, что он считал не Америку, а Германию наследницей Рима. Крах надежд Шпенглера на мировое господство Германии заметен уже в его пессимистических оценках, касающихся некоторых тенденций внутриполитического развития страны.

Шпенглер косвенно указывает не только на грядущую мировую войну, но и предсказывает события послевоенной истории, вплоть до наших дней. В его работах описан феномен холодной войны, с особой полнотой развернувшейся после Второй мировой войны. Он охорактеризовал основные черты гонки вооружений, определившей политические судьбы XX века.

Большое внимание Шпенглер уделяет проблеме ислама в мировой политике. После теракта 11 сентября 2001 года в Америке проблематика политической роли ислама в современной мировой политике стала одной из основных. Ислам проявляет большую активность не только в арабских странах, но и на Западе, где находит много своих сторонников. По мнению Шпенглера росту влияния ислама способствовала Первая мировая война[12].

Шпенглер заметил, что некоторые современные тенденции развития мировой экономики способствуют ослаблению внимания к политической сфере, что приводит к снижению обороноспособности государств. Подобная пацифистская трактовка мировой политики характерна для многих современных либеральных теорий, согласно которым мировая политика должна уступить место мировой экономике. Шпенглер указывает на опасности этих иллюзий. Критикуя либеральный подход в международных отношениях, он отмечал, что невнимание к обороноспособности может привести любую нацию к гибели, поскольку империалистический характер современной эпохи для него был очевиден. Будущее цезаристское правление, по мнению Шпенглера, будет не только не пацифистским, но и даже не либеральным, поскольку политическая инициатива перейдет в руки частных лиц, отдельных выдающихся личностей, которые будут свирепо бороться друг с другом, удовлетворяя свои личные амбиции.

Известно, что министр иностранных дел США Генри Киссинджер находился под влиянием идей Шпенглера и даже подарил экземпляр «Заката Европы» президенту Никсону[13]. Збигнев Бжезинский очень озабочен тем, чтобы эти, во многом неутешительные для Запада прогнозы Шпенглера не осуществились на практике, хотя часть из них уже была реализована в XX веке. Эти факты говорят об актуальности прогнозов Шпенглера для современной международной политики.

Шпенглер не только повлиял на политические дискуссии своего времени, но и стал одним из классиков реалистической школы в международных отношениях. Его можно считать одним из основоположников современной науки о международных отношениях. Несмотря на ряд неправильных прогнозов внешнеполитического развития, Шпенглер верно охарактеризовал основные черты современной эпохи, эпохи империалистической борьбы государств за мировое господство. Ему удалось выделить основные особенности развития международной политики XX века, такие как холодная война и гонка вооружений, развитие научно-технических достижений, повышение роли ислама и России в будущем мировом устройстве.

Во втором параграфе «Шпенглер о проблеме наций и национальных государств» рассмотрено толкование Шпенглером национальных и расовых проблем, а также его трактовки демографических проблем, с которыми столкнулась Европа в XX веке.

Проблема наций и национализма является одной из важных проблем немецкой политической философии. Дело в том, что в силу исторических обстоятельств Германия – одна из последних европейских стран, перед которой встал вопрос создания единого национального государства. Так называемый «немецкий вопрос» состоял всегда в невозможности объединить традиционно очень разрозненные в политическом отношении области под единой государственной крышей. Впервые это стало возможным в XIX веке за счет расширения Пруссии, которая включила в себя после победы над Наполеоном почти все немецкие земли, за исключением Австрии. Бисмарку удалось создать первое немецкое национальное государство, однако, вследствие поражения в Первой мировой войне этот процесс вновь затормозился. Высокие контрибуции и оккупация Рурской области нанесли серьезное оскорбление национальной гордости немцев. Старый «немецкий вопрос» вновь встал с особой острой.

Шпенглер делит все народы на первоначальные, культурные и феллахские. Первые живут до появления «высоких культур», последние появляются в эпоху цивилизации. Народы, по Шпенглеру, являются духовными единствами. Вопреки распространенному мнению, Шпенглер считает, что не народы создают культуру, а, наоборот, культура создает народы. В рамках одной «высокой культуры» возникают народы «одного культурного стиля». Народы, которые живут во время «высокой культуры», Шпенглер называет нациями. В отличие от первоначальных народов, культурные народы имеют правящее меньшинство. Это меньшинство действует от имени всего народа, но полностью не отождествляет себя с ним. Высокая историческая роль, которую Шпенглер отводит правящему меньшинству, говорит об элитарности политической концепции немецкого философа. Как только на последних стадиях эволюции «высокой культуры» меньшинство теряет свое значение, а массы начинают влиять на политику, культура постепенно приходит в упадок.

По мнению Шпенглера, «высокая культура» возможна лишь там, где присутствует несколько народов, взаимодействующих между собой. Как в природе освободившееся место занимается другими видами животных и растений, так и в политике те, кто перестает бороться за свой «поток существования», тотчас же теряют его. Этот биологизм Шпенглера в интерпретации политики сближает взгляды немецкого ученого с идеями Чарльза Дарвина и его последователей, социал-дарвинистов, которые говорили о политике как о вечной борьбе за существование. Борьба между народами и постоянные войны способствуют, по мнению Шпенглера, тому, что народы находятся в «форме», что в свою очередь является важным условием развития их духовной и материальной культуры.

Шпенглер подвергает критике «романтическое» понятие «народ», которое после Великой французской революции стало господствующем. Перенося национальные проблемы на антропологический уровень, Шпенглер превращает проблему наций в расовую проблему. Философ не использует понятие «народ», он говорит о племенах с кровно-родственными связями, живущих в определенном ландшафте и имеющих общий язык. Тем не менее Шпенглеру не удалось полностью отказаться от использования понятия «народ». Понятие расы Шпенглер трактует как некое духовное качество, свидетельствующее о правильных инстинктах людей. Расу он понимает не как изначально данный факт, связанный с происхождением человека. Раса у Шпенглера тесно переплетается с понятием чести, и ее, как и честь, можно потерять.

Понятие расы Шпенглер использует для обозначения естественных влечений к утверждению жизни. Это здоровые инстинкты, преодолевающие сопротивление среды. Народы обладают расой, как правило, в начале своего исторического существования. По мере развития их расовые признаки постепенно теряются. Расовые признаки в наибольшей степени свойственны военным, а в наименьшей степени – ученым. Понимание Шпенглером расы отличается от распространенного тогда мнения, что раса – это навсегда приданная народу совокупность признаков, выделяющих его среди других. По Шпенглеру, расой обладают в той или иной степени все народы. В одном и том же народе могут быть индивиды, обладающие расой (они обладают честью) и не имеющие ее (низменные, падшие натуры).

По Шпенглеру, раса присутствует у представителей аристократической элиты, прежде всего дворянства, которые обладают политическим чутьем и жертвенностью. Эти качества вырабатываются в процессе сохранения старых традиций, путем муштры и благодаря высокому уровню моральных требований. При этом Шпенглер ясно дает понять, что названные качества представителями элиты могут быть потеряны.

По Шпенглеру, расой могут обладать и представители низших слоев общества, которые отличаются беспрекословным подчинением властям. Шпенглер считает, что есть народы, которые хорошо управляемы и легко подчиняются своей власти, и народы, которые плохо управляемы. Хорошо управляемый народ доверяет своему руководству, считает, что это подчинение выгодно ему самому и даже полагает, что правительство зависит от него. В политике народ тем более политически одарен, чем полнее он доверяет своему руководству. Это доверие элите надо оправдать, но если у ее представителей недостаточно необходимых качеств, то у народа возникает ощущение недостаточной безопасности, которое в виде докучливой критики приводит в конечном счете к падению государства.

Свое расовое учение Шпенглер связывает с проблемами народонаселения, которые обострились в Европе и Америке в XX столетии. Раса для Шпенглера всегда связана с естественной плодовитостью и наличием множества детей. Это позволяет путем естественного отбора выработать тип людей «высокой культуры». Кризис современной европейской культуры вызван сокращением прироста населения во многих европейских странах. Сокращение населения «белой» расы произошло, по мнению Шпенглера, из-за нежелания городских женщин рожать детей. С другой стороны, «цветные» народы благодаря успехам европейской медицины снизили детскую смертность, что привело к росту народонаселения в странах третьего мира. Недостаток роста населения в европейских странах компенсировался притоком «цветного» населения. Шпенглер связывает понятие расы с физическим здоровьем и плодовитостью, поэтому сокращение рождаемости и рост нетрудоспособного населения свидетельствовал для Шпенглера о снижении качества «белой» расы.

В четвертом параграфе «Мировая империя и будущее человечества» речь идет о трактовке Шпенглером современной эпохи как эпохи перехода от традиционных национальных государств к мировой империи. Шпенглер постоянно подчеркивает, что политика в эпоху цивилизации принимает глобальный масштаб. В период цезаризма политическая жизнь приобретает форму мировой империи. Старые нации изменяются, на их место приходят нации нового типа. Вместо старых наций появляются «мировые державы».

Для современной политики, по мнению Шпенглера, характерен рост персональной власти, отказ от старых теорий и идей, кризис демократических институтов, но главный удар приходится на национальные государства, которые, вследствие череды страшных войн, теряют свою политическую самостоятельность и становятся частью единой мировой империи. Шпенглер так пишет о наступлении периода цивилизации в европейской культуре: «Мы вступили в эпоху мировых войн. Она начинается в XIX столетии и будет продолжаться в нашем и, вероятно, в следующем веке. Она означает переход от системы государств XVIII века к мировой империи (imperium mundi)»[14]. Империализм трактуется немецким философом как непременный продукт цивилизации, где «мировые города» рассматривают весь остальной мира как свою провинцию.

Важное значение в современной мировой политике, по мнению Шпенглера, играют колониальные народы. Шпенглер называет их «цветными» и подчеркивает их враждебность по отношению к европейской культуре. Участвуя во время Первой мировой войны в военных действиях вместе с европейцами, представители «цветных народов» освоили европейскую технику и стали использовать ее против самих европейцев. Поскольку положение колониальных народов третьего мира намного хуже положения европейцев, то их национально-освободительная война сулит им всяческие выгоды и они будут использовать любой случай для нападения на европейцев.

В качестве наиболее заметных представителей «цветных народов» Шпенглер особое внимание уделяет России и Японии. Россия, которая до революции 1917 года принадлежала Европе, теперь становиться самостоятельной и организует все остальные «цветные» народы на борьбу с Западом. В подобной трактовке исторической миссии России заметны антироссийские мотивы, которые были основными в империалистической политике фашистской Германии. Здесь Шпенглер отчасти воспроизводит господствующие в тогдашней Германии антирусские настроения. По мнению Шпенглера, Россия в мировой политике стремится ослабить европейские государства, разрушить европейскую культуру. С этой целью она поддерживает в Европе революционные движения, которые также ставят целью уничтожение европейской культуры. Этот вопрос Шпенглер подробно анализирует в работе «Годы решения» и приходит к выводу, что «цветная революция» колониальных народов и «белая революция» европейских деклассированных элементов действительно способны подорвать здание европейской культуры.

Основным недостатком многих циклических концепций исторического развития, в том числе и концепции Шпенглера, является временной анализ истории, которому не сопутствует соответствующий пространственный анализ. Этот недостаток можно исправить, рассмотрев пространственную динамику «высоких культур». Дело в том, что по мере жизни «высоких культур» меняется характер их религиозности. Если вначале она носит универсальный характер, то где-то в середине своего жизненного цикла религия начинает приобретать национальные черты, появляются национальные церкви, которые носят, как правило, протестантский характер. И, наконец, в завершающей фазе религиозность приобретает групповой характер, что выражается в появлении большого количества сект.

Предсказанные Шпенглером особенности политического развития западной цивилизации в целом остаются справедливы и в наши дни. Хотя тот факт, что так называемые «мировые державы» сегодня уже сформировались и постепенно сливаются в единую мировую империю с центром в США, и не был предсказан Шпенглером, однако его общая оценка империализма как политики в эпоху цивилизации выдержала проверку временем и активно используется сегодня в политической практике.

В четвертом параграфе «Шпенглер о России и российской культуре» рассмотрены характеристика Шпенглером русского народа и анализ российской культуры в целом. Во втором томе «Заката Европы» при анализе «исторических псевдоморфоз» Шпенглер выделяет арабскую и русскую культуры, которые стоят несколько особняком. Их отличием от других «высоких культур» является то, что они длительное время существовали под воздействием чуждых им культур. Особенностью российской культуры является еще и то, что ей, по мнению Шпенглера, принадлежит будущее. О России Шпенглер упоминает практически во всех своих произведениях. Этой теме посвящены и специальные его выступления[15].

Основной чертой шпенглеровского анализа России является то, что он рассматривает Россию как особый культурно-исторический мир, который нельзя смешивать с Европой. В отличие от других авторов, писавших в Германии о России, Шпенглер считал Россию не просто страной и народом, а множеством народов, которые еще не развились в отдельные нации.

Влияние Европы на Россию, по Шпенглеру, распространилось только на ее высший социальный слой. Через Петровские реформы элита российского общества восприняла европейские формы, народ же продолжает жить по своим традициям. Благодаря великому терпению русского народа, эти западные формы были навязаны и просуществовали долгое время, хотя внутренне они не принимались народом и ощущались как чуждые. Для так называемой «внутренней России» основной вопрос современности состоит не в решении социально-политических проблем, а в религиозном вопросе. По мнению Шпенглера, в России должна возникнуть новая версия христианства, одним из провозвестников которого Шпенглер считал Федора Достоевского. Это историческая перспектива большого исторического масштаба, и по сравнению с ней современная Шпенглеру борьба немцев и англичан за мировую империю является лишь небольшим эпизодом.

Шпенглер считает, что прасимволом российской культуры является бескрайняя равнина – исконный ландшафт России. Именно бескрайние просторы привели к тому, что у русского человека отсутствует сила воли и целеустремленность, так свойственная человеку западной культуры. Если европеец смотрит «вверх», то русский смотрит «вдаль» - на горизонт. Русская равнина способствовала, по мнению Шпенглера, бесцельному кочевничеству, переездам с места на место, что обусловило недостаток квалифицированных рабочих и ремесленников.

Шпенглер считает русский народ крестьянским народом, которому чужда городская культура Запада, а Россию – совокупностью народов, из которых в будущем разовьются новые нации. Находясь под влиянием Достоевского, Шпенглер видел большое будущее для русского народа, а культуре, которую он создаст, по его мнению, будет принадлежать следующее тысячелетие.

Шпенглер причисляет Россию не к Европе, а к Азии, более того, он считает ее державой, господствующей в Азии: «Россия есть госпожа в Азии. Россия и есть Азия»[16]. Шпенглер одним из первых на Западе заявил, что Россию ожидает большое будущее. Именно с Россией он связывает появление новой культуры, которая придет взамен угасающей европейской культуры. Но произойдет это не скоро, ибо на рубеже XIX и XX веков европейская культура лишь переходит к периоду цивилизации, когда она должна будет подчинить своему влиянию весь мир.

Как и любой другой народ со своеобразной культурой, русские внутренне враждебны чуждым им культурам. Так объясняет Шпенглер ненависть русских ко всему европейскому, к Петербургу как символу европеизации России. Он находит у Достоевского строки, в которых писатель признается в своей нелюбви к Петербургу, хотя и провел всю свою жизнь в этом городе. Даже революцию 1917 года Шпенглер пытается объяснить ненавистью народа к европейским формам. И это несмотря на то, что самих революционеров Шпенглер считает явлением европейским. Большевики, по его мнению, были частью проевропейски настроенной русской элиты, которая не признавалась европейцами и поэтому затаила внутри себя ненависть к Западу.

У Шпенглера присутствует как восхищение русской культурой, так и старые предрассудки, которые существуют в Европе по отношению к России и продолжают определять отношение европейских народов к нашей стране. Шпенглер искренне попытается понять Россию, ее культуру, но сделать это ему до конца не удалось или в силу тех же устойчивых антирусских предрассудков, или согласно тезису самого Шпенглера о том, что представители одной «высокой культуры» в принципе не могут понять другую «высокую культуру». Основываясь на хорошем знании России, Шпенглер сумел найти правильный алгоритм отношения Германии к своему восточному соседу: экономическое сотрудничество и невмешательство в стремлении России распространить свое политическое влияние на Балканы[17].

В четвертой главе «Идеи Освальда Шпенглера в трудах современных исследователей» речь идет о наиболее известных последователях Освальда Шпенглера, выяснении их вклада в современную политологическую науку. Среди наиболее известных последователей Освальда Шпенглера следует выделить английского историка Арнольда Тойнби и российского социолога Питирима Сорокина. Определенное влияние идеи Шпенглера оказали и на советского этнолога Льва Николаевича Гумилева и немецкого футуролога Оссипа Флехтгейма. Особую роль среди современных последователей Освальда Шпенглера играет американский политолог Самуэль Хантингтон, который в основу своей политологической концепции положил шпенглеровскую философию политики. Влияние идей Шпенглера невозможно свести только к восприятию этими авторами шпенглеровской исторической концепции, речь идет, как правило, и о дальнейшем развитии его политических воззрений. Рассматривая взгляды вышеперечисленных авторов, постараемся выяснить, какие идеи Шпенглера получают у них особое звучание.

В первом параграфе «Влияние идей Шпенглера на концепции А. Тойнби, П. А. Сорокина и Л. Н. Гумилева» анализируется последующее развитие историософской концепции Освальда Шпенглера. Благодаря своей известности английский историк Арнольд Тойнби (1889–1975) способствовал возобновлению интереса к наследию Освальда Шпенглера. Основное отличие исторической концепции Тойнби от шпенглеровской состоит в большем количестве цивилизаций, которые он выделяет во всемирной истории. Другим важным отличием является стремление Тойнби отказаться от тезиса о полной независимости «высоких культур». Раймонд Арон говорит о так называемом «парадоксе Шпенглера». Дело в том, что Шпенглер, отрицая единство человеческой истории и утверждая «непроницаемость» отдельных культур, сам, в свою очередь, пытался понять и описать их. Этот недостаток шпенглеровского подхода Арнольд Тойнби хотел исправить. Если Шпенглер исходил из отрицания единства истории, то Тойнби допускает «трансляцию» культурно-исторического опыта и говорит связях между локальными цивилизациями. В результате он приходит к пониманию всемирной истории, в основе которого лежит религиозный подход. Кроме того Тойнби, в отличие от Шпенглера, пытается найти смысл всемирно-исторического процесса.

По Тойнби, все цивилизации прошли стадию становления; большинство достигли также расцвета, а немногие претерпели и процесс дезинтеграции, завершившийся окончательной гибелью. Он допускает, что любая цивилизация способна сойти со своей исторической дистанции, поэтому время существования той или иной цивилизации нельзя заранее предопределить. Хотя Тойнби в целом воспроизводит идею цикличности Шпенглера, он, однако, отвергает исторический фатализм последнего. Если у Шпенглера «высокие культуры» это прежде всего живые организмы, то для Тойнби цивилизации трактуются как поля действия индивидуумов. Понятия «общество» и «цивилизация» у Тойнби практически идентичны. Цивилизации для него – это общности людей, объединенных системой общественных связей. Они состоят из отдельных национальных государств.

Тойнби рассматривает мировую политику как арену состязания цивилизаций, при этом цивилизация у него, как и у Шпенглера, шире национального государства. Тем не менее, национальным государствам английский историк отводит важную роль в мировой политике, поскольку именно через них цивилизация реализует себя в пространстве и времени. Особую роль призваны играть при этом, по его мнению, так называемые «центральные» государства.

Тойнби выделяет в истории более двадцати локальных цивилизаций. Он делит все цивилизации на живые, реликтовые, неродившиеся и задержанные. На данный момент осталось пять живых цивилизаций: западная, православная, исламская, дальневосточная и индуистская[18]. Как и Шпенглер, Тойнби в своих работах уделяет большое внимание античной цивилизации. По аналогии с античной цивилизацией Тойнби предсказывает столкновение Запада со всем остальным миром.

Как и Шпенглер, Тойнби считает, что современное видение истории остается европоцентристским. Западная цивилизация, достигшая в своем развитии высокого научного и технологического уровня, породившая либеральную демократию, тем не менее не представляется ему идеальной. Напротив, для Тойнби совершенно очевиден ее экспансионистский характер.

Для объяснения механизма исторического развития цивилизаций Тойнби предлагает теорию «Вызова – Ответа». Конкретная историческая ситуация постоянно ставит перед цивилизациями новые проблемы – «вызовы». Наиболее стимулирующее воздействие оказывает вызов средней силы. Слабый «вызов» не может заставить систему перейти на качественно новый уровень, в то время как чрезмерно сильный «вызов» может ее разрушить. Для успешного «ответа» на «вызов» необходимо наличие в обществе людей, способных понять «вызов» и дать на него «ответ». Это так называемое «творческое меньшинство» – элита общества, состоящая из военных, администраторов и священников. Здесь Тойнби полностью воспроизводит во многом элитаристскую трактовку Шпенглера.

Во время надлома общество распадается на три части: 1) «Правящее меньшинство», цепляющееся за свое привилегированное положение. Оно создает «универсальное государство»; 2) «Внутренний пролетариат», не доверяющий правящему меньшинству. Он создает «вселенскую церковь»; 3) «Внешний пролетариат» ведет атаки на ослабевшую цивилизацию. Эта схема во многом совпадает с политической концепцией Освальда Шпенглера, который в свое время писал и о важной политической роли правящего меньшинства, и о «белой» и «цветной» революции, движущей силой которых, очевидно, и являются «внутренний» и «внешний» пролетариат.

Творческое меньшинство, используя силовые методы, вырождается в господствующую элиту. Пассивное большинство перерождается во «внутренний пролетариат» – бесправную и обездоленную массу людей, оторванных от своих корней и постоянно испытывающих чувство неудовлетворенности. Отчуждение большинства населения от элиты ведет к внутреннему расколу. В это же время на политической арене все чаще появляются военные отряды «внешнего пролетариата» - соседних народов, внешне вовлеченных в судьбу данной цивилизации, но внутренне чуждых ей.

Такая трактовка кризисного состояния цивилизации говорит о том, что Тойнби остается верным учеником Шпенглера, которому принадлежит первенство в подобной интерпретации кризиса цивилизации. Напомним, что, согласно Шпенглеру, «белой» революции приходит на помощь «цветная» революция внешних народов, которая также враждебно настроена по отношению к культуре. Именно эти две силы, по мнению Шпенглера, разрушают здание старой европейской культуры

Тойнби считает, что разложение общества сопровождается деградацией элиты, которая теряет свою творческую силу, успокаивается или погружается в апатию. Как отдельный человек иногда незаметно для себя деградирует, почивает на лаврах, элита теряет свою дееспособность. Творческую активность заменяет слепое копирование и плагиат - «мимесис»[19]. Одновременно элита стремится всеми законными и незаконными средствами закрепить свое привилегированное положение.

Продуктом умирающей цивилизации является «универсальное государство», которое создает загнивающая элита для закрепления своего несправедливого господства. Это государство основано исключительно на букве закона и потому является мертвой политической формой. Одновременно пролетариат создает «универсальную церковь», историческая роль которой состоит в том, что она служит своеобразным мостиком, переходом к новым цивилизациям. Универсальная церковь выполняет задачу переноса культурных достижений умершей цивилизации, когда умирающая цивилизация выступает той культурной средой, в которой последующие цивилизации видят образец для развития собственной культуры.

Определяющим фактором живых цивилизаций Тойнби считает религию. В процессе рождений и гибели цивилизаций церковь играет роль «личинки» или «куколки». В основе каждой цивилизации имеется универсальная церковь. Религия, по Тойнби, является главной объединительной силой общества. Эта позиция свидетельствует о консервативной политической установке автора, хотя религией будущего для него является пантеизм.

Вслед за Шпенглером, Тойнби говорит о кризисе западной цивилизации в XX веке. По его мнению, начиная с эпохи Возрождения утрата христианства приводит Запад к созданию псевдорелигиозных идеологий. Цивилизационный экспансионизм Европы, по мнению английского историка, обернулся в XX веке против нее самой. Иллюзия европоцентризма поддерживалась на протяжении двух столетий постоянными успехами западной цивилизации, ибо с XVII века политическое влияние западных стран неуклонно возрастало. Однако величие Европы принадлежит прошлому. Начиная с XX века США доминируют во многих областях политики, экономики и культуры, сделав Европу одной из провинций мировой метрополии.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что Арнольд Тойнби не только использовал основные идеи политической философии Освальда Шпенглера, но и во многом перенял его трактовку кризиса современной западной цивилизации. Постоянное подчеркивание английским историком важности религии и церкви как для развития локальных цивилизаций, так и для связи между ними говорит о принадлежности его к лагерю консерваторов, насколько политический консерватизм вообще возможен в либеральной Англии. Его историческая концепция объяснила проблемы генезиса, становления, развития и борьбы локальных цивилизаций. Благодаря концепции Тойнби цивилизационный подход принес значительные научные результаты и стал сегодня одним из основных в современной науке.

Во многом благодаря влиянию Освальда Шпенглера Питирим Сорокин (1889–1968) стал последовательным приверженцем циклической теории исторического развития. Сорокин подвергает критическому анализу основные положения своих предшественников и, используя новую терминологию, пытается представить культурно-цилизационную парадигму в качестве целостной теоретической концепции.

Питирим Сорокин дает свое представление об эволюции исторических культур. Ему удалось выделить то общее, что объединяет отдельных авторов в единую теоретическую школу, которая, по его мнению, сформировалась в XX веке и представляет собой более реалистическое основание для анализа социально-политических явлений, чем линейные социальные теории XIX века.

Вслед за Шпенглером Сорокин называет «высокие культуры» «культурными суперсистемами», при этом он выделяет три уровня их анализа: а) «культурные связи», б) «культурные системы», в) «культурные супеpсистемы». При этом особое внимание Сорокин уделяет «культурным системам». Культурные суперсистемы представляют собой наиболее сложный тип взаимосвязей. Они состоят из систем религии, политики, экономики, искусства и т. д., которые, взаимодействуя, создают единую идеологию суперсистемы, формулирующую ее ценности и истины, что находит свое выражение прежде всего в господствующей религии. Каждая культурная суперсистема представляет собой смысловое единство, вырабатывает свои оригинальные формы, которые основаны на единой внутренней идее. Эта идея накладывает свой отпечаток на все творения, что напоминает понятие прасимвола у Шпенглера.

Шпенглеровским периодам роста, зрелости и распада «высоких культур» у Сорокина соответствуют умозрительная, идеальная и чувственная суперсистемы. Описания периодов «высоких культур» и соответствующих суперсистем схожи между собой. Период роста «высокой культуры» Шпенглера соответствует у Сорокина умозрительной суперсистеме, которая характеризуется следующими важными чертами: интуитивное творчество и понимание истины, внутренняя религиозность, преимущественно религиозные ценности, абсолютизация этих ценностей и четкое разделение между негативными и позитивными ценностями, сакральное право и сакральная этика, преимущественно религиозное мировоззрение, религиозное искусство, преобладание теокpатически-аpистокpатического творческого меньшинства, незначительное развитие городов, промышленности и комеpционализации общества, сильное чувство собственности и т. д.

Умозрительная суперсистема религиозна. Она основана на идее Бога. Искусство полностью посвящено религиозной тематике. Художественный образ воплощается в архитектуре церковных зданий, богослужебных песнопениях и молитвах. Этические ценности и нормы строятся на религиозной морали. Отношение к наслаждениям отрицательно, главным же является безупречное исполнение своих обязанностей. К умозрительному типу Сорокин относит средневековую западноевропейскую культуру.

Умозрительной суперсистеме противостоит чувственная, которую, по мнению Сорокина, характеризует светскость, материализм, утилитаризм, эмпиризм, гедонизм, сциентизм, техницизм, относительность ценностей, упадок религиозности и интуитивного творчества, секуляритивное искусство, развитие технических приспособлений, социальная дифференциация, классовая борьба, усиление городов и промышленности, упадок деревни, замена чувственных отношений в семье и общине на договорные, вытеснение творческого меньшинства другими меньшинствами. С чувственной суперсистемой связана эпоха социального кризиса.

«Идеальная» суперсистема мыслится Сорокиным как промежуточная стадия перехода умозрительной суперсистемы в чувственную. В ней смешиваются признаки обеих суперсистем, поэтому она существует не более двух веков и уступает место чувственной суперсистеме. В этой смене суперсистем и видит Сорокин существо культурной динамики[20]. Расцвет идеального типа культуры приходится на эпоху раннего Возрождения. Идеальная культура средних веков Западной Европы приблизительно с XV века начинает приходить в упадок, в то время как чувственная культура продолжает наращивать темп и становится доминирующей. Если период становления чувственной культуры сопровождался гармонизацией правовых отношений, укреплением нравственных основ, то в период ее упадка наблюдается крах всего образа жизни.

По мнению Питирима Сорокина, в XX веке на месте старой чувственной суперсистемы Запада развивается новая умозрительная суперсистема Востока, которая способствует обновлению этических ценностей. Современный исторический период характеризуется, по Сорокину, переходом от старой европейской культуры к новой культуре, носителем которой будут славянские народы. Центр ее будет расположен в Тихом океане, а участвовать в ней будут народы Америки, Индии, Китая, Японии и России. Даже если Европа объединится, она будет играть важную роль, но никогда уже не восстановит того величия, которое она имела в последние пять веков. Все эти оценки мировой политики в целом укладываются в схему, предложенную Шпенглером.

Известный советский этнолог Лев Николаевич Гумилев (1923–1990) является одним из видных представителей неоевразийства. Гумилев, безусловно, использовал идеи Шпенглера для разработки своей теории этногенеза.

Гумилев стремится создать новую науку – этнологию. Этнология, по его мнению, лежит на стыке трех наук: истории, географии и биологии. При этом Гумилев выступает против общепринятого деления наук на гуманитарные и естественные, вместо которого он предлагает деление наук по способу получения информации на мифотворчество и наблюдение. Этнологию Гумилев относит к естественным наукам. Проблема соотношения гуманитарных и естественных наук представляется автору следующим образом: в процессе истории происходило постепенное отпадение отдельных областей знания от гуманитарных наук к естественным. Так, вначале философия занималась почти всем кругом вопросов, относящихся к изучению природы, но к XIX веку оформились самостоятельные науки, не имеющие почти ничего общего с философией.

Как и Шпенглер, Гумилев отрицательно относится к линейной теории исторического прогресса, считая ее «иллюзией роста». Циклическая теория исторического развития преобразуется у Гумилева в учение о пассионарных толчках. Гумилев говорит о двух уровнях существования этносов: историческом и этнографическом. Создание этносом своего государства можно считать выходом его на исторический уровень бытия. И наоборот, потеря нацией государственной самостоятельности всегда связана с возвратом этноса на этнографический уровень. Такой подход мы находим и у Шпенглера.

В работах Гумилева мы встречаем упоминание Освальда Шпенглера, когда этнолог говорит о двух школах в исторической науке: «всемирно-исторической» и «культурно-исторической». К первой он относит Гегеля, ко второй Н. Я. Данилевского, О. Шпенглера и А. Тойнби. Оставаясь в русле идей Шпенглера, Гумилев отрицательно относится к представлению о прогрессе, считая последний «иллюзией роста, процветания людей за счет беспредельных богатств Природы»[21]. Недостаток теории прогресса, по мнению Гумилева, состоит в том, что игнорируется явление вырождения, ослабления и вымирания целых народов. Проблема зависимости культуры от пассионарного напряжения решается Гумилевым следующим образом: расцвет культуры не прямо определяется уровнем пассионарности. Для культуры важна умеренная величина пассионарного напряжения. Избыток последнего вреден для культуры. При малой пассионарности также отсутствуют условия для развития культуры, поскольку без определенной степени жертвенности невозможно даже удержание старых традиций, и тем более создание новых.

Говоря о «биполярности этносферы», Гумилев отмечает, что кроме фазы этногенеза существует еще доминанта отношения к окружающей среде, природной и культурной. Опасным, по мнению Гумилева, является негативное мировоззрение. Негативное отношение к излишней рационализации мы находим и у Шпенглера, но Гумилев идет дальше и создает теорию антисистем, которые своей негативной рациональностью способны погубить все живое, все органически выросшие этнические системы. Условием существования антисистемы является снижение пассионарного напряжения. При этом старые субэтносы исчезают, а новые не возникают. Антисистемы не связаны с ландшафтом, отрицают традиции общества, представления о добром и злом, хорошем и плохом, честном и преступном, красивом и безобразном. Без груза традиций они часто побеждают политически и экономически. Принцип антисистем – ложь. Позитивные системы – этносы – всегда вводят запреты, ограничения через нравы, мораль, закон. Этому же служит и религия, подчиняя поведение человека определенному стереотипу. В антисистемах этих внутренних ограничений нет, но зато много внешних ограничений через контроль и насилие. Поэтому в антисистемах всегда строгая дисциплина. Антисистемы приводят к созданию «псевдоэтнических общностей», напоминающих общины и секты, которые влияют на судьбы этносов и культур «как раковая опухоль на организм».

Гумилев дополнил концепцию Шпенглера естественно-научным анализом и уделил особое внимание исследованию российской цивилизации. По сравнению с теориями Шпенглера и Тойнби теория Гумилева выглядит более антропологичной и даже психологичной. Гумилев не только выделил большее число периодов в жизни суперэтносов, но и дал им более подробное описание.

Во втором параграфе «Гуманистическая футурология О. К. Флехтгейма» речь идет о концепции известного немецкого политолога Оссипа К. Флехтгейма (1909–1999), который использовал в своей футурологии целый ряд философских и политологических идей Освальда Шпенглера.

Футурология Флехтгейма основываясь на философии истории Освальда Шпенглера, ставит целый ряд современных проблем, которые обострились в связи с процессами глобализации и интернационализации общественной жизни. Она синтезировала в себе гуманистические идеи, современные футурологические и политологические подходы, развила проблематику социально-политического идеала будущего. Впервые Флехтгейм использовал термин «футурология» в 1943 г. при анализе идей Освальда Шпенглера, и уже тогда он выразил надежду, что в скором времени она станет новой наукой о будущем.

Флехтгейм является типичным представителем гуманистически ориентированного направления западной футурологии. Его футурологическая концепция соединила в себе гуманистические идеи, представление о футурологии как новой науке о будущем, глобальные проблемы современной цивилизации. В целом ряде своих работ он пытается дать методологическое обоснование этой новой науки о будущем. С этой целью Флехтгейм предпринимает анализ взглядов на историю Г. В. Ф. Гегеля, О. Шпенглера и А. Тойнби.

Своим идейным предшественником Флехтгейм считает Освальда Шпенглера, но нельзя сказать, чтобы все его взгляды были в русле шпенглеровской концепции. Так, например, Шпенглер говорит об упадке западной цивилизации в недалеком будущем, чему и соответствует его ярко выраженный пессимизм. Флехтгейм же оптимист, и хотя он допускает возможность упадка западной цивилизации в результате войн и революций, надеется на возможность создания в будущем всемирной цивилизации. Различны данные концепции и в методологии исторического исследования.

Метод исторической аналогии, основной в концепции Шпенглера, не представлен широко у Флехтгейма. Более того, если у Шпенглера в ближайшем будущем ожидается появление неоцезаристских государств, которые придут на смену демократическим, то у Флехтгейма, наоборот, на смену современным тоталитарным режимам придет мировая демократическая федерация. Шпенглер предсказывает мировые войны, Флехтгейм – «демократическую реконструкцию цивилизации, не прибегая к войнам».

Под социализмом Флехтгейм, как и Освальд Шпенглер, понимает изменение существующего общественного устройства в соответствии с моральными требованиями. В таком подходе присутствуют два момента: критическое отношение к традиционному социальному порядку и наличие моральных ценностей. Особую роль при этом играют общечеловеческие ценности. Выступая за создание единого планетарного общества, Флехтгейм видит в качестве основного препятствия на этом пути деление человечества на расы, нации, государства, религии и т. д. На пути планетарной цивилизации, по его мнению, лежат традиционные духовные, социально-исторические и географические границы, которые характеризуются им как предрассудки и фанатизм.

Флехтгейм считает, что футурология должна внести важный вклад в решение таких глобальных проблем современности, как: 1) уничтожение опасности войны; 2) преодоление голода, нищеты и перенаселения в третьем мире; 3) избавление от эксплуатации и угнетения, демократизация государства и общества; 4) защита природной среды, т. е. экологическая проблема; 5) устранение отчуждения[22]. Из этих задач футурологии отчетливо видно, что Флехтгейм был противником политического консерватизма Освальда Шпенглера. Можно даже говорить о некоторой противоположности их политических убеждений. Национализму и цезаризму Шпенглера Флехтгейм противопоставляет космополитизм и демократию. Если Шпенглер оправдывал войну как важное средство мировой политики, то Флехтгейм старается исключить войну из арсенала средств решения международных конфликтов. Становится очевидным, что эти авторы принадлежат к двум основным направлениям в теории международных отношений: Шпенглер к реализму, Флехтгейм – к либерализму.

Если Шпенглер считает пацифизм признаком старости культуры, то для Флехтгейма он является одним из важных политических лозунгов. Ассоциируя войну с крахом цивилизации, Флехтгейм видит в качестве одной из важнейших задач футурологии борьбу за мир. Позиция Флехтгейма по вопросам войны и мира близка к воззрениям Эриха Фромма, который предлагал уничтожить угрозу войны, достичь справедливого распределения ресурсов между странами, сформировать международную экономическую кооперацию, создать мировое правительство, осуществить полное разоружение.

По Флехтгейму, будущее общество должно представлять единую мировую республику, подобную Римской империи, где все государства рассматриваются как провинции. Америка наиболее приспособлена к принципу мировой космополитической республики, рассматривающей все другие страны как источники ресурсов – природных, человеческих, культурных. Не случайно гуманистические концепции развивались параллельно с представлениями о лидирующей роли Америки в современном мире[23].

В качестве синонима авторитаризма, фашизма, тоталитаризма Флехтгейм использует термин «неоцезаризм», который, по-видимому, происходит от понятия «цезаризм» Освальда Шпенглера. «Современный цезаризм, – пишет Шпенглер, – есть диктатура, не диктатура какой-либо партии, а одного человека над всеми партиями, прежде всего над собственной»[24]. Становление в будущем неоцезаристских диктатур рассматривается у Флехтгейма в качестве одного из возможных путей будущего современной цивилизации. Неоцезаристские диктатуры являются своеобразным антиподом мировой демократической федерации. Основная задача международной политики, по мнению Флехтгейма, состоит в том, чтобы не допустить появления таких диктатур путем развития процессов демократизации.

Таким образом, О. К. Флехтгейм не только использовал историческую концепцию Освальда Шпенглера для создания новой науки о будущем – футурологии, но и перенял некоторые понятия политической философии Шпенглера при создании своего проекта мировой гуманистической федерации. Некоторые общие моменты во взглядах обоих авторов видны и в трактовке ими социализма, как наиболее приемлемого политического строя.

В третьем параграфе «Концепция «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона» речь идет о том влиянии, которое оказал Освальд Шпенглер на политические взгляды Самуэля Хантингтона.

Философия Освальда Шпенглера оказала влияние на развитие не только истории (А. Тойнби), социологии (П. А. Сорокин), этнологии (Л. Н. Гумилев), футурологии (О. К. Флехтгейм), но и политической науки. Это влияние особенно наглядно видно на примере концепции известного американского политолога Самуэля Хантингтона, одного из ведущих теоретиков республиканцев, президента Американской политологической ассоциации, директора Института стратегических исследований при Гарвардском университете, советника министерства иностранных дел США. Интерес к работам Шпенглера на Западе в 90-е годы возрос благодаря книге Хантингтона «Столкновение цивилизаций и изменение мирового порядка» (1996). Многие зарубежные и отечественные исследователи считают Хантингтона одним из современных последователей Освальда Шпенглера[25]. Самуэль Хантингтон, наряду с П. Кеннеди, Ф. Фукуямой, М. Катцом, З. Бжезинским и другими американскими политологами, участвовал в дискуссии о характере изменения международного порядка. У Хантингтона присутствует претензия на создание всеобъемлющей современной модели мирового порядка. Ему удалось эффективно использовать цивилизационный подход для анализа современной международной политики. Как и Шпенглер, Хантингтон является представителем школы политического реализма в мировой политике.

Хантингтон рассматривает историю не через призму национальных государств, а пытается выйти на региональный уровень – уровень цивилизаций. Чтобы сделать цивилизационный подход применимым к анализу мировой политики Хантингтон, предлагает рассматривать в каждой цивилизации свою политическую структуру, которая состоит из так называемых «центральных» и «периферийных» государств.

При анализе современной политики Хантингтон указывает на моральное разложение Запада, которое выражается, по его мнению, в росте преступности, распаде семьи, отказе от этики работы, в понижении уровня образования. Подобного рода оценки встречаются и у Освальда Шпенглера. Совпадения между Хантингтоном и Шпенглером видны и в определении признаков разложения общества. Однако, по Хантингтону, цивилизации могут не только остановить разложение, но и регенерироваться. Он надеется на то, что это удастся сделать Западу. В этом смысле фатальный пессимизм Шпенглера сменяется у Хантингтона политическим оптимизмом, оставляющим для западной цивилизации все возможности открытыми.

Вслед за Шпенглером Хантингтон одним из важных признаков кризиса Запала считает постоянное уменьшение прироста населения. Этот факт приводит к постоянной миграции на Запад. В Европе одна треть всех мигрантов является выходцами из мусульманских стран. Хантингтон считает, что культурная интеграция мигрантов становится все более проблематичной, вырастая в заметную проблему внутренней жизни государств Запада.

Как и Шпенглер, Хантингтон видит в этих проблемах признаки кризиса западного общества. По его мнению, недостаточно предоставить мигрантам рабочие места, необходимо, чтобы они усвоили для себя западные культурные ценности. Мультикультурное общество он считает фикцией, ведущей к гражданской войне.

Признав центральные государства цивилизаций основными действующими лицами истории, Хантингтон считает, что международная система XXI века будет включать в себя шесть таких держав: США, Европейский союз, Китай, Японию, Россию и, возможно, Индию. Он полагает, что в основе международных конфликтов будут лежать не политические, экономические или идеологические, а культурные причины. Хотя возрождение ислама и подъем Китая и составляют главную угрозу для США, в XXI веке эти угрозы будут устранены, что приведет к установлению полной гегемонии Запада в форме мировой империи.

Говоря о Шпенглере, Хантингтон относит его к выдающимся мыслителям, исследовавшим предпосылки, возникновение, рост, разложение и гибель цивилизаций. Хантингтон считает, что тезис Шпенглера о «Закате Европы» подтвердился последующей историей: «Первая книга Шпенглера появилась в 1918 году, и «закат Запада» был центральной темой в течение всей истории XX века. Сам этот процесс растянулся на все столетие. Тем не менее он может ускориться»[26]. Является ли Хантингтон «американским Шпенглером»? Сравнение Хантингтона и Шпенглера требует указания на различия в их концепциях. Если для Шпенглера характерна четкая теоретическая схема в понимании «высоких культур», которая в современных условиях несколько потеряла свою убедительность, то концепция Хантингтона более открыта для всевозможных толкований, поэтому и вопрос о будущем Запада у него во многом остается открытым.

Важным отличием концепции Хантингтона является то, что если у Шпенглера «высокие культуры» следуют в истории друг за другом, то цивилизации у Хантингтона существуют одновременно и борются между собой. Здесь американский политолог, с одной стороны, приспосабливает свою теорию цивилизаций для объяснения мировой политики, а с другой стороны, упускает из виду очень важный момент в философии истории Шпенглера, а именно его положение о том, что все цивилизации следует делить на «живые» и «мертвые». Хантингтон уравнивает в правах два этих вида цивилизаций, отдавая дань скорее географии, чем внутренней «душе культуры», как это было у Шпенглера.

Хотя Хантингтон воспринял ряд идей Шпенглера не непосредственно, а через работы Арнольда Тойнби, его концепция становится сегодня центром политологических дискуссий во многих странах мира. Это косвенно свидетельствует не только об актуальности цивилизационного подхода для современной науки, но и об интересе к политическим идеям Шпенглера.

В заключении диссертационного исследования подведены общие итоги и сделаны теоретические выводы.

[1] Schoeps H. Vorläufer Spenglers: Studien zum Geschichtspessimismus im 19. Jahrhundert. Köln, 1953. S. 2.

[2] Käsler D.(Hrsg.) Max Weber: Sein Werk und seine Wirkung. München, 1972. S. 222.

[3] Jünger E. Der Arbeiter: Herrschaft und Gestalt. Stuttgart. 1982. S. 19.

[4] Платон. Сочинения. М., 1971. Т. 3. Ч. 1. С. 358, 363, 372, 379.

[5] Spengler O. Der Untergang des Abendlandes: Umrisse einer Morphologie der Weltgeschichte. München, 1963. S. 476.

[6] Spengler O. Jahre der Entscheidung: Deutschland und die weltgeschichtliche Entwicklung. München, 1933. S. 85–86.

[7] Платон. Сочинения. М., 1971. С. Т. 3. Ч. 1. 358.

[8] Spengler O. Der Untergang des Abendlandes: Umrisse einer Morphologie der Weltgeschichte. München, 1963. S. 1006.

[9] Цит. по: Свасьян К. А. Социально-политическая философия Освальда Шпенглера // Социологические исследования. 1987. № 6. С. 128.

[10] Spengler O. Politischen Schriften. München, 1933. S. 142.

[11] Farrenkopf J. Klio und Cäsar. Spenglers Philosophie der Weltgeschichte im Dienste de Staatskunst, in: Der Fall Spengler. Eine kritische Bilanz. Köln, 1994. S. 45–46.

[12] Spengler O. Politische Schriften. München, 1932. S. 293.

[13] Ulmen G. Metaphysik des Morgenlandes // Spengler heute. München, 1980. S. 124.

[14] Spengler O. Jahre der Entscheidung: Deutschland und die weltgeschichtliche Entwicklung. München, 1933. S. 16.

[15] Spengler O. Das Doppelantlitz Russlands und die deutsche Ostprobleme // Spengler O. Politischen Schriften. München, 1933. S. 107–127.

[16] Spengler O. Jahre der Entscheidung: Deutschland und die weltgeschichtliche Entwicklung. München, 1933. S. 153.

[17] Spengler O. Politische Schriften. München, 1933. S. 124.

[18] Тойнби А. Постижение истории. М., 1991. С. 33.

[19] Тоуnbее А. A Study of History. L., 1977. P. 164.

[20] Sorokin P. А. Social and cultural dynamics. N. Y., 1962.

[21] Гумилев Л. Н. Этногенез и босфера Земли. М., 2003. С. 33.

[22] Flechtheim O. K. Warum Futurologie? // Furturum. München, 1980. S. 19.

[23] См.: Никитин А. И. Эволюция американского глобализма. М., 1987.

[24] Spengler O. Jahre der Enscheidung: Deutschland und die weltgeschichtliche Entwicklung. München, 1961. S. 178.

[25] Thöndl M. «Der Untergang des Abendlandes» als «Kampf der Kulturen»? Spengler und Huntington im Vergleich // Politische Vierteljahresschrift. 1997. № 12. S. 824.

[26] Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2003. С. 118.