Трансформация постсоветской политической системы: проблемы структурной и функциональной адекватности

Во «Введении» обосновывается актуальность темы диссертации, проводится анализ степени ее научной разработанности, определяются объект и предмет исследования, цели и задачи, методология и информационная база исследования, раскрывается научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, а также формулируются рабочая гипотеза и положения, выносимые на защиту.

В первом параграфе первой главы «Общенаучные основания системной методологии» рассматривается развитие системной теории, начиная с первой половины ХХ века, в частности, в трудах в области биологии Л. Фон Борталанфи, в области социологии Т.Парсонса, в сфере управления-кибернетики Н.Винера[1], а также в трудах отечественных ученых[2]. Они позволили обнаружить, что системный подход в науке – это методология исследования системного объекта с определенными свойствами. Далее рассматривается эволюция применения системного метода от статических систем к динамически развивающимся системам, включая использование синергетических подходов. Первоначально системный подход применялся только в естественных науках. Постепенно отдельные социологи, экономисты (Т.Парсонс, Дж.Томанс, Р.Мертон и др.) стали применять системный подход в гуманитарных исследованиях, даже создали на этой основе теорию структурно-функционального анализа. В 60-70-е годы ХХ века группа американских исследователей (Д.Истон, К.Дойч, Г.Алмонд и др.) начала целенаправленно внедрять системный подход в политическую науку. В параграфе рассматриваются сформированные в научном мире понятия «системы» применительно к объектам общественного характера, понятия «стабильности» и «устойчивости» систем[3]. Относительный характер стабильности политической системы детерминирует их функционирование в перманентной трансформации с целью обеспечения ее динамического равновесия. Это обстоятельство обуславливает методологическую важность изучения трансформации социальных объектов в рамках системного подхода. Категория «политическая система» привнесла в научные исследования принцип многофакторной зависимости в политике, большую значимость функциональных факторов по отношению к формальным, усиление значимости ценностной ориентации политических систем [4]. В этой связи в качестве базового методологического подхода к анализу политической системы определен системный подход, применяемый в отношении динамически-изменяемых систем под влиянием многофакторных функциональных воздействий.

Во втором параграфе первой главы «Базовые модели политической системы» рассматриваются различные модели и типы политических систем, выработанных исторической практикой под влиянием многих факторов, среди которых: исторические традиции, национальная культура, религия, экономическое состояние, зрелость гражданского общества, геополитические и географические условия и другие. Для определения факторного влияния на формирование и функционирование политических систем обозначается важность того или иного сочетания влияния различных факторов и систематизация различной информации о данном объекте. В процессе такой систематизации особую важность приобрело исследование понятийности политической системы, разработка ее моделей и создание какой-либо классификации или типологии систем.

Одним из первых было определение Д.Истона. Он видел в политической системе «совокупность тех взаимодействий, посредством которых ценности авторитарным способом привносятся в общество»[5]. В своей модели Д.Истон назвал наличие границы между политической системой и окружающей средой «центральной идеей системного подхода к политике. Свое определение политической системы дал Г.Алмонд, который представил ее как «особый тип социальных систем, которые задействованы в принятии властных публичных решений» и являют собой «…совокупность институтов, которые формулируют и воплощают в жизнь коллективные цели общества или существующих в нем групп»[6]. Еще большую конкретизацию функциональности политической системы разработал американский социолог Р.Мертон. Он исходит из того, что «…как одно и то же явление может иметь многочисленные функции, так и одна функция может по разному выполняться различными явлениями»[7]. Оригинальную модель предложил М.Хеттих, в ее основе – коммуникативный подход. Он подробно исследовал внутреннюю структуру политической системы, алгоритм движения в ней информации при решении проблем, вывел фазы процесса принятия решений. Модель Хеттиха во многом строится на выявлении политических решений как основного продукта политической системы[8]. Своеобразную модель политической системы, определившуюся под влиянием теорий коммуникации и кибернетики, сформулировал американский политолог К.Дойч. Он представил политику и деятельность правительства как процесс управления и координации усилий людей по достижению поставленных целей[9].

Используя разработки западных ученых по моделям политической системы, свои предложения и оценки выдвигали и отечественные теоретики. Так, Г.Каменская и А.Родионов определили политическую систему, как «ту сторону социального взаимодействия, которая связана с выполняемой индивидом политической ролью гражданина, субъекта политического управления, властвующего или подвластного»[10]. В Российской политической энциклопедии политическая система определяется как «совокупность политических институтов, норм, ценностей, идей и отношений, в которых реализуется политическая власть»[11].

В рамках своего исследования мы рассматриваем политическую систему как устойчивую и упорядоченную совокупность взаимодействующих между собой норм, ценностей и институтов, организующих функционирование и использование политической власти. Институционально-организационная структура политической системы объединяет определенные цели, субъекты, отношения, функции, механизмы политического свойства, которые обеспечивают ценность политической жизни, единство действий людей в политике. Формирование новой политической системы происходит постепенно, с развитием и закреплением разнообразных базовых характеристик.

С помощью моделирования определялись принципиальные характеристики политической системы как явления, на основе которых выстраивалась та или иная типология. Для настоящего диссертационного исследования рассмотрение типологизации политических систем необходимо для проведения сравнительного анализа различных типов политических систем с целью исследования трансформации российской политической системы через призму базовых элементов, существующих в разных типах систем.

Одной из первых была разработка типология политических систем, предложенная Г.Алмондом. В ее основу положен тип политической культуры и разделение ролей между участниками политического процесса. Он выделил четыре типа политических систем: англо-американский, европейско-континентальный, доиндустриальный – частично индустриальный, тоталитарный[12]. Так же Г.Алмонд вместе с Д.Пауэллом предложили типологию, основанную на доминирующих политических ориентациях, определяющих целевые установки общества и власти. Это – радикально-авторитарные, консервативно-авторитарные, либерально-демократические, авторитарно-модернизирующиеся политические системы. К данному подходу близка классификация французского политолога Ж.Блонделя, в основе которой находится управленческий фактор[13]. Согласно его типологии политические системы делятся на либеральные демократии, авторитарно-радикальные, традиционные, популистские и авторитарно-консервативные политические системы.

После разработок Г.Алмонда и Ж.Бюнделя многие ученые включились в осмысление политических систем современного мира. Появились концепции А.Лейпхарта и С.Хантингтона, Ч.Эндрейна и М.В.Ильина, других исследователей из разных стран. В концепции А.Лейпхарта все системы представительной западной демократии делятся на мажоритарные и консенсусные или согласительные. С.Хантингтон в своей квалификации политических систем положил критерий политической стабильности и управляемости обществом. Он делит все политические системы на слабые и сильные. Ч.Эндрейн, формулируя свою типологию, исходит из того, «что политические системы функционируют в виде того или иного способа «производства политик»[14]. В качестве анализируемых признаков он выделяет три аспекта: культурные ценности, власть, поведение политиков и рядовых членов общества, и определяет следующую типологию политических систем: народная или племенная, бюрократическая, согласительная, мобилизационная.

Отметим некоторые разработки отечественных ученых. Так, М.В.Ильин в рамках эволюционного подхода к политическим системам предложил концепцию хронополитики, основанную на том, что многообразные изменения вписаны в единую логику смены фаз открывания и закрывания политических систем, а также вытекающих из этой логики накопления открытых и закрытых организационно-политических структур[15]. В.Е.Чиркин на основе факторов управления и механизмов политических отношений предложил типологию из трех групп систем: командная, соревновательная и социопримирительная.

Для настоящего исследования важно отметить, что все типологии политических систем отмечают существенное значение соответствия или адекватности характеристик систем политическим, экономическим и социо-культурным факторам. Наличие соответствия обеспечивают стабильность системы, отсутствие такого соответствия ведет систему к кризису и упадку. Это положение тем более ответственно для систем, переживающих процесс трансформации.

В третьем параграфе первой главы «Характер трансформации политической системы современной России» рассматриваются проблемы трансформации политических систем соотносительно к процессам, протекающим в современной России. Существует несколько научных концепций, трактующих трансформационный процесс в целом или обеспечивающих его отдельные составляющие. Концепция политической модернизации Д.Растоу выделяет три основные цели: национальное единство, стабильная власть и равенство[16]. Он выделяет несколько этапов или фаз политической модернизации: подготовительную фазу, в которой реализуется расширение демократических свобод, фазу принятия решений, определяющую курс на демократические преобразования, и фазу привыкания, в которой закрепляются ценности демократии, политические институты и процедуры[17]. Более разработанную в технологическом отношении концепцию политической модернизации представил С.Хантингтон. Он рассматривает ее как процесс, включающий в себя три базовые цели или линии политического развития: 1) рационализация власти; 2) дифференциация социальных, государственных и гражданских структур; 3) повышение уровня политического участия[18]. Для стран, имеющих авторитарное или тоталитарное прошлое, а Россия по сути входит в эту группу, С.Ханингтон определяет три возможных варианта развития[19]. «Трансформация» - переход осуществляется сильным правительством, играющим ключевую роль в политическом процессе, состоящем из пяти основных фаз: появление реформаторов; приход к власти; либерализация; «обратная легитимность» - замена реформаторов консерваторами; демократизация, в рамках которой происходит сближение власти и оппозиции. «Замена» - характеризуется полным разрывом с прошлым и окончательный уходом прежних правителей с политической арены, поскольку они олицетворяют консервативную власть и не признают оппозицию»[20]. «Замещение» - характеризуется прежде всего тем, что «демократизация осуществляется в ходе совместных действий правительства и оппозиции»[21].

Концепция польского политолога А.Пшеворского строится на уверенности в том, что «демократия – не единственный возможный итог процесса перехода»: когда приходит конец диктатуре, допустимы различные стратегии развития. Разрушение авторитарного режима может быть повернуто или же в конечном итоге привести к диктатуре нового образца. И даже если демократическое государство вроде бы уже состоялось, оно не обязательно окажется самоподдерживающимся; …устойчивая демократия есть только один из возможных методов процесса разрушения авторитарных режимов.»[22]. А.Пшеворский дает и анализ проблемы трансформации политической системы, осуществляя его с использованием теории игр. Фазы процесса демократизации представляются в форме игры четырех политических групп: твердые консерваторы, реформаторы, умеренные, радикальная оппозиция. Кстати, выделенные четыре группы политических сил полностью соответствуют той расстановке, какую имела Россия в первой половине девяностых годов. В анализе А.Пшеворского важно выделить именно момент слабой предсказуемости конечного результата трансформации; у него говориться о возможности и «авторитарной реставрации» и «гарантированной демократии»[23].

Своеобразную модель трансформации политической системы к демократии предложил испанский ученый Р.Кортарело. Здесь в центр процесса ставятся политические, идеологические и культурные факторы развития общества, вызываемые ими изменения. Сам процесс перехода структурируется в шесть этапов: кризис диктатуры; принципиальная модификация нравственно-правовых основ взаимоотношений между личностью и государством: формируется признание обществом законности и легитимности демократии; отстранение от управления старых кадров и утверждение новой политической символики; «первый консенсус: соглашение относительно прошлого», реальное национальное примирение; «второй консенсус: установление временных норм для обсуждения», развертывание реального политического диалога в новых условиях; «третий консенсус: окончательное определение правил игры нового режима», установление гражданского согласия между основными социально-политическими силами по вопросам функционирования демократического режима[24].

Широкое распространение среди обществоведов мира получила модель Г.О.Доннела и Ф.Шмиттера. Она предусматривает три фазы перехода к демократии:

- либерализацию, обеспечивающую процесс институализации гражданских свобод на базе прежнего властного аппарата;

- демократизацию, в рамках которой меняется структура политической власти, происходят свободные демократические выборы и формируются основы демократической политической системы;

- ресоциализацию, когда происходит адаптация граждан к демократическим нормам, ценностям и политическим институтам.

Оба эти исследователя также допускают сложные варианты переходного развития. Так, Ф.Шмиттер говорит, что кроме движения общества либо к демократии, либо к автократии существует еще, как минимум, две возможности: а) гибридный режим, соединяющий элементы автократии и демократии; б) стойкая, но неконсолидированная демократия. В условиях которой демократические правила, институты и их функционирование остаются недостаточно устойчивыми[25]. Неконсолидированные демократии представляют собой основу для богатого выбора вариантов политической трансформации.

Аргентинский политолог Г.Доннелл представил теорию делегативной демократии. В основе этой теории лежит установка на то, что режим, который появляется после разрушения авторитаризма и обладает признаками неконсолидированной демократии, способен на длительную устойчивость. Обычно стержнем делегативной демократии является сильная президентская власть, что всегда таит в себе вырождение в авторитарное состояние. Делегативная демократия неизбежно содержит в себе элементы олигархии или автократии, что обеспечивает доминирование структур исполнительной власти, неформальных или теневых механизмов принятия решений, но также – ограниченность полномочий и политических возможностей представительных органов власти, СМИ, партий. У оппозиции при этом практически не бывает шансов прихода к власти. Делегативную демократию часто называют промежуточным режимом между авторитаризмом и представительной демократией.

Германский государствовед и политолог Э.Шнайдер[26]. дает современное объяснение, с политической точки зрения, понятием «переход», «трансформация», «смена систем» и «системное изменение». Получается следующая цепь понятийных трактовок. Понятие «переход» означает фазу перехода от старого режима к новому; «трансформация» - это полное преобразование одной системы в другую, так сказать, успешно совершенный переход; «смена систем» - это, собственно говоря, то же, что и «трансформация», лишь отражает более последовательную смену старой системы новой; «системное изменение» означает процесс реформирования охваченной кризисом системы с целью приспособления к новой ситуации и достижения стабилизации[27].

В.Гельман выстроил общую логику трансформационного процесса, ориентированную в том числе на политическую эволюцию России[28]. Схематично она выглядит следующим образом:

1. Дестабилизация старой политической системы;

2. Неравновесное состояние политической Системы, при котором старые институты разрушены, а новые еще не созданы;

3. Конституирование новой политической системы;

4. Относительная консолидация политической системы.

Применение существующих концепций политической трансформации применительно к политическому развитию России указывает на то, что страна преодолела состояние неравновесности политической системы, имевшее место в последние годы ХХ века и в настоящее время перешла в стадию относительной консолидации политической системы. При этом характер развития политической системы имеет именно трансформационный характер. Трансформация политической системы Российской Федерации имеет достаточно классический характер, проходя ныне через большинство этапов, фаз и проблем, предусмотренных теоретическими разработками С.Хантингтона, А.Пшеворского, О.Доннела, Ф.Шмиттера и других исследователей. Как и предусмотрено теориями, характер трансформации системы существенно сказывается на всем процессе переходного развития страны. Также в полном соответствии с научными концепциями проявляют себя специфические черты российской трансформации, которые вносят существенные особенности в ее общую характеристику. Наш анализ показывает, что особо важное место среди этих отношений занимают: институциональная независимость политической системы, неустойчивость отдельных элементов и процессов ее трансформирования, чрезмерное господство бюрократии в управлении трансформацией в целом. Данные особенности серьезно влияют на уровень адекватности политической системы России другим важнейшим аспектам общественного развития нашей страны.

В четвертом параграфе первой главы «Факторная обусловленность адекватности политической системы в современной России» анализируются факторы, определяющие характер и степень адекватности политической системы. Политическая система является фундаментальным и системообразующим фактором социального качества общественной системы и характера общественного развития. Существенным признаком политической системы является ее внутренняя структура. Посредством структуры политическая система реализует свое функционирование. Функции политической системы реализуют ее социально-политическое качество. С этой точки зрения структура и функции политической системы являются существенными признаками общественной системы в целом.

Являясь частью общественной системы, политическая система общества находится в постоянном взаимодействии с другими подсистемами общества. «Системы различаются не столько по своим конкретным политическим, экономическим или культурным параметрам, сколько по тому, как эти параметры воздействуют друг на друга и переплетаются между собой в реальной жизни»[29].

Взаимодействие политической и социальной структур общества находится под воздействием множества факторов. Общественная система находится в процессе непрерывного развития. В процессе ее развития происходит трансформация ее структуры и функций. С этой точки зрения для оценки качества общественной системы на конкретном этапе ее развития большую значимость имеет ее предшествующие состояния, которые оказали результирующее влияние на трансформацию ее структурных и функциональных качеств. Социальное качество политической системы определяется во многом теми социальными группами, которые сформировали конкретную политическую систему. Происхождение и характер социальных групп, осуществляющих доминирующее влияние на развитие и трансформацию политической системы, таким образом, является значимым фактором социального качества политической системы, а социально-генетическая адекватность является существенным критерием структурной и функциональной адекватности политической системы.

Правовая форма, в рамках которой реализуются общественные отношения, детерминирует, таким образом, функциональную реализацию социальных отношений. В этом смысле оценка права с точки зрения формальной и функциональной реализации общественных отношений является важным звеном методологии анализа общественных отношений. Правовые отношения являются существенным фактором взаимодействия политической и общественных систем. Общество представляет собой совокупность различных групп интересов, и с его развитием происходит обновление групп и интересов. Нарушенный баланс интересов групп со временем восстанавливается и закрепляется в законодательстве. Соответственно, правовая адекватность общественной системы является важным фактором структурной и функциональной адекватности политической системы.

Общественная система находится в процессе непрерывного развития и трансформации. Характер ее развития во многом определяется теми социальными механизмами, которые детерминируют динамическую устойчивость общественной системы. Принцип развития, а затем принцип динамизма в типологизации политических систем не только выдвигаются многими исследователями, но и берутся в основу анализа и типологизации систем[30]. Таким мотивационным механизмом являются долговременные интересы общества, которые направляют общественную систему на оптимизацию его перспективного развития. Ориентация общества на перспективное развитие реализуется посредством осуществления вложений в направлении перспективного развития, то есть посредством инвестиционной деятельности. В результате социально-динамическая и инвестиционная адекватность также являются важными показателями структурной и функциональной адекватности политической системы.

Общественная система реализуется в системе внутренних и внешних причинно-следственных связей. В целом политические процессы означают совокупность взаимодействий субъектов политики по проблемам становления, функционирования, развития политической системы и ее взаимоотношений с внешней и внутренней средой. Соответственно она имеет социально-пространственную обусловленность.

Социальная структура общества является важным детерминирующим фактором его социального качества. Социальная структура во многом определяет социальные функции общества. Формирование социальной структуры находится под воздействием множества социальных факторов, но одним из наиболее существенных факторов является воздействие политической системы на формирование социальной структуры общества. В этом случае социальное качество самой политической системы является во многом определяющим в отношении формирования социальной структуры общества.

Политическая деятельность является неотъемлемой частью общественной деятельности как часть является неотъемлемой частью целого. Соответственно деятельность общественной системы в целом носит социально-политический характер. «Именно содержание технологического компонента в процессе реализации политических проектов и стратегий правящего режима является основным маркером поставленных и реализуемых целей, тех планов и ценностных преференций, которые выявляются независимо от политической риторики властей»[31]. В процессе социально-политической деятельности реализуется социально-политическое развитие и трансформация общественной системы в форме социально-политического морфогенеза, а также ее сущностное содержание в форме социально-политического качества. В итоге характер воздействия политической системы общества на его социально-политическую деятельность является значимой доминантой общественного развития, а социально-политическая адекватность общественной системы является актуальным аспектом структурной и функциональной адекватности политической системы.

В итоге в качестве базовых факторов, обуславливающих адекватность политической системы можно выделить следующую совокупность показателей:

- социально-генетическая адекватность политической системы;

- правовая адекватность общественной системы;

- социально-динамическая адекватность политической системы;

- социально-пространственная адекватность политической системы;

- социально-структурная адекватность общества;

- социально-политическая адекватность общества.

Если обобщить показатели адекватности политической системы в более агрегированные индикаторы, то можно определить, что фундаментальными признаками структурной и функциональной адекватности политической системы являются политическая сущность, экономическая функциональность и степень развития гражданского общества. Каждая из последующих глав и посвящена анализу политической системы с точки зрения этих агрегированных индикаторов.

В первом параграфе второй главы «Консолидирование и использование мировоззренческих позиций в политическом процессе» анализируется влияние административно-монополистического капитала на мировоззренческое пространство с целью его монополизации, распространения в общественном сознании выгодных монополистическому капиталу мировоззренческих стандартов и легитимации своей власти. Слабость в России традиций правовой государственности и дефицит демократических традиций способствует монополизации культурного пространства[32]. Использование мировоззренческого пространства осуществляется по направлениям идеологического доминирования, морально оправдывающего господство монополий, контролирования и поддержки идейных и мировоззренческих течений, обеспечивающих моральную поддержку их господству, выталкивания из идеологического и мировоззренческого спектра в обществе иных идеологических и мировоззренческих течений. Идеология является важным инструментом контроля над политическими процессами в обществе. «Идеология есть мировосприятие, миропонимание общества или группы через призму собственных интересов»[33]. Основными инструментами монополизации мировоззренческого пространства стали PR-технологии и монополизация средств массовой информации. «Конкуренция программ подменяется конкуренцией PR-групп, специализирующихся на проведении выборов»[34]. Широко используемыми инструментами идеологического воздействия остаются манипуляция массовым сознанием и социальная мифология. Монополизация средств массовой информации обеспечивает монополизацию информационно-пропагандистского пространства в руках доминирующих монополий и олигополий и является мощным инструментом наступления на независимые идеологические и мировоззренческие институты. В итоге в обществе воспроизводится многофункциональная монополизация мировоззренческого пространства со стороны монополистического капитала, находящегося в слиянии с властными структурами.

Во втором параграфе второй главы «Социально-политический партогенез» исследуется структурирование партийно-политического пространства. Слияние монополистического капитала с государственной властью позволяет удерживать административно-экономическую монополизацию рыночных отношений. Потребность в сохранении этой монополизации побуждает административно-монополистический капитал прибегать к монополизации политического пространства. Ключевую роль в структурировании политического пространства играет партийная система. «Партийная система является субсистемой политической системы»[35]. Это обстоятельство создает особую заинтересованность монополистического капитала в монополизации политического пространства посредством создания подконтрольных ему партий. Такому созданию партий «сверху» так же способствует отсутствие развитой и устоявшейся культуры партийного строительства. Складывающиеся в России партии скорее следует рассматривать как «недоразвившиеся» варианты уже известных западных моделей, наделяя их больше архаичными, чем современными характеристиками[36]. «Неразвитость» политических партий России связана и с безусловным доминированием чиновничества в политической элите, которое не нуждается ни в каких партиях, поскольку и без того является политически организованным.

Российские партии являются продуктом социально-политической системы и отражают ее характеристики. Партии, сформировавшиеся «сверху» стали называть «партиями власти». Такой способ их формирования «сверху вниз» обуславливает их корпоративно-административное происхождение, в результате чего такие партии выполняют «не столько партийные функции, сколько функции электорального контроля и выстраивания межпартийных отношений в интересах власти»[37]. С этой точки зрения формирующаяся партийная система носит несколько искусственный или, как еще называют, суррогатный характер. Современные российские партии имеют яркие черты уже не идеологических, а постмодерновых политических образований[38]. Результатом такого партогенеза стало развитие партийной системы, которая в значительной степени способствует процессам монополизации политического пространства со стороны административно-монополистического капитала.

В третьем параграфе второй главы «Феномен политической ренты в условиях российского политического процесса» рассматривается взаимодействие бизнеса и власти в сложившейся социально-политической среде. Существенной чертой социально-политических отношений в современной России является многоступенчатая правовая интерпретация в правоприменительной практике. Применение разрешительного принципа хозяйственной деятельности в такой правовой конфигурации позволяет органам исполнительной власти осуществлять собственную интерпретацию законодательных норм, что ставит субъекты хозяйственной деятельности в положение, зависимое от органов разрешительной системы. В условиях такой схемы администрирования, а так же с учетом того, что поставщики производственных ресурсов таких как электроэнергия, газ, вода, тепло являются территориальными монополиями, фактически наделенными административными правами, субъекты хозяйственной деятельности оказываются в административной и монопольной зависимости по вопросам оборота земельных ресурсов, объектов недвижимости и снабжения производственными ресурсами, а так же по вопросам лицензирования, сертификации, квотирования и т.д. В результате в отношении бизнеса зачастую реализуется практика административно-властных отношений, игнорирующих рыночные законы, а антимонопольное законодательство реализуется больше в декларативной форме, нежели по содержанию реальных отношений между монополистами-поставщиками ресурсов и их потребителями.

Многоступенчатая схема правоприменительной практики в системе разрешительных отношений объективно позволяет органам исполнительной власти осуществлять разную интерпретацию применения норм права для разных субъектов хозяйственной деятельности в одних и тех же случаях. Тем самым, субъекты хозяйствования зачастую оказываются в разных условиях хозяйственной деятельности применительно к одной и той же ситуации. Фактически это означает функциональную способность власти влиять на эффективность хозяйственной деятельности административно-властными методами. Возникает феномен властной или политической ренты, которая составляет разницу между наихудшими и наилучшими условиями хозяйственной деятельности для бизнеса. Объективный характер этого феномена в условиях сложившейся социально-политической конфигурации обуславливает широкое распространение извлечения ренты властными органами и административно-монопольными структурами в различных формах. В одних случаях это монопольно завышенные цены на оказываемые услуги. В других случаях это принудительные платежи или обязанности, налагаемые на субъектов хозяйственной деятельности под различными предлогами. В третьем случае это «теневое» извлечение ренты. В президентском Послании Федеральному Собранию 2003 г. подчеркивалось: «Государственный аппарат малоэффективен, российская бюрократия оказалась плохо подготовленной к выработке и реализации решений, адекватных современным потребностям страны. И наоборот, она неплохо приспособилась извлекать так называемую «административную ренту» из своего положения»[39].

Извлечение политической ренты в условиях значительной криминализации и «теневизации» отношений приобрело широко распространенный и постоянно возобновляемый характер. «Происходит формирование института бюрократического теневого управления. Рыночные интересы госчиновников сливаются с интересами криминальных групп, сделки между ними приобретают характер постоянного экономического сотрудничества и институционального оформления. Любые политические и юридические препятствия коммерциализируются, становятся товаром, включаются в рыночный оборот»[40]. Гипертрофированное развитие теневых отношений является благоприятным катализатором для слияния бизнеса и власти и извлечения политической ренты в метаморфозе бизнес-власть-бизнес. В Послании Президента РФ В.В.Путина, направленном Федеральному Собранию Российской Федерации в 2002 г., отмечено, что «наряду с «теневой экономикой» у нас уже формируется своего рода «теневая юстиция»[41]. «Если существует (если не сказать – превалирует) теневая экономика, если такое значение приобрело теневое право, то есть все основания полагать, что существует также весьма масштабная и влиятельная теневая политика»[42]. В результате политическая рента в современной России превратилась в функциональный способ административно-монополистического распределения и перераспределения социальных и материальных ресурсов общества в пользу монополистического капитала, находящегося в слиянии с государственной властью. А современная политическая система в значительной степени реализует свою адекватность в пользу функционирования и воспроизводства монопольно-олигархических групп и административно-монополистического капитала в целом.

В третьей главе «Экономический фактор адекватности российской политической системы» анализируется экономическая функциональность российского общества с точки зрения социально-генетического происхождения бизнеса и власти, влияния бизнеса на власть и власти на бизнес.

В первом параграфе третьей главы «Формирование политического генотипа бизнеса и власти» исследуется процесс формирования бизнеса и власти с началом перестройки в Советском Союзе и либеральных реформ в России. Политическая организация во многом определяется историческими и социальными корнями. В этом контексте социально-политическое происхождение социальных групп, осуществивших вхождение во власть, является ключевым фактором аналитической оценки политической сущности общественной системы.

Формирование современного российского общества сложилось под воздействием социально-политических процессов с конца 80-х – начала 90-х годов. Российский бизнес возник в результате реформ в Советском Союзе по либерализации экономики и приватизации в российской федерации. Внедрение различных форм хозяйственного расчета на государственных предприятиях и легализация кооперативного движения происходили «сверху» под контролем административных органов и руководителей государственных предприятий, что привело изначально к превалированию административных методов в хозяйственном управлении и игнорированию свободных рыночных отношений. В результате бизнес оказался жестко зависимым от власти. В такой конфигурации извлечение доходов в бизнесе стало предметом совместной деятельности бизнеса и властных структур. На этой волне произошло взаимопроникновение и слияние бизнеса и власти. Отсутствие адекватного правового регулирования предпринимательской деятельности привело к гипертрофированному развитию неформальных и «теневых» отношений. Объективная потребность во внеправовом регулировании общественных отношений обусловила вовлечение криминала в качестве внеправового регулятора отношений и активного участника экономического и социально-политического процесса. Бизнес, власть и криминал образовали новый социально-политический тандем. Произошла эволюция теневого вовлечения в кооперативное движение директорского корпуса и чиновничьего аппарата страны. Рыночная экономика в таких условиях стала источником коррупции[43]. К началу рыночной реформы 90-х гг. в России была развита как теневая деятельность, так и экономическая преступность. Известно, что плановая экономика в действительности управлялась не столько планом, сколько административным торгом, механизмом согласований. Немалая часть хозяйственников становилась на путь теневых сделок, чтобы обеспечить нормальную работу предприятий.

Потребности развития бизнеса в условиях его гипертрофированной зависимости от власти побудили его к вхождению во власть. В 1990 году произошла фактическая легализация частного бизнеса. Дальнейшее развитие бизнеса привело к приватизации государственной собственности, которая получила развитие с 1993 года. Социально-политический тандем бизнеса, власти и криминала позволил провести приватизацию государственной собственности именно в пользу этих социальных акторов. По мере проведения приватизации на месте бывших государственных предприятий, которые в соответствии с законами плановой экономики создавались как территориальные монополисты, стали возникать частные монополии. Приватизация базовых отраслей промышленности, экономикообразующих предприятий и банковского сектора привела к образованию олигополий. В России был создан монопольно олигархический капитализм властно-криминального происхождения. «Можно выделить четыре группы социальных акторов, которые своей деятельностью определяют формирование, развитие и функционирование существующих институтов в современной России: во-первых, госчиновники; во-вторых, экономическая субэлита, которая выступает за развитие рынка; в-третьих, интегрированные бизнес-группы, которые мотивированы на ослабление рынка; и, в-четвертых, криминальный мир. Все эти группы зависят от рынка административных прав»[44].

Слияние бизнеса и власти привело к тому, что бизнес стал выразителем экономических интересов власти, а власть – выразителем политических интересов бизнеса. Административные методы защиты интересов монополистического капитала стали важным фактором их конкурентоспособности. С этой точки зрения бизнес от власти стал неотделимым, а капитализм в России приобрел административно-монополистические черты. Результатом социально-экономического реформирования общества стало образование административно-экономических монополий, основанных на слиянии с государственной властью посредством гипертрофированного развития теневых отношений, которые стали базовыми элементами социально-политической организации российского общества.

Во втором параграфе третьей главы «Влияние долговременных инвестиционных интересов на характер политической системы» анализируется реализация долговременных общественных интересов и социально-динамическая адекватность политической системы. Долговременные общественные интересы ориентируют социальный субъект на реализацию долговременной перспективы общества, непрерывный социальный процесс. Будущее, как наступающее настоящее, определяет социально-политическую динамику и эффективность развития социального субъекта, обуславливая приоритетный характер долговременных интересов. Развитие социально-политической системы в значительной степени определяется развитием в обществе материального производства. В этом смысле она зависит от того, насколько успешно будет развиваться экономика. Адекватной средой социально-политического развития общества является благоприятный инвестиционный климат, который определяется мотивацией хозяйствующего субъекта к инвестиционной деятельности. Наличием развитых и доступных рынков инвестиционных ресурсов, профессионального образования, интеллектуальной собственности, строительных услуг, рынков недвижимости и средств производства.

Мотивация к инвестиционной деятельности определяется как уровнем развития свободных рыночных отношений, так и наличием инвестиционных рисков в экономике. Вместе с тем, степень монополизации экономики и бюрократизации управления хозяйственной деятельностью остается значительной. Регулирование экономики превышает допустимые пределы, ведет к снижению экономического роста, неблагоприятному положению с инвестициями, высокому уровню безработицы, кризисному положению в области финансов и широкому распространению иждивенческих настроений среди населения, падению активности капитала[45]. В значительной степени внерыночная ориентация рынка профессионального образования препятствует эффективному развитию рынка квалифицированного труда. Слабая правовая защищенность рынка интеллектуальной собственности тормозит развитие инновационного компонента. Значительная степень бюрократизации строительных процедур и рынка недвижимости гипертрофирует инвестиционный цикл, значительно увеличивая инвестиционные риски. В результате инвестиционная деятельность оказывается доступной в основном для монополистических образований, так как условия инвестирования реализуют некий функциональный фильтр, который в системе разрешительных процедур осуществляет социальный отбор потенциальных инвесторов в зависимости от их способности к оплате политической ренты и слиянию с органами государственной власти и монополиями, контролирующими данный сегмент рынка инвестиций.

В такой конфигурации основным субъектом инвестиционной деятельности является монополистический капитал, целью которого является извлечение сверхприбыли, то есть перераспределение доходов, созданных в обществе, в свою пользу. Происходит монополизация инвестиционного процесса и воспрепятствование развитию конкурентной среды на рынке инвестиций. Хозяйственная конкуренция на рынке инвестиций реализуется на уровне социально-политического слияния бизнеса с властью и интеграции субъектов инвестиционной деятельности в эти структуры, то есть по социально-политическому, а не по экономическому признаку, что в значительной степени обуславливает внеэкономическую природу инвестиций в России.

Монополизация инвестиционного процесса усиливает позиции монополий в экономике страны и ограничивает возможности для развития малого и среднего бизнеса. Эта тенденция все в большей степени ограничивает экономическую свободу и препятствует развитию свободных рыночных отношений, вызывает социальную однобокость инвестиционного процесса. В результате в экономике страны происходит усиление позиций административно-монополистического капитала, который, в свою очередь, увеличивает давление на политические институты, лоббируя свои интересы. Усиление экономических позиций монополистического капитала неизбежно усиливает его позиции в политической сфере, которая реализует свою социально-динамическую адекватность в значительной степени в пользу монопольных групп.

В третьем параграфе третьей главы «Социально-политическая детерминация движения капиталов» рассматривается социально-пространственная адекватность политической системы, ее влияние на региональное и отраслевое распределение капитала. Рыночная и инвестиционная адекватность России на региональном уровне еще сильно зависит от унаследованного от Советского Союза регионального экономического потенциала.

Более развитые в экономическом отношении регионы реализуют большую экономическую самодостаточность и рыночную и инвестиционную адекватность. Дотационные регионы не являются экономически самодостаточными, и их экономический потенциал реализуется в значительной степени внерыночными методами. Приватизация государственной собственности лишь усилила неравномерность экономического развития. Так, например, в городе Москве на момент приватизации национальной экономики оказалось 70% всех финансовых ресурсов Российской Федерации, территория которой занимает шестую часть поверхности суши земного шара. Неравномерность экономического развития и сосредоточение всех национальных богатств в нескольких привилегированных центрах симметрично вызывает неравномерность политического развития. Среда гражданского общества в России территориально фрагментарна. Она пока что существует лишь в некоторых крупных городах, в большинстве провинциальных городов (где не развито предпринимательство, малочисленна интеллигенция и т.д.) она менее развита. Движение капитала в отраслевом разрезе также имеет неравномерный характер. Монополистический капитал, в первую очередь, ориентируется на те отрасли, которые приносят сверхприбыль такие как добыча природных ресурсов, торговля, финансовый сектор и другие. Подавление свободы рыночной конкуренции в условиях монополизации национальной экономики подавляет механизмы внутренней экономической мотивации бизнеса, что препятствует технологической модернизации производства.

Монополизация хозяйственных отношений препятствует проникновению немонополистического капитала на российский рынок, в результате чего основными инвесторами российской экономики являются монополистические образования. Неравномерность регионального распределения капиталов провоцирует усиление неравномерности регионального развития. Неравномерность межотраслевого распределения капитала формирует усиление неравномерности социально-экономического развития отраслей. Высокий уровень инвестиционных рисков и неравномерность экономического развития обуславливают бегство капиталов за рубеж, с одной стороны, и приток капиталов в сегменты экономики, приносящие сверхприбыль, с другой стороны. Результатом социально-политической детерминации движения капиталов являются: усиление монополизации российской экономики, усиление слияния бизнеса с властью и внеэкономических методов реализации экономической деятельности, усиление неравномерности развития отраслей и регионов, ориентация бизнеса на реализацию текущих экономических интересов в ущерб долговременным интересам, развитие спекулятивного характера движения капитала, сырьевую специализацию России в международном разделении труда, технологическое отставание России в международном разделении труда. В итоге экономическая функциональность российской политической системы является в значительной степени адекватной развитию административно-экономической монополизации и ограничению свободных рыночных отношений.

В первом параграфе четвертой главы «Социально-структурный характер российского общества» политическая сущность российского общества анализируется с точки зрения его социальной структуры. Существенным фактором социально-политической организации общества является отсутствие самодостаточности социальных субъектов, детерминируемой снисходящим принципом организации общественного управления по остаточному принципу. С принятием Конституции РФ в 1993 г. местное самоуправление было провозглашено «сверху», тогда как почти одновременно были разрушены условия развития «снизу». Отсутствие самодостаточности первичных звеньев социальной организации привело к их вытеснению из социально-политического процесса и подчинению социальной иерархии клановым интересам. Произошла абсолютизация организационных мер в регулировании экономических, политических отношений и социальной сферы. Оформилось построение и функционирование управленческих команд по принципу личной преданности и клановой принадлежности. Возникло широкое использование идеологических мотивов в отношениях с населением, подчинение политики идеологическим задачам, которые сводятся к обработке общественного мнения в пользу административных лидеров, И как следствие, во многих регионах открыто создавался культ местного лидера. Гипертрофированная роль властного фактора в регулировании хозяйственных отношений провоцирует экономическую ценность политической власти и превращение политической деятельности в продолжение или разновидность экономической деятельности. Низкая экономическая адекватность российской политической системы обуславливает ее низкую социально-экономическую эффективность. Однако, наличие огромных природных и территориальных ресурсов позволяет российской элите преодолевать эту неэффективность.

В результате формальной открытости и функциональной закрытости российского общества образуется некий симбиоз, на базе которого возникает феномен «полуоткрытого» общества. Элементы закрытости в системе «полуоткрытого» общества провоцируют социально-пространственную замкнутость, которая является своеобразным социально-политическим фильтром, который защищает социально-политическое пространство, контролируемое административно-монополистическим капиталом, от проникновения на него чужеродных социально-политических субъектов.

Политическая и экономическая монополизация в конечном счете направлена на распределение и перераспределение в пользу административно-монополистического капитала материальных и социальных ресурсов, создаваемых в процессе общественного воспроизводства, что придает его деятельности социально-паразитический характер. Структурирование административно-монополистического капитала осуществляется по кланово-корпоративному принципу. В результате политический режим характеризуется корпоративным характером своего функционирования. Этот неокорпоративизм представляет собой систему «представительства интересов, в которой составляющие ее субъекты организованы в ограниченное число принудительных, монопольных, иерархических и функционально дифференцированных друг от друга категорий, признаваемых им указанную монополию в обмен на определенную степень контроля за подбором их лидеров, выработкой их требований и приверженностей»[46].

Клановое структурообразование социума предопределяет адекватный клановый механизм рекрутирования элиты. Кланово-корпоративное элитообразование, политическая и экономическая монополизация общества порождает многофункциональную зависимость общества и его социальной структуры от административно-монополистической элиты. Маргинализованная часть населения превращается в источник монопольно дешевого труда, необходимого для функционирования и воспроизводства административно-монополистического капитала. На этом фоне в качестве производительных сил общества формируются бизнес немонополистического происхождения и интеллектуальная элита, которые реализуют в обществе инновационную функцию. Эта функция необходима для придания общественной системе динамичности и адаптивности, в связи с чем производительные силы также необходимы для воспроизводства административно-монополистического капитала и находятся под его контролем.

В результате социальная структура современного российского общества представляет собой пирог социальных наслоений, вверху которого расположился кланово-корпоративно структурированный административно-монополистический капитал, внизу – маргинализованная часть населения в качестве монопольно дешевого источника труда и в середине – производительные силы в лице бизнеса немонополистического происхождения и интеллектуальной элиты. Сложившаяся социальная структура имеет ярко выраженную адекватность интересам монополистического капитала.

Во втором параграфе четвертой главы «Социально-политический морфогенез и уровень демократизма гражданского общества Российской Федерации» исследуется видоизменение политической системы страны и влияние этих изменений на состояние демократии и гражданского общества. Эволюция политического режима всегда направлена на проведение изменений в целях самосохранения элиты. «Элиты, действуя в соответствии со своим просвещенным эгоизмом, утверждают реформы для того, чтобы сохранить систему и свое место в ней»[47]. Приход к власти нового президента В.В.Путина, по выражению А.Ю.Зудина, «можно считать началом становления и укрепления моноцентрического режима, направленного на масштабные преобразования политической системы с целью усиления позиций центральной власти.

Усиление моноцентрических тенденций сопровождается усилением этатических позиций и укреплением вертикали власти. Последние годы трансформации политического режима в России свидетельствуют об усилении этатистских позиций в стране. По мнению Т.Е.Ворожейкиной, «российская политическая система в 2000-2003 гг. вернулась в привычное для нее состояние, когда власть монополизирована в руках одной политической силы, а компромисс в обществе между различными политическими группировками практически невозможен. В основе ее функционирования и устойчивости находится не баланс интересов различных групп общества, что является весомым атрибутом развития гражданского общества, а «властная вертикаль», подчиняющая все региональные элиты единому центру»[48]. Социально-политический морфогенез современного российского общества приобрел логически обусловленные контуры.

Усиление моноцентрических тенденций рассматривается некоторыми исследователями как проявление авторитарных тенденций в процессе эволюции политической системы. «Россия как никакая другая страна демонстрирует приверженность привычной для себя «сквозной» логике властвования, не отходя далеко от привычной для нее патерналистско-авторитарной модели»[49]. Так же реальна тенденция усиления зависимости гражданского общества от власти. В системе управления обществом сохраняющаяся вертикаль власти усложняет согласование групп интересов населения. Никем не ограниченная власть контролирует все политические институты, процесс эволюции гражданского общества. Административно-экономическая монополизация общества и усиление бюрократических тенденций государственного управления ограничивают развитие демократии и процессы созревания гражданского общества. В этой связи современная политическая система реализует достаточно низкую адекватность в отношении развития гражданского общества, но в значительной степени сохраняет свою адекватность по отношению к функционированию и воспроизводству административно-монополистического капитала.

В «Заключении» подводятся итоги диссертационного исследования и формулируются практические рекомендации.

[1] См.: Берталанфи Л. Общая теория систем – обзор проблем и результатов.// Системные исследования. Ежегодник. 1969. М., 1969, с. 20-54; Винер Н. Кибернетика – общество. М., 1958; Парсонс Т. О структуре социального действия. М., 2002, и др.

[2] См.: Афанасьев В.Г. Моделирование как метод исследования социальных систем.// Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник. 1982. М., 1982. с. 30; Брауберг И.В, Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. М., 1973. с. 61-65; Винер Н. Указ. соч-е. с. 31; Матвеев Р.Ф. Политический анализ. М., 1997. с. 23; Демидов А.И., Долгов В.М., Малько А.В. Политология. М., 2004. с. 156-157; Юдин Э.Г. Системный подход и принципы деятельности. Методологические проблемы современной науки. М., 1978. с. 249, и др.

[3] См.: Берталанфи Л. Общая теория систем – обзор проблем и результатов.// Системные исследования. Ежегодник. 1969. М., 1969.; Винер Н. Кибернетика и общество. М, 1985. с. 71, 107.; Исаев М.А., Чеканский А.Н., Шишкин В.Н. Политическая система стран Скандинавии и Финляндии. М., 2000. с. 35.; Карташев В.А. Система систем. Очерки общей теории и методологии. М, 1995. с. 28-31.; Луман Н. Понятие общества.// Проблемы теоретической социологии. СПб., 1994. с. 29,31.; Матвеев Р.Ф. Общая теория политических систем. М., 1997. с. 5-6.; Могилевский В.Д. Теория систем. М., 1999. с. 98-100; Каппельбаум Э.Л. Системный анализ как программа научных исследований – структура, ключевые понятия.// системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник. 1979. М., 1980. с. 61-63.; Парсонс Т. Система современных обществ. Пер. с англ. М., 1997. с. 18.; Эндрейн У.Ф. Сравнительный анализ политических систем. Пер. с англ. М., 2000. с. 19.

[4] Питерс В.Г. Политические институты: вчера и сегодня. Пер. с англ.// Политическая наука: новые направления. Под ред. Р.Гудина и Х.-Д.Клингеманна. М., 1999. с. 221.

[5] Истон Д. Категории системного анализа политики.// Анталогия мировой политической мысли. Т.2. М., 1997. С. 634.

[6] Алмонд Г., Пауэлл Дж., Стром К., Далтин Р. Сравнительная политология сегодня. Мировой обзор. М., 2002. С. 37-38.

[7] Мертон Р. Явные и латентные функции.// Американская социологическая мысль. Тексты. М., 1994. С. 396.

[8] См.: Покровский Н.Е. Одиннадцать заповедей функционализма Роберта Мертона.// Социс. 1992. № 2. С. 116; Глухова А.В. Менфред Хеттих и его теория политических процессов.// Вестник Воронежского госуниверситета. Серия: гуманитарные науки. 1996. № 1. С. 52-63.

[9] См.: Шверценберг Р.Ж. Политическая социология. С. 165-180.

[10] Каменская Г.В., Родионов А.Н. Политические системы современности. М., 1994. С. 10.

[11] Политическая энциклопедия. Под ред. Г.Ю.Селигина. Т.2. М., 1999. с. 357.

[12] См.: Мухаев Р.Т. Теория политики. М., 2005. С. 154-155.

[13] См.: Категории политической науки. Под ред. А.Ю.Мельвиля. М., 2002. С. 148.

[14] Эндрейн Ч.Ф. Сравнительный анализ политических систем, эффективность осуществления политического курса и социальные преобразования. Пер. с англ. М., 2000. С. 19.

[15] См.: Категории политической науки… С. 148.

[16] См.: Категории политической науки. М., 2002. С. 400-401.

[17] См.: Растоу Д.А. Переходы к демократии: попытка динамической модели.// Полис. 1996. № 5.

[18] См.: Ханингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. Пер. с англ. М., 2004. С. 109.

[19] См.: Ханингтон С. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века. Пер. с англ. М., 2003. С. 134-178.

[20] Хантингтон С. Указ. соч. С. 156.

[21] Там же. С. 165.

[22] Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. М., 1999. С. 62.

[23] Там же. С. 295-297.

[24] См.: Хенкин С.М. Три консенсуса на пути к демократии.// Полис. 1993. № 3. С. 189.

[25] См.: Шмиттер Ф. Угрозы – дилеммы демократии.// Век ХХ и мир. 1994. № 7-8. С. 140.

[26] См.: Шнайдер Э. Политическая система Российской Федерации. Пер. с нем. М., 2002.

[27] Там же. С. 14-15.

[28] См.: Гельман В.Я. Постсоветские политические трансформации. Наброски и теории.// Полис. 2001. № 1. С. 20-21.

[29] Хейвуд Э. Политология. М., 2005. С. 38-39.

[30] См.: Дегтярев А.А. Основы политической теории. М., 1998. С. 84-87; Матвеев Р.Ф. Аналитическая и теоретическая политология. М., 2001; Матвеев Р.Ф. Аналитическая политология. Саратов, 2002; Сморгунов Л.В. Современная сравнительная политология. М., 2002. С. 185.

[31] Соловьев А.И. Механизмы и технологии развития политической системы современного российского общества.// Политические системы современной России и послевоенной Германии. Под ред. Я.А.Пляйса, В.М.Долгова, А.В.Кулинченко. Волгоград, 2005. С. 42.

[32] См.: Pfeiler W. Histrorische Rahmenbedingungen der russischen politischen Kultur // Russland auf dem Weg zur Demokratie? Paderborn, 1993.

[33] Гетц Г. Изучение ментальности: Взгляд из Германии.// Споры о главном: Дискуссия о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов». М., 1993. С. 58.

[34] Полунина Г.В. Партийная система: критерии идентификации.// Партии и партийные системы в современной России и послевоенной Германии/ М.-Ростов н/Д., 2004. С. 61.

[35] Бубе, Маттес. Роль партий в формировании политической системы Федеративной Републики Германия.// Политические системы современной России и послевоенной Германии: Сборник материалов российско-германского «круглого стола». Волгоград, 2005. С. 145.

[36] См. Голосов Г.В. Партийные системы России и стран Восточной Европы. М., 1999; Ольшанский Д.В. Массовые настроения в политике. М., 1995; Kautz S. Liberalism and Community. Ithaca, L. Cornell univ. Press, 1995; Lenz J., Stephan A. Problems of Democratic Transition and Consolidation. Baltimore, L., 1996.

[37] Соловьев А.И. Традиции и инновации российского партогенеза: современные практики.// Партии и партийные системы в современной России и послевоенной Германии/ М.-Ростов н/Д., 2004. С. 156.

[38] См.: Пшизова С.Н. Демократия и политический рынок в сравнительной перспективе.// Полис. 2000. № 2; Lawson K., Merkl P.H. When Parties Fail: Emerging Alternative Organizations. Princeton Univ. Press, 1988.

[39]См.: Российская газета. 2003. 17 мая.

[40] Андронова И.В. Политические и социокультурные условия становления гражданского общества в современной России. Дис… док. полит. наук. Саратов, 2004. С. 95.

[41] Российская газета. 2002, 4 апреля.

[42] Пляйс Я.А. Теневая власть в современной России в исследованиях отечественных ученых-политологов.// Психология политической власти. Научные доклады. Саратов, 2004. С. 156.

[43] См.: Майданик Н. Коррупция, криминализация, клептократия // Свободная мысль. 1997. № 1. С. 73.

[44] Ситнова И.В. Институциональные изменения в России.// Проблемы политической трансформации и модернизации в России. Под ред. А.Ю.Мельвиля. М., 2001. С. 147.

[45] См.: Блэр Т., Шредер Г. Европа: Третий путь – Новая середина.// Социал-демократы перед лицом глобальных проблем. М.., 2000; Бранд В. Демократический социализм. Статьи и речи. М., 1992; Ederner P., Schultler P. Geschaftsbericht Deutschland AG. Stuttgart. 1999. S. 262; Frankfurter Allgemeine Zeitung. 11 Marz 2000.

[46] Шмиттер Ф. Неокорпоративизм. // Полис, 1997. № 2.

[47] Дай Т., Зиглер Л. Демократия для элиты: Введение в американскую политику. М., 1984. С.37.

[48] Ворожейкина Т.Е. Государство и общество в России: исчерпание государствоцентричной матрицы развития.// Полис. 2002. № 4. С. 61.

[49] Соловьев А.И. Механизмы и технологии развития политической системы современного российского общества.// Политические системы современной России и послевоенной Германии: Сборник материалов российско-германского «круглого стола». Волгоград, 2005. С. 40-41.